Марина Дечко - Знахарка

А она помнила запах крови. Сырой, свежей. И вкус ее хорошо знала. Потому как только кровь живая дает колдунам силу дюжую. А с силой приходит и дар ворожбы. Да не тот, которым боги, словно бы крохами, делятся с ворожебниками. Дар мощный родится от жизни отнятой. Одна беда - живет не долго, постоянно требуя подпитки. И ритуалы с каждым разом все сложней. А Симаргл дышит в затылок, по избраннице своей тоскуя...

Да только придумала Чародейка, как дверь в Туманный Лес затворить. Оборвать связь с мужем-богом, что так щедро укрывал ее мехами ценными. Исчезнуть из мира мертвых, вновь попав к живым.

Колдунья опустилась на землю гнилую и резко потянула носом смрадный воздух. Кости ее девичьи еще не сотлели, а, значит, дорога в Лес Симаргла все еще открыта.

И она указала пальцем на камень поминальный, под которым лежало тело юное, ею оставленное. А потом отошла в сторонку, ожидая, пока Ворожебник отопрет землю кладбищенскую, да разложит огонь святой, что поглотит кости девичьи.

За тем - печать кровавая, чтоб успокоить погост.

И Колдунья снова обернулась в меха лисьи, торопясь в покои каменные. А позади нее зияла голодная пасть могилы, когда-то бывшей ее пристанищем.

Последняя связь с Туманным Лесом оборвалась, и теперь гадюшница, что жила в теле юном, была связана с ним навсегда. Словно бы рожденная девкой этой.

А когда под ногами оказалось небо и звезды чертогов, Колдунья позвала Ворожебника, приказав ему:

- Привези мне новых слышащих. В тех, что томятся в подземелье, сила больше не теплится.

И Ворожебник кивнул, понимая, что заставить силу уснуть могло только одно - смерть.

Зарина не помнила, сколько годин прошло с тех пор, как присела она у лавки отца.

Тот горел. Полыхал, словно бы объятый огнем. И чуяла девка, что плоть батьки стянуло гудящим пламенем, съедавшим того с каждым оборотом часу.

Примочки с целебной, что дала Крайя, менялись уже трижды. И раз за разом, отнимая от нарыва влажную холстину, Зара чуяла, что в них, струпьях этих, словно бы разворачивается неведомая мощь. Пульсирующая и вбирающая зимы кровника.

Девка нутром осязала: та готова прорваться. Да только коль извергнется наружу - то и ее с маткой не станет.

Зарина не желала слушать старую знахарку, что, дескать, сила в ней теплится. И что, коль в роду были шептуны, то пробудиться дар может в ком угодно. Да и Богослав, узнав про такое, тут же спровадит ее на костер. А там, гляди, и она займется пламенем. Как отец ее.

Сгорят разом. А за ними - мамка, горя не снеся.

Только и выбора у нее не осталось.

А потому опустилась Зарина у изголовья лавки. Провела по слипшимся волосам старика и зашептала.

Что сказывала - не помнила. Поначалу говорить с отцом пыталась. Просила, чтоб отогнал он хворь эту от себя. Про мамку напоминала. Про годы их молодые, ружовым колером окрашенные. О себе сказывала, о любви дочерней. Да не заметила, как шептать стала иначе.

Как поняла? А и не поняла поначалу. Только расслышала другой, едва слышный говор. Женский. Размеренный. И от него, сказа этого, на душе становилось светло. Теплело словно бы.

И Зара стала повторять - проводить слово живое.

Не знала будто бы наречия, что рвалось с иссохшихся губ. Только чуяла, что от них, слов этих, батьке становилось легче дышать. Да мощь, сидевшая в струпьях, приутихла, обиженно заныв от бессилья. А вокруг антрацитовых пузырей засиял белесоватый огонек, оградив ворожбу от силы темной. Засиял и погас.

И Зара очнулась.

Метнулась в горницу, пытаясь разглядеть в сизом зеркале тонкой тарелки свое лицо. Горит. И щеки горячие пурпуром в серебре. Лоб в испарине, и глаза - что у зверины - дикие. Только губы полоской тонкой, волосом льняным.

Руки задрожали от нахлынувшего страха, но тут раздался тяжелый стук в дверь. И Зарина остановилась. Уж не прознал ли храмовник об ее лиходействе?

Зара кинулась к двери, и, открыв ту, резко остановилась.

Перед ней стоял Свят.

Темный, что стального колеру тучи, несущие грозу с края Моря Северного Ветра. И глаза его казались дикими от горя.

- Свят? - Зара отступила на шаг, не ожидая увидеть друга, да так и замерла на пороге: - Случилось чего?

Дурное чувство сковало нутро. А уже спустя минуту, когда старостин сын заговорил, Заринка поняла: не напрасно.

- Мор, - выдохнул Свят. - Нежег горит, струпьями покрываясь. Да отец занемог. Матка вся извелась, дожидаясь вестей от воеводы. Говорят, в селе каждая вторая хата полыхает Хворью Морной. И сил Крайи не хватает на всех, да в соседнем селе Улада, старая знахарка, померла. В такой-то час...

И он устало остановился, в упор глядя на Зарину:

- Крайя говорит, снадобье у тебя есть с запасом. Дай склянку для малого, она нового сготовит. Дотянуть бы ему до приезда лекарей именитых, с самого Камнеграда воеводой выписанных...

Зарина растерянно огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить, где оставила пузырьки с целебной. А потом, найдя отвары, вдруг уразумела, что малеча не дождется ни эскулапов маститых, ни целителей травных, в село батькой отправленных. Потому как сила темная, свернутая в тугой науз струпа, выест душу Нега до дна.

И тогда Зарина запросилась:

- Отведи меня к нему. Я сумею помочь...

И, схватив склянку со снадобьем, заторопилась за другом на мороз.

Меж изб Зары и Свята было богато домов, и в каждом из них горела лучина. Да по-за узких окон слышался гомон тихий. Значит, друг не соврал. Струпный Мор дотянулся и до Светломеста.

Отблески горящих лучин падали на протоптанную дорогу небольшими пятаками света, только наокол все одно было темно. Зара шла почти наугад, пока не споткнулась. А там - колючий снег с сугробом высоким. И, кажется, ладошка расцарапалась о ветку коряжистую.

Заринка попыталась встать, а так и не смогла: запуталась в юбках, что мокрыми холстинами окутали ноги. И ей бы снова попытаться, да только в тот самый миг дружние руки подняли ее с сугроба. Отряхнули аккуратно, бережно даже. И глазами - в глаза:

- Не ушиблась? - Свят переживал. Оглядывал тонкую фигурку в куцем свете оконец, да все ладоней касался: - Что ветка: поранила?

А Зара разревелась. Не из-за боли, нет. Из-за склянки, что несла Нежегу в подмогу. И ведь старалась не уронить, да только...

Святослав поднял темный пузырек осторожно, отер о свой тулуп. Поднес к лицу девки:

- Не волнуйся, не пролилось. Ты чего, глупая?

И тогда Заринка от счастья улыбнулась. Сквозь слезы. И улыбка эта, искренне-детская, заставила Свята улыбнуться в ответ:

- Пойдем?

А Зарина, кивнув другу, потянулась за ним к воротам, и уже оттуда - в просторные сени.

В избе Литомира было душно. И пахло гнилой плотью да гноем.

А Веселина уж с ног сбилась, хлопоча вокруг двух лавок, на которых, не открывая глаз, лежали Литомир да малой - оба белокипенные, с тонкой кожей, обтягивающей впалые щеки. И над щеками - темные круги век, хрупких, едва дрожащих от покидающей их жизни.