Надежда Волгина - Заиндевевший

— Знаешь, я даже рада, что боги не дали мне детей, — вновь заговорила Хана. — К сожалению, единственный, от кого мне хотелось бы их иметь, это ты. Но я бы не желала своим детям такого отца — не способного подарить им любовь и понимание.

— Ты несправедлива…

— Еще как справедлива, и ты сам понимаешь это. И сейчас я поняла одну простую вещь, что много лет назад сделала неправильный выбор. Еще тогда я должна была отказаться от тебя, тогда, возможно, и у дочери твоей все сложилось бы иначе. А сейчас я не знаю, сможет ли она когда-нибудь обрести счастье.

— О каком счастье ты говоришь?! — воскликнул Орм. — Она стала женой благородного и очень богатого человека. Ей не страшна нужда… В конце концов, я лишь выполнил веление духа Уны.

— Почему же ты второй раз не ослушался ее? — усмехнулась Хана. — Не потому ли, что не тебя лично касалась ее воля? Да и тебе, прежде всего, этот брак принес выгоду, — устало вздохнула она. — Но что говорить об этом теперь, когда дело сделано? Знаешь ли ты, что твоя дочь любит Асмунда?

— Этого безродного бродягу? — закричал Орм, вскакивая с лавки. Правда, очень быстро успокоился и с улыбкой произнес: — Тогда я даже рад, что она потеряла память. Любовь ее бестолковая забыта, как и все остальное.

— И это еще не все. Знаешь ли ты, что Лея носит ребенка Асмунда под сердцем?

— Что?! — Орм побледнел. Хана даже испугалась, что его хватит удар. — Но это же позор!..

— Не позорнее, чем то, что сделал ты в свое время, — отмахнулась Хана. — Слушай меня внимательно, Орм — аристократ по происхождению и раб по поступкам. Завтра же ты пойдешь к губернатору с прошением перевести Асмунда из темницы духов в госпиталь для душевно больных. Как ты будешь убеждать его, решай сам, но результата добьешься так или иначе. Я не прошу тебя, а заклинаю!..

В этот момент Хана выглядела страшно: глаза ее сверкали огненной чернотой, того и гляди посыплются искры, руки были вытянуты в сторону Орма. Она обводила его ими и что-то шептала. Из ладоней ее струился белый свет, пока она не сказала:

— Исполни! — раздался громкий хлопок и свет исчез.

Орм стряхнул оцепенение, в котором находился все время, что длилось колдовство.

— Иди, дорогой, — проворковала Хана, целуя его в губы. — Сделай то, что должен сделать. Увидимся завтра, на этом же месте, — улыбнулась она, и в глазах ее промелькнули золотые искры.

Жизнь Леи в доме мужа протекала тихо и спокойно. Зима, по разговорам, выдалась особо суровая. Почти каждый день разыгрывались метели. Лея слышала, как свистит ледяной ветер за окном. Народ жаловался, что он вымораживает землю, что об урожае в этом году можно даже не мечтать. Опасались голодовки… А ей такая погода очень даже нравилась. Частенько она сидела у окна и прислушивалась к завываниям непогоды. В такие моменты особенно хорошо думалось. И было, о чем.

Любимым занятием Леи стало прислушиваться к растущей внутри нее жизни. Пару дней назад она почувствовала первое слабое шевеление. Только тогда осознала, что она уже не одна, что обязана подарить жизнь этому пока еще крохотному существу. Жаль, полюбить его она никогда не сможет. Эту способность у нее отняли навсегда.

С семейством, в котором обитала, у Леи сложились ровные отношения. После одного случая Кнуд ее всячески избегал. Это произошло в первые дни, после возвращения Леи. Тогда он решил заявить на нее права, как на свою жену. В сильном подпитии он ввалился в ее комнату поздно вечером, когда она уже готовилась отойти ко сну.

— Я требую исполнения супружеских обязанностей, — заявил он с порога.

Дорта в этот момент расчесывала Лее волосы, так даже выронила гребень от испуга и метнулась из покоев.

— Требуешь? — усмехнулась Лея. — А по-другому никак?

— Имею право, — пьяно икнул Кнуд.

Об этой стороне супружеских отношений Лея ничего не помнила из прошлой жизни. Если порой что-то приходило из забытых воспоминаний в виде ощущений, и она точно знала, что с ней это случалось раньше, то тут душа ее молчала. Но значение выражения «супружеский долг» ей было известно. Об этом позаботилась мать. Лишь однажды Трюд заговорила с ней на эту тему, незадолго до того, как семейство Кнуда забрало ее из отчего дома. Тогда мать пыталась внушить ей мысль, что следует быть послушной и всегда соглашаться на близость с мужем, когда бы он этого не хотел. Что порой им, женщинам, требуется переступить через свое нежелание, пойти на уступки. Еще тогда Лея слушала ее и понимала, что не сможет сделать этого, что помимо послушания должно присутствовать что-то еще, чего она начисто была лишена.

Когда Кнуд подошел к ней и припал к шее влажными губами, обдавая насыщенным парами алкоголя дыханием, такая волна отвращения поднялась в Лее, что захлестнула все разумные мысли. Остался лишь инстинкт, который требовал мгновенного избавления от неприятных ощущений. Ей даже делать ничего не пришлось — Кнуда отбросило от нее с такой силой, что как только не убило на месте. С тех пор он больше не делал попытки к сближению. Даже из гостиной, стоило Лее там появиться, тикал так, что только пятки сверкали.

Свекровь была крайне недовольна таким положением вещей. Нет-нет, да вставляла в редких разговорах с Леей речь о послушании, о том, как должна вести себя хорошая жена. Но Лею это слабо трогало — в последнее время она только и делала, что прислушивалась к своим инстинктам. Раз у нее отняли прошлое, а в настоящем не было ничего интересного или волнующего душу, значит нужно сделать так, чтобы жизнь хотя бы была комфортной.

Раз в неделю ее навещала Трюд. К этой несчастной женщине Лея со временем научилась испытывать даже какое-то подобие тепла. По крайней мере, разговоры с ней ее не раздражали, в отличие от болтливой Дорты, которая просто сводила ее с ума постоянными охами, да вздохами на тему, какой она была раньше и во что превратилась сейчас. С ней Лее тоже пришлось проявить твердость и пригрозить пыткой, если та не оставит ее в покое. Постепенно и Дорта научилась держать язык за зубами, только Лея улавливала ее эмоции и понимала, что от хорошего отношения той к ней не осталось и следа.

А вот золовку Лее пришлось как-то раз поставить на место. Та не упускала возможность уколоть ее. Причем всегда старалась сделать это прилюдно. В те редкие дни, когда в доме собирались гости, Лея физически ощущала возрастающее напряжение. Свекровь не находила себе места от волнения. Она до смерти боялась, что Лея выдаст себя, что о ее перерождении и слепоте станет известно общественности. И даже то, что невестка каждый раз уверяла ее в обратном, не могло внести успокоения.

Инга тоже переживала. Не столько за честь семьи, сколько за то, что новый образ Леи может очернить ее репутацию. Это дева все чаще задумывалась о замужестве. Она по-прежнему отвергала всех возможных претендентов на ее руку, но понимала, что моложе не становится. Еще пару лет и в обществе ее будут считать старой девой. Кроме того, она прекрасно отдавала себе отчет, что характер у нее далек от идеального.