Марина Дечко - Ворожея

По полю раздался резкий грохот, и огеннно-рыжий камень рассыпался в крошку.

Пробитая стена гляделась дырою рваною на теле Камнеграда. Черная на красном. Словно бы не город ранили - людину. Из плоти и крови, живую. И сквозь дыру ту рвануло войско степное, впереди которого - лучшие хановы воины.

Высокие бойницы ощеривались градом стрел лесных, а там, где стрелы на миг пропадали, возникало черное пятно смолы. Полыхало колдовским огнем вмиг - и тут же опрокидывалось на головы святотатцев, что решили Град Престольный брать.

Мертвых командиров уносили, и на их смену приходили другие, живые. Хан кивал наместникам: вперед! И люди шли, а поток этот напоминал самому Аслану Реку Бурноводную, что не остановить, не перекроить. Воды ее высоки и быстры. И горе тому, кто тягаться силою изволил.

Хан снова отдал приказ, как вдруг замер: где-то вдалеке, с другой стороны Камнеграда, запел военный рог. Грузно, протяжно. Степной? Аслан-Лев прислушался. Как есть, степной. Ашана, сына названного. И, стало быть, подмога его ждет. Да только...

Степному рогу вторил другой, еще более гулкий. Резкий, что крик птицы редкой. Незнакомый совсем. И крики его... два через один, а потом - один через два. Уж сколько Хану суждено было ходить войною по Землям Лесным, а такого он не слыхал. Если только...

В Южных Землях рога военные гудели схоже. Вырезанные из прочных раковин моллюсков крупных, они словно бы рычали. И тоже вот звук рождали не весь разом, а кусками, рвано. Только Южное Море далеко. За Степью самой. И ему не с руки воевать с Княжеством Лесным. Тогда... неужто Земли Северные?

Степной Лев не знал. Разумел только, что войско его, усиленное в десятки раз, никогда еще не было так могуче, как нынче. А оттого и приказ отдал: привести в движенье два боковых лагеря, что стояли наготове. Потому как теперь - самый час, чтоб объединиться.

Камнеград был велик. Да только и здесь, со стороны Копей Соляных, звучали в его стенах отгласы сраженья далекого. И напевом для них - степной рог. Асланов. А вот рога Элбарса Дар отчего-то не слышал. Уж не приключилась ли беда с сыном хановым?

Если спешиться сейчас, у самих стен Города Каменного, да пройти тайком к Белограду, он потеряет время. А оно нынче ценно, потому как с каждым днем - степняк чувствовал это - зло становится лишь сильнее. И раз отец его названный прибыл к городу с войною, то в том посыл самих богов старых.

Дар выстроил степняков и кивнул Орму:

- Пора начинать!

Два рога пропели почти одновременно. И обе армии сорвались с места, понеслись.

Стены каменные держались крепко. И Дар впервые в жизни жалел, что отдал проклятье так рано. Если бы воззвать к орлу горному...

Но то - в прошлом. И нынче они сами собою. Стрелы посылают в бойницы узкие, и, пока те немеют от смерти, ставят высокие лестницы к камню красному.

Дар считал.

Первые две лестницы с воинами рухнули в овраг. А за ними потекла смола густая, что тут же запылала огнем зеленым. Ворожебным. Потому как такого среди людей не сыщешь. И, значит, Камнеграду грозит что-то более страшное, чем война. Знает ли отец его, Тур Каменный?

Дар надеялся, что войдет в город и спросит его за все. За себя и за матку. За время утерянное. За рубцы на детском сердце да тавро на запястье. За кровь вот, что лилась на землях чужих. Простит ли? Не знал, потому как нынче казалось - нет. Да только у него, Дара, теперь судьба другая.

Он улыбнулся...

Верно говорила Ярослава: если дать людине имя новое, то и судьбу переписать можно. И теперь он не сын Князя Каменного, Туром прозванного. И не второй сын Степного Льва.

Он - Дар. И скоро сам станет отцом. А, значит, найти в душе прощенье надобно. Потому как отравят, выпьют его злость да месть до дна. И он отчего-то разом понял, что уже простил родича своего.

И тогда, верно, не с войною придет в город родной. Но со спасеньем...

***

Горница, что приняла Нега, была узкой и темной, и та свеча, что горела одиноким светочем серед стола обыкновенного, хлипкого даже, лишь на ладонь разгоняла мрак. Мрака малец страшился еще с подземелья, в котором-то и провел всего одну ночь, а вот хватило с него...

Темнота густела, и уже на скамье под образами становилась вязкой, словно бы клубясь. От этого Негу было еще неудобней, муторошней.

Мрак закопошился, а мальцу стало ясно: там, под образами святыми, жил не только он. На узкой лавке, что покоилась в углу, копошилось еще что-то. Оно разглядывало Нега с минуту, а потом вдруг заговорило:

- Не нравится? Горница-то? Худа и темна. Поставлена давно, отчего дерево худое пропускает что мошкару по весне, что стужу ледяную в дни холодные. Жара печи не хватает, чтоб прогнать холод. И свечка дурного свойства помогает ненамного - урвать кусок света у тьмы, - тот, кому принадлежал голос, кажется, улыбнулся. Горько: - Мне вот раньше тоже не нравилось. Хором каменных хотелось. С челядью чтоб. С алтынами, которых хватит не только на еду, но и на кафтан богатый. А теперь понимаю: хорошо тут. Спокойно. Потому как дом этот настоящий, разумеешь?

Нег разумел. Ему вот тоже отчаянно хотелось домой, к Веселине с Литомиром. Да чтоб со Святом, который и остался-то в подземелье темном. Вот только тот, что прятался за мраком, не отпустит, - малец это точно знал.

- Дурной ты, - откликнулся голос, - дитя еще. Я ж не со зла тебя приволок в дом свой. Про Чародейку знаешь? - Тот, что наблюдал, кивнул: - Догадываешься. Видал ее серед бояр. Княгинею она в Камнеграде. Да только не так проста. Княжества ей мало, вот и вздумала она запереть что небо, что мир подземный. И ведь вышло...

Голос на миг замолчал, а Нег засомневался: возможно ли такое?

- Ты вот отца небесного не дозвался на костре, верно? И огонь святой глух к молитвам твоим оказался, а колдовской... не послушает, потому как ей одной служит. Мне тоже когда-то покорялся, да только то все в прошлом. А нынче Чертоги Небесные заперты. И отпереть их можно лишь одним...

- Чем? - Выкрикнул Нег. И тут же осекся. Ведь Свят наказывал ему не доверять первому встречному, а этот еще и из подземелья спас, чтоб малец ему покорился. Нет, нынче Нег будет осторожней.

Но тот, в ком рождался голос, встал. Вышел из темноты горницы, да подошел ближе к свече тусклой. Склонился к самому огню, разглядеть себя позволяя.

Рыжий. И шкура на лице да ладонях - везде, где не покрыта рубахой льняной - рябила от рыжих же пятен. А сам статный, могучий. И глаза такие, что Нег сразу же понял: ворожебник.

Вот только чьих будет?

- Я служил ей, - Ворожебник отпрянул от огня, чтобы усесться на прохудившуюся лавку, что тут же жалобно под ним заверещала, - долго. За алтыны, да хоромы белокаменные. За мамку с сестрами, за девку. А потом разом все потерял. И жизнь в придачу. Думаешь, мести ищу? И ее тоже. Да не только. Мне ж наказ дан, исполнить надобно.