Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

Стоян молчал. На лбу его появилась поперечная морщинка, а глаза щурились. Не верит.

— Ну, и у нас всё гораздо свободнее в плане секса… Понимаешь? Я жила с одним парнем, собиралась выйти за него замуж, а тут так вышло. Меня перенесли сюда, не спросили моего мнения.

— А кто надоумил тебя на смотрины ехать?

Какой странный голос у него. Колючий, холодный. Как в то утро, когда я впервые пришла на берег и увидела Стояна голышом с мечом в руках…

— Меня все за Богдану приняли, она ведь исчезла и наверняка попала на моё место. Что же мне, на всех углах кричать о том, что я — не она?

Он стукнул кулаком по постели и залпом проглотил вино из кубка. А потом сказал жёстко:

— Значит, наша свадьба неправая.

— Отчего же? Я Евдокия, или Богдана, мать её, если хочешь! Я на неё похожа, ты меня любишь, я тебя люблю, — наоборот, мягко ответила я и потянулась к Стояну, боясь, что он отстранится. Но он обнял меня, пригнул голову к плечу:

— Голубка моя, люблю без ума…

— И, между прочим, если бы я была девочкой, мне было бы больно, и я бы визгала, — тихонечко добавила я, пытаясь под шумок поправить ситуацию. Стоян коснулся губами моего виска:

— А ты и визгала, княгинюшка! Да баешь, от приятности!

Я засмеялась, обхватив ладонями его торс. Погладила, умиляясь выпуклости мышц. Они мои! И весь он мой! Мой князь, мой муж, мой любимый…

Уже поваленная и прижатая к кровати тяжёлым телом, задыхаясь от нахлынувшего возбуждения, я услышала:

— А кто окромя меня знает о твоей тайне?

— Горнишные мои и Федот…

— Никому боле ни слова, Янушка.

Ещё через полчаса мы расцепились, тяжело дыша, как после спринта на двести метров, и Стоян натянул на наши разгорячённые тела меховое покрывало. Очень удачно, потому что буквально через две минуты с весёлыми криками и свистом в сени ввалились чуть ли не все гости. Преувеличиваю, конечно, было там человек шесть молодцев из дружины, которые на свадьбу играли роль дружек для Стояна. Один из них подбоченился и заявил нагло, что желает видеть простынь и убедиться, что невеста была непорочна до свадьбы. Я аж замерла в своей норке из покрывала, а мой муж посмеялся со всеми и велел им убираться прочь, ибо мы ещё не закончили. Засим последовало несколько шутеек о том, что молодой князь никак не может поймать в силки трепетную лань, но, в конце концов, все вымелись из сеней, оставив нас наедине.

Я вздохнула:

— Ну вот, придётся всё-таки резать, чтобы добыть кровь. Дай нож, пожалуйста.

Стоян поднялся и взялся за свой кинжал. Выдернул простыню из-под меня, разложил и покосился как-то непонятно на меня. Протянув руку, я попросила:

— Только не очень сильно, а?

Он усмехнулся и полоснул лезвием кинжала по собственному предплечью. Кровь брызнула и растеклась по светлой простыне, а я ахнула и схватила рубашку, чтобы зажать рану:

— Придурошный! Надо было палец уколоть!

С трудом оторвав кусок подола, я быстро замотала руку мужа, заткнув свободный конец импровизированного бинта. Стоян мотнул головой:

— Заживёт и так.

А потом застыл столбом, глядя в угол. Оттуда раздалось угрожающее шипение, такое знакомое, что я тоже глянула. И не поверила своим глазам. Кусь сидел на мешке, растопырив крылья, встопорщив шерсть на загривке, и шипел, как целое гнездо змей. За несколько дней он настолько вырос, что я умилилась:

— Мусенька! Какой ты стал большой!

Стоян покрепче ухватил кинжал и тихо сказал мне:

— Отодвинься подальше, как только нападёт — я убью дрекавку.

— С ума сошёл! — возмутилась я, вставая, накинула на плечи покрывало и, несмотря на попытки мужа удержать меня, двинулась к Кусю. Стоян отчаянно заслонил меня собственными плечами, а мой зверёк расправил крылья, взмахнул ими и ринулся на него. От ужаса я не нашла ничего умнее, как броситься наперерез и чуть не напороться на кинжал. Зато Куся поймала, прижала к груди, несмотря на отчаянный писк и визг, который уже начал напоминать вопль его родителей. Стоян воскликнул:

— Брось! Я расправлюсь с ней!

— Так! Тихо оба! — рявкнула я.

Кусь нырнул мне под мышку, уловив ярость «мамочки», а муж изумлённо смотрел на сие действо, потом спросил, заикаясь:

— Это… как это… это же дрекавка…

— Это МОЯ дрекавка! Я её нашла и высидела! То есть… Ну, он вылупился у меня на груди!

— Женска особь, — буркнул Стоян, всё ещё недоверчиво поглядывая на виднеющийся из-под мышки клюв Куся.

— Откуда ты знаешь?

— Женские летают. Мужеские не умеют.

— Так ты у нас де-е-евочка! — протянула я, почёсывая Куся, теперь уже Кусю, за ушками. Дрекавка схватила меня за палец клювом и проурчала что-то не слишком довольное.

— Ну-ну, не дуйся! Это Стоян, мой муж, очень хороший парень! А это Кусь, мой зверёк и соратник, полезный товарищ, умеет выделывать всякие разные штучки!

Очень хороший парень сел на постель с видом дурачка и почесал в затылке:

— Янушка, одного уразуметь не могу! Како ты помыслила дрекавку взять? Оне ж яростные да злющие!

Кусь проклекотала возмущённо из-под моей руки, и я успокаивающе погладила зверёныша по спинке.

— Дикие, может, и злющие, а Кусенька мой… то есть, моя воспитанница! Она умница и здорово мне помогла на смотринах!

— Ох, любая… Тяжко буде людям принять, аль я твёрдо знаю сей час — не ошибся с выбором жены.

Я присела рядом с ним, прислонилась к его плечу, и Стоян обнял меня за плечи. Подул в ухо:

— Иди-ка, ложися. Время наследника зачать! А после - спать, на одном ложе... На всю жизнь.

Глава 28. Ты устал смотреть на праведные лица…

Солнышко грело нос, щекоча, и я чихнула. Разлепила глаза, отодвинула в сторону балдахин и поймала целый сноп лучей. Зажмурилась. Улыбнулась. Новый день…

Место в кровати рядом пустовало. Я провела ладонью по впадинке на тяжёлой подушке, набитой гусиным пухом. Она ещё хранила тепло тела мужа. Рано встаёт мой князь, как всегда до рассвета, да мечом машет, а после идёт землями управлять. Сегодня у него посол из Северного княжества…

Посол!

Я подскочила на постели и хотела спрыгнуть на пол, да запуталась в покрывале. Скомкала его, отшвырнула в сторону и села. Успокойся, Янка, всё будет хорошо. Ещё рано, солнце низко, а посол прибудет дай бог к полудню… До этого надо сделать туеву хучу дел, а ещё переодеться потом! Если Прошка не подготовила платье, её надо убить.

— Параскева! — взвыла я, плеская в лицо приятной холодненькой воды из кувшина. — Прошка, мать твою! Проснись!

Взяла моду сопеть по утрам, и не добудишься! Ладно, сама оденусь. Уже давно научилась.

На скрип сундука Прошка таки появилась. Влетела в опочивальню неприбранная, доплетая косу на ходу, засуетилась, пытаясь скрыть зевок:

— Ох! Уже поднялася! Чёж так рано-то? Фенька ток спустилася за кисельком…