Надежда Волгина - Заиндевевший

К тому моменту Лее уже было так плохо, что даже на сопротивление не осталось сил. Кроме того, похоже, из них двоих именно он волнует ее, а не наоборот. Значит, ничего с его стороны ей не угрожает. Да и какая разница, в каком виде она предстанет перед ним, если совсем скоро они расстанутся навсегда. И неважно, получится ли у нее сбежать, или он продаст ее в рабство, результат один.

Лея безропотно позволила себя раздеть. Все время, пока он протирал ее тело спиртом, она лежала с закрытыми глазами, страдая от ядовитых испарений и съеживаясь от холода.

Смазав все синяки на ее теле волшебной мазью Ханы, Асмунд помог ей забраться под одеяло, укрыл до подбородка и занялся ранами на лице.

— Здорово он тебя разукрасил, — съязвил Асмунд, промывая раны на лице. Лея лишь скривилась от боли, стараясь не обращать внимания на его слова и тон. Хочет, пусть развлекается. Ей же достаточно уже того, что наконец-то согревается в спиртовых парах. Да и запах противный испарился.

— А ты вообще на что рассчитывала? — вдруг поинтересовался Асмунд. Он даже прекратил на время играть роль санитарки, пытливо уставившись ей в глаза. — Думала, что они проникнутся твоей благородностью, окружат тебя заботой и будут чинно ждать твоего муженька?

Его тон был настолько противнее смысла слов, что Лея не сдержалась:

— Ты можешь сколько угодно ненавидеть меня и жизнь, которую я веду. Но кто дал тебе право безостановочно меня оскорблять? — на глазах выступили злые слезы. Она заметила, как лишь на миг лицо Асмунда сменило выражение, на нем проступило удивление с малюсенькой примесью уважения. Но моментально прежняя упрямая и грубая маска заняла свое место.

— Это гораздо сильнее ненависти, — произнес он и с такой силой припечатал смоченный лоскут к свежей ране на губе, что Лея невольно вскрикнула. — Прости, — спохватился Асмунд, отдергивая руку. — В любом случае, больно я тебе не сделаю.

А ей было так больно, как никогда в жизни. И не физически, нет. Разбитая губа — ерунда, по сравнению с тяжестью, которая переполняла сердце, делая его пудовым, тянущим вниз. В этот момент Лее казалось, что пропасть между ней и Асмундом все увеличивается.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — решила она сменить неприятную тему. — Почему думаешь, что те не бросятся за нами в погоню?

— Потому что нюхнули стирающего память порошка Ханы, — хохотнул он. — Порошок просто ужасен — он стирает не только недавние воспоминания, а вообще. Понимаешь? Они даже не будут помнить, кто есть, — Асмунд рассмеялся, но даже это получилось у него зловеще, так что Лея невольно поежилась. — Но эти свиньи заслужили подобной участи. Это настоящие отморозки. Таких полно в лесах. Они кучкуются по несколько человек и промышляют убийствами и грабежами. Ты хоть понимаешь, какая участь тебя ожидала?

Асмунд смотрел на нее, а у Леи волосы на голове начинали шевелиться от подступающего ужаса.

— Они бы не отдали меня мужу? — прошептала она.

— Они бы убили тебя раньше, — жестко произнес Асмунд. — Но сначала поиздевались бы как следует. Муженька твоего они бы тоже прикончили, обчистив до нитки. Но ему такая участь подходит, — совсем тихо добавил.

— Никому нельзя желать такой участи, — отвернулась Лея к стене, лишь бы не видеть жестокости, проступившей на его лице. — Да и он сам за мной не поедет, — подумала про себя.

— А измываться над людьми можно? — громко спросил Асмунд, нависая над ней и прижимая ее плечи к кровати своими огромными ручищами. — Ты хоть знаешь, насколько бесправны рабы? В имении твоего муженька, к примеру?..

— Я там почти не жила, — Лея продолжала упрямо пялиться в стену, чувствуя его прожигающий взгляд на себе и улавливая горячее дыхание на своей щеке. — В имении моего отца к рабам относились хорошо.

— Неужто?.. А разве не твой папаша, достойный Орм, замучил до смерти рабыню и раба лишь за то, что они посмели полюбить друг друга? — слово «достойный» он произнес с таким презрением, что Лея испугалась, как бы он ее не ударил, и на всякий случай попыталась отодвинуться. Но куда там! Руки Асмунда держали ее крепко, как стальные тиски. — Что молчишь?

Что она могла ответить? Лея старалась не вспоминать события давно минувших дней, свидетелем которых она невольно стала. Сейчас же память услужливо подкинула картинку.

— Господин, пощадите его! — рыдала девушка, цепляясь за полы отцовского сюртука.

— Поди прочь, потаскуха, — пнул он ее грубо жестоко, так что девушка отлетела к стене и ударилась головой, потеряв сознание.

Лея все это видела сквозь щель в двери. Ее привлекли крики отца и чьи-то мольбы. Матери в это время дома не было, она гостила у сестры, и защитить бедняжку было некому. Лее едва исполнилось семь лет, и отец ее вообще не замечал в то время, словно у него из детей был только сын.

Дверь на противоположной стене распахнулась, и двое слуг втолкнули в комнату мускулистого парня. Лея не помнила, как его зовут, отец вообще запрещал детям общаться с рабами, за исключением Вивы и поварихи. Этот парень был у них недавно и, кажется, работал в конюшне.

Парень хотел бросится к распростертому на полу телу девушки, но был остановлен увесистым кулаком отца, врезавшимся в его челюсть. Из губы брызнула кровь, которую парень утер рукавом рубахи, исподлобья глядя на отца.

— Хорошо покувыркались? — притворно мягко спросил отец.

— Мы хотели просить у вас разрешения на брак…

— Здесь я решаю, кто и с кем будет сочетаться священным союзом! — заорал отец. Лея заткнула уши. Она всегда боялась, когда кричал отец. Казалось, что за этим обязательно последует какая-нибудь катастрофа. — Привяжите его к позорному столбу и всыпьте сто ударов плетью! — велел он тем двоим, что держали парня под руки.

— Может не выдержать… — рискнул возразить один.

— Он-то? — зло осклабился отец. — Да он и двести выдержит, бугай этот.

Когда парня увели, и девушка очнулась, отец приказал и ее наказать пятьюдесятью ударами плети. Самого наказания Лея не видела. В тот день ее заперли в чулане, чтобы она даже из окна не смогла наблюдать за избиением. Но потом она слушала разговор кухарки с другой рабыней. Оказывается, у той девушки было больное сердце, и наказания она не выдержала — скончалась под плетью. Парня того Лея больше не видела. Но позже узнала, что он покончил с собой, сбросившись с обрыва.

Именно эти воспоминания, которые сейчас настойчиво лезли на поверхность и жгли глаза слезами сострадания, Лея все последующие годы прятала глубоко в себе.

Асмунд повернул к себе ее лицо.

— Поняла теперь, что твой отец ничем не лучше остальных? — жестко спросил он, вглядываясь в ее глаза. — Все вы одинаковы, — отрезал он, вставая и отходя от кровати.