Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

— Не мельтеши, соня, — усмехнулась я, натягивая голубое платье поверх чистой рубахи. — Подай лучше щётку.

— Я сама, сама, свет Янушка, и причешу, и косоньки заплету…

Прошка явно чувствовала себя виноватой, потому что мягко усадила меня на сундук и принялась водить щёткой по волосам, которые за полгода отросли почти до пояса. А я перебирала в ларце украшения. Ожерелье надеть? Или лучше вот это колье с синими камнями, а к нему серьги крупные… Пальцы наткнулись на гладкий кругляш, который горячо стрельнул искрой и зацвёл бирюзой, словно кусочек неба отразил. Капля. Давно Стоян её не надевал. Да и я уж позабыла совсем о ней. А камень, видать, скучает. Я поношу его, но не сегодня. Без него спокойнее…

— Как тебе косоньки закрутить, Янушка?

— Уложи в рогалики по бокам, — рассеянно ответила я Прошке, а сама нанизала на пальцы перстни. Родовой княжеский, родовой Борков и подаренный Стояном совсем недавно янтарный с доисторическим комариком внутри. Моя любимая горнишная уже заколола свёрнутые косы по бокам головы и одела на них шапочку из белёного льняного полотна, а потом стянула и завязала на затылке шнурочек. На шапочку накинула полупрозрачный платок, концы которого красиво спадали по плечам и спине, а поверх закрепила жёсткий обруч из золотых пластинок, украшенных крупными камнями глубокого синего цвета. С обруча на уровне висков струились подвески, которые сделал для меня по спецзаказу местный умелец — тоненькие цепочки, перемежённые небольшими колечками из другого металла. Всё это блестело на солнце, покачиваясь, издавало мелодичное звяканье, а главное — обязывало держать спину прямо. Иначе серьги путались в подвесках, и Прошка сердито ворчала, разбирая украшения.

Закончив одеваться, я подошла к окну и распахнула его. Свежий воздух ворвался в опочивальню, заставил меня зажмуриться по-кошачьи и вздохнуть полной грудью. Стремительно приближалось лето, дни становились всё длиннее, ночи — всё теплее, а птицы щебетали на ветках деревьев во дворике хором всё раньше и раньше. Надеть ли тонкую шубку или лёгкий опашень? Обернулась к сундуку, прищурилась на обе одёжки и посчитала:

— Эни бени рес, квинтер финтер жес, эни бени раба, квинтер финтер жаба…

Выбор пал на опашень, и я порадовалась этому. Всё же там, куда мне идти сегодня, шуба точно ни к чему. Но она такая хорошенькая, что я не могу просто уложить её в сундук и переложить мешочками с полынью… Эту шубку мне подарила Филомена. Кроткая, милая Фило всё же осталась в Белокаменной — к ней посватался старший сын тысяцкого. Парень был высок, усат и разухабист, и моя подружка влюбилась в него без памяти. Сейчас она уже прятала юбками вздувшийся острый животик, а повитуха пророчила сына.

Вздохнув, я словно увидела цепкий взгляд старухи, той самой, что мне палец совала в интим. Уже месяц она ходит за мной и приглядывается, всё живот трогает. Видно, непонятно ей, как при таких разгульных ночах с мужем у меня до сих пор месячные…

А я и сама не знала. Вдруг в наших мирах гены несовместимы? Вот и не выходит ничего. А Стоян ждёт наследника напрасно…

В стряпошной царила, как всегда, суматоха. Анисья вынимала из печи румяные хлеба, а её помощницы-чернавки отжимали творог в тряпицах.

— Здрава буди, княгиня, — сунув на лопате в печь новую порцию колобков из теста, стряпуха вытерла пот со лба и приветливо поклонилась: — Что желаешь на обед и на вечерю?

— Будь добра, Анисья, запеки нам с князем рыбу, а остальным как обычно. Вечером можно и щи, а можно и окрошку — уже тепло.

— А и сделаю, как велишь, — согласилась та. — Марфушка, сбегай в ледник, принеси рыбы красной два добрых шмата, как княгиня любит!

Девчонка потопала к лестнице в кладовую, а я улыбнулась:

— Спасибо, Анисья. Да, вот ещё что. Сегодня посол из Северных земель будет, уж не знаю — пригласит ли его князь к столу. Приготовь ему тоже рыбы на всякий случай.

— Марфушка! Три шмата!

Когда мы вышли, Прошка покачала головой, сказала мне тихо:

— Вот уж ты до рыбы охоча, княгинюшка моя! Мясо бы ела, как я, да караваи, тогда б у нас ужо наследничек подрастал бы!

Я только кивнула машинально, ворча про себя, что кто-то слишком много хочет решать за меня, а потом осознала, что именно только что услышала. Резко остановилась, обернулась к Прошке:

— А ну-ка, признавайся! Ты что, ждёшь ребёнка?

Моя девчонка опустила глазки и зарделась, аки маков цвет. Тут и слов не надо было — всё с ней ясно стало. Но сдержаться я не смогла:

— А что ж ты не сказала, дурында? Я бы тебя не дёргала по пустякам! Так, значит, теперь никакой беготни по лестницам — Фенечка сбегает, она молодая! И тяжёлые подносы не носи! И спать надо побольше, по утрам я сама одеваться буду!

Прошка аж сбледнела с лица — испугалась:

— Ты что, княгинюшка?! Да как так-то? Да я помру боле, него сяду на седалище и буду глядеть на вас с Фенькой! Тяжела ж, не хвора!

— Ой всё! — отмахнулась я и хотела от избытка чувств обнять Прошку, но та отстранилась, сразу построжевши:

— Не нать! На людях не балуй, говорили ж!

— Вот вечно ты меня с настроя сбиваешь, Параскева! — вздохнула я. — Ладно, будущая мамка, пошли, нас ждут уже.

— А ты, Янушка, когда уж нам маленького принесёшь? — понизив голос, Прошка засеменила рядом, заглядывая в глаза. — Вона как добро сложилося: я ить смогу кормилицей твоей быть!

— Когда получится. Да и кормить, если что, я буду сама.

— Как это? — аж опешила девчонка.

— Так это! — передразнила её. — Тебе всего пятнадцать! Куда тебе кормить двоих? Вообще уже с ума сошла! Да и вообще… Ребёнка должна мать кормить, что за мракобесие такое!

— Ох, поново ты некакие твои порядки заводить собралася… Как же тяжко с тобою, Янушка, помыслить не можешь!

Я только засмеялась. Обожаю девчонок! Они такие… Взрослые! В моём мире такие шмакодявки только и думают, что о косметике, нарядах, мальчике из параллельного класса. А здесь в двенадцать уже обручаются, в пятнадцать женятся, работают наравне с родителями… Фенечка вон — на что дитя дитём, а и то с Петей начала миловаться. Оба они прислуживали княжеской чете. Петька, или как Стоян звал его, Петяха, сын сотника, давно жил в хоромах в качестве тивуна, то бишь что-то вроде личного камердинера. С Фенечкой они были похожи: оба серьёзные не по годам, оба молчаливые, оба преданные до мозга костей. Я едва отговорила мужа, который хотел их поженить. Ограничились обручением, да и пришлось условиться с Петькиным отцом — если дети передумают и откажутся от свадьбы, претензий ни у кого не будет. Однако пока мелкота проводила много времени вместе за решением простейших хозяйственных вопросов, и им это нравилось. Петька понимал Фенечку без слов, а она так смотрела на своего жениха, что умиляла меня каждый день.