Надежда Волгина - Заземелье [СИ]

Что-то коснулось моих рук и ног. Только почувствовав легкость в конечностях, я поняла, что оковы с меня сняли.

— Пойдем, — услышала я голос Савелия, а потом и увидела его самого. Сейчас он смотрел на меня с жалостью. А еще он показался мне очень расстроенным и потерянным, словно не ожидал подобной жестокости от совета. Хоть я даже примерно не знала, в чем будет заключаться наказание, но чувствовала, что мне предстоит пройти через что-то ужасное.

— Все так плохо, да? — еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос, спросила я.

— Да, — угрюмо кивнул Савелий. — Хуже, чем я предполагал. Пойдем, — повторил он, — путь нам предстоит неблизкий.

Он взял меня за руку, и так у него это получилось нежно, словно боялся раздавить тонкое запястье. Наверное, Савелий решил быть ласковым напоследок, с иронией подумалось мне. Повстречай я его в другом мире, в нормальных условиях, возможно, он показался бы мне даже симпатичным. По крайней мере, он единственный в этом зале смотрел на меня, как на человека, а не на препарируемую для опытов лягушку. Филипп первым покинул зал. Больше всего в тот момент он напоминал побитую собаку. Разве что хвост не поджал по причине его отсутствия. Испугался что ли?.. Где-то на задворках памяти плеснулось чувство, что еще совсем недавно испытывала к этому чернокудрому красавцу. Возможно, он тоже питал ко мне что-то теплое, но где-то очень глубоко в душе. Кто знает, может быть сейчас он жестоко корит себя, что не сумел, вернее, не посмел, спасти меня. Но скорее всего, все это игра моего воображения, сожаление о поруганной любви. В любом случае, Филипп остался в прошлом. И пусть будущего у меня практически нет, но и о пройденном я думать больше не буду. В эту минуту я отчетливо поняла, что здесь не осталось никого и ничего. Если мне предстоит умереть, то буду вспоминать Виталю и мечтать о воссоединении с ним.

Мы с Савелием покинули зал, и начался наш путь по бесконечным темным коридорам. На лифте мы спускались вниз, на какой-то уровень, а потом долго шли по коридорам, петляя из стороны в сторону. Затем снова лифт и коридоры, коридоры… Савелий уверенно сворачивал в разные стороны, а мне казалось, что подобный путь запомнить невозможно.

После очередного спуска, когда мне казалось, что мы уже достигли центра земли, Савелий резко остановился. Чем ниже мы спускались, тем темнее становились коридоры. И сейчас я почти ничего не могла различить. Одно поняла, что нахожусь не в коридоре, а в душном тесном помещении с низким потолком.

— Пришли, — впервые после зала заседаний совета заговорил Савелий.

— И что ты собираешься делать?

Я даже не увидела, а поняла по мимолетному блеску его глаз, что Савелий посмотрел на меня.

— Спустить тебя в яму, — слишком равнодушно прозвучал его голос.

— И где?.. Где она?! — практически прокричала я. Голос мой мгновенно поглотили стены подземелья. Здесь было так сыро, что меня начинала бить крупная дрожь.

— Под нами.

Савелий наклонился и что-то потянул на себя. Мои глаза уже немного привыкли к темноте, и теперь я рассмотрела крышку люка в земляном полу с большим металлическим кольцом, за которое и ухватился Савелий.

Когда он откинул люк, я увидела черные влажные ступени лестницы, ведущей вниз.

— Следуй за мной, — велел Савелий. — И без глупостей.

На что он намекает? Что нарушает устав? Что положено первой пустить меня, а он должен замыкать шествие, как настоящий стражник. И он пошел на уступки, прокладывая путь вниз. Ну что ж, и на том спасибо. Лишний раз убедилась, что в этом угрюмом стражнике гораздо больше человеческого, чем во всех его красивых собратьях. Почему-то снова в памяти всплыл образ Филиппа. Чем он сейчас занят? Убивается от горя или милуется с Розой. Не сдержала дрожь отвращения от невольных воспоминаний.

Мне казалось, что лестница бесконечная. Несколько раз я поскальзывалась, и тогда Савелий придерживал меня, пока не восстанавливалось равновесие. А потом возобновлялся спуск. Удушливо пахло плесенью и почему-то мышами, хоть я и понимала, что грызуны на такой глубине водиться не могут. Скорее всего, здесь царила вековая затхлость. Когда последний раз хоть кто-то спускался сюда? И как Савелий хоть что-то умудряется разглядеть? Я уже практически ослепла от темноты.

Наконец мы достигли дна, во всех смыслах этого слова. Для меня это было дном всей моей непутевой жизни, а для него — окончанием длинного и навязанного чужой волей пути. Что-то громко щелкнуло, и в следующий момент я ослепла от яркого света. Прошло несколько секунд, в течении которых Савелий меня не трогал, прежде чем я смогла открыть глаза. Мы находились в залитой светом черной комнате с напоминающей по форме саркофаг капсулой посередине. Оказывается, все то время, что я привыкала к свету, Савелий подсоединял какие-то провода к капсуле и включал многообразные приборы. Некоторые светились голубыми экранами, на других появлялись какие-то диаграммы. Их было тут такое количество, какого я не встречала даже в кабинете Алесея.

— Что со мной будет?

Я понимала, что пытаюсь ухватиться за соломинку, чтобы не поддаться паническому страху. Готова была говорить без умолку, лишь бы он ничего со мной не делал, не заставлял лезть в капсулу, которая именно для этого и предназначалась, как я догадывалась. Но Савелий молчал, продолжая активизировать приборы, лишь бросал на меня мимолетные взгляды. Что выражали в данный момент его глаза, я так и не смогла рассмотреть.

Наконец, зажужжало, загорелось табло и загудело, казалось, все в этой комнате. Савелий откинул крышку саркофага и повернулся ко мне.

— Тебе нужно забраться в него, — ровным, ничего не выражающим голосом проговорил он, глядя словно мимо меня своими прозрачными глазами.

— А если я этого не стану делать?

— Тогда я тебя силой туда помещу, — еще более равнодушно предостерег он.

Я снова заплакала. Не для того, чтобы разжалобить его, а потому что трусила ужасно. Не смерти я боялась, а пути к ней. Наверное, я даже призывала коварную старуху с косой, но кто решил, что я должна мучиться перед тем как испустить последний вздох? Кто решил, что я должна испить чашу унижений до дна?

Савелий подошел ко мне вплотную и положил руки мне на плечи:

— Забирайся внутрь, — велел он.

В его голосе не слышалось ни грубости, ни угрозы. В нем не было ничего, что я так хотела распознать. Бороться больше нет смысла. Я проиграла. Все, что могу сейчас сделать, достойно с ним расстаться. Не могу не плакать, слезы сами наполняют глаза и скатываются вниз, но больше он не услышит от меня ни единого слова. Он такой же враг, как все они. И пощады я больше просить не стану.

Я даже почувствовала, как невольно выпрямилась моя спина, и в ногах появилась твердость. На Савелия я больше не смотрела. Молча прошла к капсуле и забралась внутрь Еле сдержала дрожь от соприкосновения с холодной металлической поверхностью. Закрыла глаза, чтобы больше ничего не видеть. Жаль так же не могла отключить слух, который улавливал лязг металла, когда Савелий защелкивал все замки.