Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

— Ой, а что вы делаете? — пыталась отбиться я, но Прошка схватила мои руки, затрясла, смеясь и плача одновременно:

— Ох, боярышня моя, косы твои женские плетём! Княгинюшка наша! Случилося, слава Господу, дождалися!

— Косы, косы… — проворчала я. — Кому нужны те косы, если всё равно сейчас в спальню…

— Показать надобно всему честному народу, что заплела косоньки…

Ох ты ж мать-перемать! Небось, им ещё и окровавленную простыню придётся предоставлять? С этим у нас точно будут проблемы, посему будем брать кровь из пальца… Эта мысль меня насмешила, но девки не оценили моё поведение, смотрели с укором. Я вытерла брызнувшие слёзы, притворившись, что плачу по ритуалу, и Прошка решила меня подбодрить:

— Ох, да не волнуйся, голубонька! Не обидит тебя, чай, муж! Ты уж его ублажи, не буянь, как привыкла!

— Ублажу, не сомневайся, — сдавленно хрюкнула я, старательно маскируя смешок под всхлип, пока горнишная крепила на моей голове рогатую шапочку с подвесками и жемчужными нитями, которые красиво разложили по плечам и груди.

С песнями и чуть ни с плясками меня вывели обратно к гостям, покружили по трапезной, обвели вокруг стола и вручили мужу. Стоян взял меня за руки, и я увидела на его лице румянец. Ну чисто тургеневская барышня! Волнуется! Успокаивать придётся… Может, ещё и откачивать…

А кушать-то хочется! И секса хочется! И выпить… И вообще, свадьба слишком затянулась, пора опробовать брачное ложе!

Но сначала нам пришлось обойти ещё раз стол, уже вместе, пока все гости развлекались тем, что швыряли в нас зерно горстями, снова пели непристойные частушки, желали молодому князю мужской силы и множество детишек, в идеале, штук десять…

Потом нас отвели в дальнюю комнату, больше похожую на сарай. Нет, серьёзно? Холодный сараюшко, где по углам были понатыканы пыльные мешки с ларями, без окон, без печки. Только кровать высокая, накрытая соболиными мехами, да свечка одинокая в плошке на сундуке. Там же и нехитрая снедь — хлеб, сыр, масло, куски мяса, кувшин и два кубка… Голодными не останемся. Только вот интересно — девки нас оставят когда-нибудь или свечку держать будут и советами помогать?

Я шикнула на Прошку:

— Ну, идите уже, а?

— Чекай, чекай…

Она самолично проверила подушки, покрывала, поправила свечку, ещё раз вернулась к подушкам, потом зашептала:

— Милая моя, голубонька… А как же оправдаешься с невинностью?

— Ой, иди ты уже за дверь! — я развернула девчонку к выходу и практически вытолкала вон, потом махнула остальным: — И вы, марш все! Давайте, быстрее!

Они выскочили с поклонами, притворили за собой дверь, а я выдохнула:

— Совсем уже…

Стоян подал голос:

— Янушка! Наконец-то, любая… Мы одни.

— Я думала, они никогда не уйдут, — пробурчала я, оборачиваясь.

Муж стоял у постели, сжимая руками пояс. Аж костяшки побелели. Подошла, еле сдерживая рвущееся дыхание, прижалась к нему:

— Неужели уже можно? Не оттолкнёшь, не скажешь, что грех?

Он не понял, что я смеюсь, серьёзно качнул головой, а руки обняли крепко, сжали мои плечи.

— Янушка… Княгиня моя…

Поцелуй оказался сладким, нежным, каким-то даже трогательным, и я отдалась во власть сильных рук Стояна, которые уже вовсю шуршали моим платьем, пытаясь найти застёжки. Чтобы не тратить время зря, я принялась тянуть его ремни и завязки, но вскоре поняла, что с раздеванием у нас будет большая проблема. Ну вот что за одежда? Нет, чтобы свитерок стащить, джинсы расстегнуть, трусы вон и всё — готовы к труду и обороне! А тут и рубахи, и кафтан, и штаны какие-то хитроподвязанные…

Впрочем, Стоян тоже уже пыхтел. Сказывался недостаток опыта, а ещё мелкость Богданушкиных пуговок, сделанных из жемчужин. Терпела я это непотребство недолго: оттолкнула мужа и сама начала выковыривать драгоценные кругляшки из тугих петелек, приговаривая:

— Я вам устрою модный приговор! Я вам покажу, как надо пуговицы пришивать и петли делать! Да что ж такое, даже в постель не лечь после свадьбы, просто издевательство какое-то!

Стоян усмехнулся, сбросив штаны, рубаху, откинул покрывало на постели:

— Янушка, дай подсоблю.

— Подсобит он…

Расстегнув платье до груди, я ужиком вылезла из него, стащила уродский платок с головы, оставшись в одной рубахе. Сапожки долой, онучи идиотские туда же! Нет, мне предстоит большая работа по внедрению нормальной одежды! А начну, пожалуй, с чулок!

Холод заставил побыстрее юркнуть под покрывало, которое пахло травами и влажным подполом. Так здорово было бы развалиться прямо на этих соболях, гладить мех и чувствовать, как он сексуально щекочет кожу… Хоть бы жаровню какую притащили, так ведь нет. Решили нас сразу заморозить, чтобы не вылезали из постели пока не заделали наследника… С таким горячим обнажённым телом рядом вообще не проблема!

Горячее и обнажённое навалилось на меня со всей дури, оказалось тяжёлым и сопящим, принялось нащупывать местечко между ног, куда можно и нужно приткнуться. Губы завладели моим ртом, не давая шанса запротестовать, и я уперлась в плечи Стояна, вырвалась с трудом, чтобы возмутиться:

— Эй, господин насильник, а предварительные ласки будут?

— Молчи, Янушка, молчи, голубка моя… — выдохнул Стоян. — Я и сам боюсь, но так нать, милая…

Ох ты страсти какие! Боится он! А вот я с таким раскладом не согласна. Греться в постели — это хорошо, но надо бы с толком, со вкусом, неторопливо! Мне же распробовать хочется, какой там у него член, посмотреть, погладить… Хочется ласкать и быть обласканной. Элементарно завестись хотя бы. А тут прямо рапт и хард порно!

Всё-таки мне удалось выскользнуть из-под этой горы мышц и откатиться в сторону. Стоян непонимающе смял рукой покрывало и попробовал рявкнуть:

— А ну, иди сюда!

— Нет уж, милый мой! Ты, может быть, и князь, и мой муж, и вообще, хозяин в этом доме, но в вопросах секса полный профан, так что позволь мне покомандовать хотя бы под одеялом!

Игривый тон не слишком понравился ему. Складочка между бровей испортила его мужественное лицо, поэтому я протянула руку, пальцем разгладила переносицу и сказала тихо:

— Поцелуй меня, мой князь!

Он потянулся ко мне, ухватился губами за рот, как я когда-то (ох как давно!) под причалом, прикусил, облизнул… Мурашки по коже заставили выдохнуть со стоном, закрыть глаза от родившейся муки в лоне, прижаться плотнее. Рука Стояна скользнула по моему плечу, робко и неуверенно, вниз, к груди, и я помогла ей — обнять ладонью тугую выпуклость, чуть сжать, чуть надавить. Найти сосок и обвести его кругом. Муж, как мальчишка, оробел, не зная, что делать с этой игрушкой, попавшей в ладонь, а мне хотелось, чтобы он уже всё знал и умел, чтобы утолил моё возбуждение сам. Краем сознания я понимала, что не стоит надеяться на это и что придётся взять инициативу в свои руки.