Марина Дечко - Знахарка

Напились кровью невинной и отворили время. А то заискрилось, пытаясь сохранить свою непорочность. Да только что время, когда сумрак держит его в западне?

И открылось Колдунье то, о чем она лишь догадывалась, но не знала наверняка.

Увидала она в былом, как повстречались два подлетка - степняк и тот, другой, самим Ханом Волком прозванный. Из-за которого она кровь мужнину затворяла, память обрезая. И чуяла ведь Чародейка, что рядом он. А вот уловить не могла. И надеялась ли на такое счастье? Нет. Только вот оно, в ладони!

А перед ее глазами пробегала юность двух братьев - Ашана и Элбарса. Дружба, что сродни кровной. И обеты.

И зародилась в Чародейке другая мысль, до того ей неведомая. Она полоснула себя по запястью, соединяя кровь. И та, что принадлежала ей, смрадная, легко проникла в вены воина, забирая с собой живую.

А Колдунья зашептала, наказывая:

- Спи, Элбарс, Тигр-хан. Спи и сон гляди. Об Ашане, друге твоем, брате названном. Не друг он тебе больше, не брат. Ворог Лесной, что Степь лишь прибаюкивает, чтоб сразить. Змея ты пригрел на своей груди. Свернулся он кольцом тугим да ждет часу. Выжидает, когда ты, Степной Тигр, ослабишь внимание, да шею оголишь. А там рука предателя не дрогнет. И жизнь молодая, едва в силу вошедшая, оборвется.

Гляди и запоминай...

И как увидишь его в другой раз, не останови руку, стрелу в тетиву занесшую. Отпусти ее, суд верный свершив. И тогда станешь ты, Элбарс, единственным сыном Хана, как и было начертано от рождения. А, значит, исполнишь волю богов старых.

И из палат белокаменных выскользнула гадюка черная, что лентой атласной покинула Белоград.

С той ночи, когда степные воины встретили белениц, прошла целая седмица.

Дар отдал приказ разбить лагерь на два дня да выставил степняков по периметру шатрового городка, - берег свою ворожею. И сколько Ярослава не противилась тому решению, муж ее слушать не стал.

Приказ Ашана исполнялся исправно. Яра видела - воины не просто боятся второго сына Хана, они уважают и чтят его. А вместе с ним - его молодую супругу.

Да только останутся ли почет да уважение в далеких степных землях, куда Ашан-Волк приведет свою чужачку?

И мыслям бы дурным не знать покоя, если б не тело ворожеи, что требовало тишины. Отдохновения...

И, не смотря на походное положение да близость Камнеградского Княжества, покой был. Робкий, шаткий, а все ж таки... блаженный.

Яра понимала, как отряд Дара рискует в этой вынужденной стоянке, а оттого и старалась поправляться скорее. И воины в том ей помогали.

В первый же день, когда молодая ворожея была еще слишком слаба, чтоб подняться, подол шатра приподнялся смуглыми крепкими руками степняка, что почтенно склонил голову перед Ашаном:

- Похлебка. С травами лесными, на заячьем жиру вареная. Мясо пропарено, мягко...

Он бросил скорый взгляд на Ярославу:

- А еще... у меня для госпожи подношение...

Яра слышит слова воина словно бы через заслону прочную, и многим тише - голос Дара:

- Что?

Ее муж нынче не добр к брату своему, тревожен даже. Знать, боится за нее. И Ярославе становится хорошо. Так хорошо, что она кличет:

- Пусти, Дар.

И нареченный пропускает воина, что садится у мягких звериных шкур. И, оглядываясь на Ашана, говорит тихо, ссыпая Ярославе в самую ладонь сладкое угощение:

- То ж ирга, коринкой еще называемая. Ягода, растущая в Степи. Ее моя Харка собирала, сушила на меду. И пастила у нее знатная выходила...

Воин снова оглядывается на Ашана, но тот спокойно кивает, позволяя продолжить:

- Мы давно в походе, и ягоды почти закончились, да вот...

Он ссыпает оставшиеся темные кругляши в ладонь Яры, и скоро, словно боясь, что его остановят, проговаривает:

- Беленица на мне сидела, когти в грудь запустив. И боль меня не так пугала как то, что моя Харка не дождется мужа своего с земли чужой. Я уж и попрощался с нею, как все закончилось. Не поверил. А потом братья сказали, кому жизнью обязан...

И он низко склонился перед Ярой, целуя подол ее одежд. А потом скоро вышел из шатра, позволив Ярославе положить в рот сладкое угощение.

И все ж, есть самой в тот день ей запретили. Она бы запротивилась, коль не приятное чувство защищенности да силы, исходившие от мужа. Ярослава уж и не помнила, когда за ней так ходили. Разве что в детстве... А уж потом - это она всех выхаживала, травяными отварами потчуя. И не знала, что такое ж добро может к ней вернуться...

Заячья похлебка была вкусной. Свежей, духмяной. И ворожея довольно закрывала глаза, когда ароматное варево касалось губ. А ведь соли степняк не пожалел, хоть она и была на исходе...

Знать, взаправду воины с раскосыми глазами были ей благодарны за ту ночь. И Дар не лгал, когда говорил об этом. А Ярославе все не верилось. В родном селе-то ее бы уже давно ведьмой прокляли, а тут...

- У нас таких, как ты, бахсами кличут. Людьми силы. Шаманами. Они - избранные самой Степью, богами древними.

Дар осторожно убирает прядь темных волос, что у самых губ ворожеи, и нежно продолжает:

- Люди силы - сокровища. И каждый степняк склонит голову перед бахсом. Вот теперь и перед тобой. Ты сама заслужила тот почет, ворожея...

Дар еще долго уговаривал Ярославу, однако ж той все не верилось. Пока она не увидела воочию.

На исходе второго дня, когда костры в лагере догорали, а похлебки были съедены, Ярослава почувствовала, что сможет идти. Она допила травяной взвар, на меду настоянный, и осторожно привстала на шкурах.

Шатер был пуст - знать, Дар снова пошел с воинами на разведку. И если так, то у нее будет шанс вдохнуть свежего воздуха.

Ярослава осторожно встала на ноги. Слабость давала о себе знать, да только и дальше лежать на мягких шкурах нельзя. Тулуп по-за тяжестью казался неподъемным, однако Яра тут же напомнила себе, как тянула вьюжной ночью степного воина. Знать, его тяжесть была в разы больше. А тогда и сейчас ей справиться.

На лбу появилась крупная испарина, и ворожея смахнула ее рукой.

"Всего несколько шагов по лагерю", - проговорила она про себя.

Подол шатра раскрылся легко, выпустив молодую знахарку до чистого свежего воздуха. И горсть снежинок тут же обрушились ей на платок. Колючие, а Ярославе вот хорошо.

Радостно.

И она сделала шаг. Затем другой, третий.

Поначалу ей не глянулось ничего, а потом...

Воины, что сидели у костров, поднимались при ее приближении и низко кланялись. И отовсюду слышалось:

- Бахса...

А Ярослава отвечала поклоном на поклон. Низко, до земли склонялась она, пока не уразумела: силы вновь оставили ее. Словно бы споткнулась молодая ворожея, потеряла равновесие, и в ту же минуту ее подхватили в тепло объятий. И наговором у самого уха:

- Я же запретил ходить...