Марина Дечко - Знахарка

Да потом - только горше.

Бедная девка с сорванной хустиной лежала у его ног, а он не знал, что с ней делать. Обидеть ее не мог. Ну, не мог - и все!

Мужиком его Боян хотел сделать, девку подарив! Сам приволок в нору, гадко ухмыляясь в мучнисто-белое лицо полонянки. Подрал рубаху на плече, пробуя на вкус гладкую кожу. Прикусил, причмокнув. С удовольствием загоготал.

А у Ашана гнев поднялся в душе. Лютовал, прося выхода. Рвался наружу.

Он тогда сказал проходимцу, чтоб отпустил несчастную. А тот и вывел ее из норы . Сразу, не уговаривая снова распробовать живую забаву. Опомнился, что ль?

А потом ночью юнец понял, про что задумал Боян. Да и как не понять-то?

Обесчещенная горько причитала, а потом и вовсе сошла на визг. Кричала, выплевывая проклятья. И не знала, что помогает воину.

Под крики девки захрипели глотки двух других бродяжников, товарищей Бояна. Он же захлебнулся на жертве. Забулькал порезанным горлом, да так и помер, уставившись остановившимся взором на трясущуюся от ужаса полонянку.

А та ни двинуться, ни сказать ничего не может. Лежит, нагая, распластавшись под трупом обидчика, да только горько воет.

Юнец сбросил отяжелевшую тушу с белого тела и укрыл его попавшейся холстиной:

- Спи, давай. Завтра в дорогу.

И вышел в ночь, уволакивая окровавленный труп дальше в лес. Сам же уснул у входа в землянку, чтоб почуять, если оголодавшее зверье подберется. Прислонился горячим лбом к остывающей на ночь двери - и был таков.

Наутро, ввалившись в землянку, обмер. Девка была уж холодною. Кровь пропитала вытоптанную землю, не позабыв о старых овечьих шкурах. И запах...

Ашан до сих пор не мог забыть эту вонь. Смерть всегда пахла одинаково - терпкой кровью, сладким окончанием жизненных тревог и чем-то неуловимо печальным. Только печалиться юнцу времени не было. Как и думать, а что, если б остался? Может, жива была б, не осмелилась такого с собой сотворить...

Девку зарыл в лесу. Укутал в найденные тканины - с прорешинами, грязные, да только и такие казались в этой глуши блажью. Даже креста могильного не оставил. Да и кто к ней ходить-то станет?

Собрался наспех. Взял нехитрый скарб, еды в дорогу - и снова дни в пути. До избитых ног, до разорванных мозолей.

До Огнеграда.

А там - кобыла. И путь втрое короче.

Пока не начнутся земли степняков...

***

Яра устало опустилась на скамью. Она трижды осенила себя крестным знамением, низко поклонившись образам, но ужас так и не покинул девку.

Что сталось? Как получилось такое?

Она знахарствовала давно, да только ни разу не выходило у нее узреть глазами больного. Оттого, когда видение накрыло ее с головой, она и вдохнуть не могла.

Глядела как окаянная, что творили с юнцом, и понимала: то в прошлом. Не помочь уж ему. А душа-то помнит, ноет по-старому. Только отчего-то голос ее не докричится до рассудка воина? Яра не знала. Чувствовала как будто, что душа того укутана в густой мрак, а как помочь ей - не понимала.

Да и беспокоил ее не только воин.

Анка по-прежнему не приходила в себя, хотя после наузы дышать стала легче. И сон ее показался Яре благостным - без метаний, без пота холодного. Она уж и улыбнулась однажды, а в себя все не приходила.

А храмовник - ее муж - уже избил весь порог. Нет, он не надоедал Яре - эту ношу на себя брала Крайя. Она еще со звездной ночи невзлюбила того за ненависть к ее дитяти. Оттого и выпроваживала Богослава за дверь. Только молодая знахарка все больше боялась, что Дара найдут.

И страшилась ходить к нему после видения, да только болезнь его становилась все горше. Выживет ли? Яра не знала. Не видала до этого дня молодая знахарка таких ран. Примочки и перевязки помогали едва ль. Она варила все новые зелья, а проку от них по-прежнему было мало.

Плоть загнивала.

Смердела резко. Гноилась, выпуская на свежее сено белесовато-янтарную жижу. И снова воспалялась.

И уж не сами раны - воспаление пугало знахарку больше всего. Оно ползло все выше, забирая с каждым часом по свежему куску темной плоти.

И само знахарство изнуряло Яру. Впервые.

Чувствовала девка, что встретилась с чем-то странным, а с чем - понять не могла. Спросить у Крайи? А поймет ли она поступок внучки? Не осудит ли? Знахарка боялась.

И ей бы сплести для воина наузу, подобную той, что она повязала на запястье Анки, да Ярослава не решалась. Чужак. И примет ли помощь лесных богов, не откажется ли от нее, отвернувшись да отойдя к праотцам? Знахарка не знала.

Она так утомлялась, что едва могла говорить. Благо, Крайя давно в хлев не заходила, позволяя внучке самой заботиться о нехитром хозяйстве, - слабая уж была для такой работы.

Яра посидела всего минуту - и снова на ногах.

Схватила лукошко. Бросилась из избы. Чем скорее наберет почек сосны, тем скорее вернется домой. Отвары нужны. Их можно обменять на молоко, которого лишились знахарки после пропажи козы. А там, глядишь, и зима скончится.

И девка заспешила в лес.

Срезала побеги так скоро, что поранила палец. Наспех перевязала - и дальше. На боль не обращать внимания!

- Яра!

Знахарка так задумалась, что не услышала шагов Свята. А может, он нарочно подобрался к ней тайком, потому как знал: сбежит. В любом случае, деваться ей было некуда.

- Яра! - Он резко развернул ее к себе и схватил лицо в ладони: - Не могу больше ходить за тобой!

- Так не ходи! - Огрызнулась та, но тут же пожалела: он ведь не виноват в том, что любит.

- Не могу, Яра. Без тебя мне тяжко.

И он наклонился к губам знахарки, пытаясь вырвать у нее мимолетный поцелуй. Только молодая знахарка сражалась так отчаянно, что Свят выпустил ее:

- Все еще сердишься?

- Нет! Точнее - да. За чувства, что будишь! Мне тоже тяжко, Свят. Аль не видишь? Но лучше так, чем молча выть в подушку, когда уйдешь!

Яра вырвалась из его рук, примирительно сказав:

- Мы всегда были друзьями. Нынче не тот час, чтоб все менять. Пойдем, Свят, мне еще много сделать надобно.

И она зашагала по тропке, не расслышав ответ друга:

- Ты иди, Ярушка. А я тебя в обиду не дам. Ни отцу, ни селянам.

Он помог знахарке собрать полные лукошка почек и донес их до избы, помахав на прощание ей и выглянувшей Крайе.

- Хороший хлопец, - проговорила та, забирая у Яры одно лукошко. - И любит тебя. Чем не нареченный? Отчего не разом?

- Не могу я, бабушка. Судьба у него другая. Обещан он. Заринка слово взяла, что не трону.

- Дура ты, девка. О своем счастье надобно думать. А не о заринкином. Коль любишь - люби. А нет - дай жизни.

- Я и даю, - устало отмахнулась Яра. - Пусть берет, коль надо.

И она направилась в избу, забрав с собою лесной скарб. Взобралась на чердак, и, осторожно ступая меж чистых тканин, разложила собранные почки. Повернула старые, проверив, что уже посохло. И собрала сухие. Их перемолоть - и будет целебна. А она нужна, в селе хвори.