Марина Дечко - Ворожея

Мальчуган открыл глаза. Его привязали напротив помоста, на котором покоился сам Князь, Тур Каменный, с Княгинею своею, да стояли бояре высокие, воеводами прозванные. Знают ли они про ворожбу?

Нег окинул взором светлые лица напротив. Князь Великий, Туром прозванный, глядится усталым, если не болезным. Спину гнет, пытаясь удержаться на троне. А вот Княгиня золотоволосая молода, пригожа. И глаз не отводит, как другие. Встречает прямым взором взгляд детский, выдерживает. Суд высокий постановил, что нести наказание должен каждый, кто затеял ворожбу. И дитя не пощадили. Так знает ли князева супружница о том, что костер, проводящий души виновных к Симарглу, тоже не от людей пошел?

Знает. Нег отчего-то понял это разом. Как и то, что огонь сегодня не покорится ему. И, стало быть, всего-то и нужно, что вдохнуть поглубже гари темной, да газа безвоздушного. Расправить легкие в последний раз, позволив пропитаться огнем ворожебным, а потом уснуть.

Малец не стал противиться.

Оттого-то и не слышал он, как зазвенел колокол воротный. И не понял, как костер унялся. Не чуял он и того, как несли его снова в подземелье замковое, среди которого покоем - забвение.

Приходил в себя Нег рвано, все больше проваливаясь в беспамятство. И выныривать не хотел. Да и почто ему? Он уж принял один раз свою долю, и теперь только оставалось, что держаться решения выбранного.

Кругом его была темнота, и трава отчего-то не щекотала ноги. А ведь он надеялся, что снова попадет туда, где огонь рождается, снова заговорит с отцом его:

- Небесные Чертоги заперты, - расслышал он голос. - Оттого и не дозвался ты отца своего, силу дарившего.

Нег отмахнул от голоса, потому как без него было тише, покойнее. И пусть травы он не нашел, да только и докучать никто не стал.

А голос все тревожил:

- Просыпайся, слышишь? Очнись!

И словно бы прикосновение. Легкое, едва заметное. Да только все одно - назойливое. И малец снова отмахивается, а ему в ответ:

- Чародейка придет за тобой, слышащий. Придет, как приходила за остальными. Потому как увидала, что несешь за пазухой.

И тот, кто так осторожно будил его, коснулся клубка нитей темных, что хранились у Нега под рубашкой. А ведь те жгли кожу не меньше огня, да вот только и хранить их больше негде.

- Вставай!

Нег вынырнул из благостной темноты, едва разлепив глаза. И тут же зажмурил их снова: тот огонек, что горел перед ним, казался ему непомерно ярким, хоть и освещал он только клок темной клетки, в которую снова бросили малого.

- Вставай! - Снова повторил голос.

Нег сел. Протер пахнущими дымом ладонями веки, а потом снова нашел в себе силы, чтобы глядеть. Тот, что говорил с ним, был не человеком. Точнее... Нег не разумел. Он понимал лишь только слова, фразы, а вот самого хозяина их не видел, словно бы того и не существовало вовсе.

- Я существую, - откликнулся голос, и Негу показалось, будто бы сердится он. - Вставай, часу мало!

Малец попытался подняться на дрожащих ногах, но это отчего-то вышло у него не сразу. С попытки пятой, не меньше. Да и уследить за счетом нынче было тяжко.

- Ты должен идти, - голос не просто говорил с мальцом. Голос наказывал, не принимая возражений. И, в конце концов, Нег сдался:

- Куда?

- На капища, за другими нитями.

Чтоб его! Нег обошел два старых погоста, что в отцовском воеводстве, а нитей собрал всего ничего. Где ж искать остальные? В Камнеградском Княжестве семь воеводств, и в каждом по три села крупных, при которых землями святыми лежат старые могильники. И, стало быть, ему заглянуть еще в девятнадцать?

Он поежился. А голос напомнил:

- Та ворожба, что ты ищешь, живет в Камнеграде. Стало быть, и глядеть надо подле.

И голос исчез. А взамен себя оставил дрожащее марево, что заставляло не просто воздух колыхаться в такт дыханию своему. А ведь и сама стена каменная, что была подле Нега, стала иной. Не такой твердой и не такой холодной, как раньше. Мягкой, податливой, и... вязкой.

Оттого, что в камне можно увязнуть, Нег доселе не знал. А вот как провалился в мякоть темную, так и заколотилось сердце от ужаса. Что дальше делать, малец не разумел.

А воздуха в легких, что он успел глотнуть, становилось все меньше. И, значит, если не выберется отсюда, то сдохнет хуже, чем на костре. Потому как там его кости хотя бы развеял ветер, тут же...

- Ползи! - Снова скомандовал голос. - Вперед!

И Нег пополз. Нет, голосу диковинному он доверять больше не стал. А вот сдохнуть так позорно не хотелось. И, поскольку легкие горели уж огнем от иссякшего воздуха, малец понял: раз позади него осталась старая клетка, то ползти действительно можно лишь вперед.

Воздуха отчаянно не хватало, а рукам и ногам становилось все тяжелее: видно, тот, кто помогал ему, тоже был без сил. Оттого-то и становилась стена каменная все более плотной, с зазубринами острыми, что не упускали возможности царапнуть кожу нежную. И, когда Негу уж показалось, что он не сдюжеет, стена вдруг расступилась, а сам он выпал в грязную лужу, среди которой помимо воды талой плавали отходы.

Лужа смердела нещадно, а вместе с нею и Нег. Но кругом все же дрожал не горький воздух костра и не спертое марево подземелья. И уже за это можно быть благодарным.

А перед ним выбросилась разноколерная нить, что сияла ярко-ярко. Подрагивала от нетерпения, да в руки просилась. Только брать ее не хотелось. Научился уже Нег, чтоб не верить диковинкам разным.

Да и голос отчего-то пропал, словно бы звучать он мог лишь в подземелье. А Нег и вовсе растерялся. Не любил он, чтоб им командовали, да только когда голос говорил ему, что делать, было всяк проще. Сподручней...

Прямо перед его лицом проскочила повозка, и колесо ее деревянное, широкое да тяжкое, едва не переехало мальцу руки. А за тем и брань посыпалась, от которой щеки Нега стали пунцовыми:

- Поди ж ты, отребье голодное! Пшел отсюда! Пшел!

И Нег, сам не разумея, что творится кругом, ухватился за цветастую нитку, что снова просилась в руки. Заторопился. Потому как, рассудил малец, коль тот голос хотел бы его смерти, оставил бы в подземелье.

А вот то, что нить закончится внезапно у старой покосившейся избы, что на околице Камнеграда занесена снегом, Нег оказался не готов. Думал, к капищу выведет. Да только и выбора у него не оставалось.

Оттого-то и толкнул ногою дверь, ввалившись в спертый воздух старой горницы.

***

Островитяне отплывали на рассвете. И суден нынче шло не три, а с полдесятка. Вот только катергонов среди них не было. Два драккара, остальные - снеккары. И все украшены головами зверей причудливых, да щитами...

Тот, что нес Ярославу, звался "Драконом ветра", и островитяне верили: зубастая пасть говорила что с ветром северным, озимком прозванным, что с морем своенравным. Стало быть, ведала их язык, раз волны подчинялись наказам...