Марина Дечко - Знахарка

Дар бросил скорый взгляд на Радиславу. Та пригубила меду черемухового душистого да отщипнула запеченного карася. Ни верченые почки, ни баранина на вертеле, ни зайцы в лапше не привлекли внимания Княжевны. Да и рыбу она отставила, едва угостившись.

А перед степняком поставили перепелов в чесночной подливке да жаворонков в шафране.

- Угощайся, Князь, - приглашал его Велерад, - перепела особенно хороши, когда после трапезы вечерней молодую супругу к ложу ведешь.

Он хитро сощурил глаза и усмехнулся своим словам, но Дар не почувствовал от них тепла. Как и от еды. И подавалась она горячей да ароматной. Дразнила. А удовольствия не вызывала. Словно бы ненастоящею была.

Дар сжал ладошку Яры, понимая, что та тоже не ест. Лишь кусочек того да другого в рот положила. Значит, и ворожея его чует неладное. А потому выбираться скорее надобно из Копей Соляных.

А перед гостями танцоры вышли. В шапках расписных, лоскутами шитых, да костюмах развеселых. И скачут они, резвятся, смехом трапезную заполняя, а на душе у гостей - досада. И чем дальше вечер идет, тем сильнее Дару хочется уйти от танцоров этих да двора соляного к своей ворожее. К ее теплу родному. Укрыться. Заснуть.

- Ты устал, Князь, - проговорил Велерад. - Да и ворожея твоя измоталась за дни в походе. Дитя силы тянет, в рост пошло. Ей бы отдохнуть...

И Соляной Князь махнул рукой, чтоб стольники тут же прибрали блюда.

- Радислава, ты проводи гостью в палаты ее. А мы еще останемся с воином. У него ко мне вопросы имеются.

И он махнул дочке рукой.

Княжевна поднялась неспешно. Поклонилась низко Велераду, Дару, да протянула тонкую руку ворожее:

- Пошли, Ярослава.

И снова глаза в пол, снова учтивый наклон головы. И лица почти не видать. Глаза вот сокрыты.

Ярослава взглянула на мужа. Не хотелось ей покидать нареченного да идти одной с дочкой Князя, вот только могла ли она высказать сомнения в его решении?

Оттого и пошла покорно, и Дар долго глядел ей вслед, потому как сердце его гулко стучало в груди - неспокойно было воину.

- Ты не думай, ворожею твою не обидят. Радислава жизнью своей за нее отвечает. И, коль я наказал встретить вас с почестями, в Соляных Копях приказа не ослушаются. Не беспокойся о жене, Князь. Не думай. Пойдем лучше со мной, пока весь двор тут. Ты многое должен узнать...

И Велерад поднялся с места, увлекая за собою Дара.

***

Степной Хан сидел на паласах разноколерных.

Вокруг него - верные воины, для которых жизнь Хана важнее собственной. Рядом - родовитые степнячки, все до одной - жены.

Айнур подает кумыс сладкий в высоком кумгане. И сосуд тот золотом изрезан, да лалами багровыми раскрашен. Кумган стоит дороже жены младшей, и она это знает. Оттого и дрожат руки перед статным воином...

Жена младшая юна - Хан взял ее из дома, когда той едва исполнилось четырнадцать оборотов солнца. Уговорил отца, что, дескать, к самому Правителю в Шатер высокий дева войдет, оттого и ждать больше нельзя. Старик и противился, а вот уступил...

Девка была хороша. Не груба, как ее старая мать, что привела в Степь десяток дев пригожих. Не полна. Тонка, темноволоса. И ликом резна, точена...

Брови вразлет, губы алые. Румянцем вишневым щеки подкрашены.

Красота дивная распаляла в Аслане огонь мгновенно. Ночь за ночью. И не оставалось у девки молодой ни одной для себя...

Айнур Хан взял в жены оборотом луны раньше. И приданное за нее выплачено, что не только в дом к самому Аслану, а к богу подземному не стыдно войти. Да только старый Хан суров. Глядит на девку взором твердым, да подгоняет:

- Не пришла ль пора бескровной луны?

И Айнур, отводя взгляд, отмалчивается. А у самой - слеза в уголке глаз. Она смахнет ее украдкой, когда убедится в том, что муж ее не видит того...

Зухра потчует Хана сладкими коричневыми плодами, что везут с самих Земель Полумесяца. Там жарко, и сочные финики зреют быстро. А уж довезти их до Степи - дело купцов. Те, кстати, получают по мешку алтынов за любимую сласть Аслана-хана.

Степнячка в доме Хана третий оборот солнца, или, как говорят на Земле Лесов, третью зиму. И уже дважды понесла. Все девочки. А Хан желает видеть сына. Вот Элбарс у него Тигром зовется, а остальные...

Зухра полна, круглолица. Она и поначалу была округла, а уж как понесла...

Аслан-хан глядит на жену вторую с теплотой, с любовью. Хороша она, пригожа. И тело мягкое, что тесто старой Айши. И пахнет-то от нее всегда хорошо, приятно, отчего Хан вновь подумывает о дочке...

Вот только дочерей у него не счесть. Имена-картинки, цветами весенними рассыпавшиеся по Шатровому Городу. И кровь в них гудит ханова, да только душит Аслана глухая обида.

Суров он и могуч. А сына лишь одного в мир пустил. Другого прикормил за спасение Элбарса. И вот больше - никак.

Даже Лейла не одарила его сыновьями, хоть отец ее на сговоринах и божился, дескать, будет у Хана не один сын, а целая армия. И что с того? Сыновья рождались. Только мертвыми. В разный срок. И теперь уж его Лейла была совсем иссохшейся. От обиды ль, от горя немого. А может, оттого, что несла дитя в утробе каждый оборот солнца.

Нет, Хан не щадил своих жен. Да и что с того? Знали, куда шли. Как и знали, что принести ему дитя - единственная задача. И что не справлялись с нею, то их вина...

Хан снова вспомнил Элбарса. Сын-Тигр. Достойное продолжение, гордость степняка. Да только в походе он, а как сгинет...

Аслан с трудом отогнал от себя ужасные видения.

Элбарс - его гордость, и сила в нем немерянная. А, значит, вернется с Лесной Земли целым и невредимым. С дарами отцу дорогому. И сядет подле него, перенимая науку древнюю Степью править.

Его сын...

- Хан, - Саида, самая старшая из жен, мать Тигра, низко склонилась к самому уху мужа. И ведь знала, плутовка, что уж в нем не пробудить пылких чувств, а все за свое... Тут и там касалась, словно бы ненароком, руки мужниной, стлалась перед ним, подобно паласу драгоценному. А он прогонял. Да и кто захочет ту, что почти два десятка зим поруч? - Там послание. От Элбарса.

Саида прежде была хороша. Пожалуй, прекраснее других. Оттого-то и влюбился в нее Аслан по молодости, по крови горячей. Оттого и позвал в Шатер высокий женою первой, главной. И пока она была хороша, не брал других. Сына лелеял, да заботой деву любимую окружал.

Вот только время идет. Не щадит оно ни красу девичью, ни стать мужскую. Все отбирает у людей понемногу, чтоб не озлобились они враз, не взбеленились.

И у Саиды оно отняло что красу юную, что фигуру статную. А как Элбарс, сын любимый, в первую силу вошел, так и пригласил в свой Шатер Хан вторую жену. Думал, обидится Саида, кричать да голосить станет. А она - нет. Мудра.

Глядит хитрыми глазами, в которых огонь скачет. И, верно, ждет награды: знать, сын благую весть отцу-повелителю шлет. И знать бы ей...