Анна Мичи - Академия Трех Сил

— Спи уже. У тебя ведь завтра с утра экзамен, разве нет?

«Спи?»

Я кивнула, не сумев подавить разочарование. А как же?.. И плевать на все экзамены, если сегодня может произойти кое-что поважнее.

Хен будто понял. Мягко усмехнулся и объявил:

— После сессии поедем к твоим.

Улыбка сползла с моего лица. Это еще зачем?

— Хочу внести вено. Пока я этого не сделал, между нами ничего не будет.

Я задохнулась от возмущения. Что?! Несправедливо! Мама и так вытянула из него уйму денег! Открыла было рот, чтобы вылить на голову Хена поток возражений, но он предугадал и накрыл пальцем мои губы. Твердо сказал:

— Нет. Сначала вено, потом все остальное.

Может, я бы сопротивлялась и дальше, но Хен, словно решив разом покончить с моими протестами, вдруг перекатился, оказываясь надо мной, и принялся целовать.

Я была словно гусеница в плену одеяла и тяжелого мужского тела, спеленатая по рукам и ногам, а Хен явно наслаждался моей беспомощностью.

Когда поцелуй закончился, я тяжело дышала, мысли улетучились. Но когда Хен слез с меня и лег рядом, первым делом поинтересовалась:

— А когда ты решил, что я все же тебе нравлюсь?

Хен удивленно приподнял брови, снова заулыбался.

— Сложный вопрос. Я понятия не имею. Не думаю, чтобы решал что-то. Зато знаю, когда понял, что дело швах.

Подбор выражений меня позабавил. Но я затаилась, чтобы не пропустить ни слова.

— Ты ведь поцеловала меня тогда в палатке ночью?

Вопрос застиг врасплох, и в памяти поразительно ярко встали подробности той ночи. Разговор с Карином у костра, обида, Хен, спящий в палатке. Его лицо с закрытыми глазами — и мой нечаянный порыв.

Наверное, я густо покраснела, потому что нынешний Хен, не скрываясь, смеялся. Правда, почти сразу посерьезнел.

— Тогда я решил, что мне приснилось, но… Не знаю, сложно объяснить. Я вдруг понял, что все не так, как мне казалось. Включая мои собственные чувства. А потом, на следующую ночь, когда ты призналась… Я испугался. — Хен на миг замолчал, его кадык дернулся. — Себя испугался. Того, что, оказывается, я тоже к тебе чувствую… что-то. А потом твоя матушка устроила переселение. Так и покатилось все по наклонной… — Он усмехнулся, показывая, что шутит.

— Ты за мной подглядывал, — пробурчала, чувствуя, как горят щеки. Хотя они весь вечер полыхают не хуже светляка, мной можно комнату освещать.

Хен подпер рукой голову и уставился на меня с многозначительной усмешкой.

— А ты не специально это устроила?

— Нет, конечно!

— Ну мало ли… Ты ведь постоянно ходишь в таком виде… провоцирующем. Все недоумевал, ты специально или просто не понимаешь.

Я хлопала глазами. Провоцирующий вид? О чем он? О старых домашних шортах? Или бесформенной кофте? Или хлопковой маечке вместо красивого кружевного белья? Даже из-под одеяла вылезла, села, скрестив ноги, и потянула кофту, показывая:

— Ничего же не видно, она даже не облегает…

Хен окинул меня медленным вдумчивым взглядом. Уделил особое внимание скрещенным ногам, и я в который раз подумала, что похвастаться мне нечем. Вот были бы у меня ноги от ушей, как у Лидайи. А так — обычные, пожалуй, слишком толстые в ляжках, пятнистые от синяков — неизбежное зло от тренировок.

— Ничего ты не понимаешь, — пробурчал Хен, — совсем ничего. Давай спать.

И повернулся ко мне спиной, гад этакий.

Вне себя от возмущения я закуталась в одеяло, но буквально через пару минут нырнула под соседнее и прижалась к горячей спине.

— Сатьяна… — простонал Хен. — Спи.

— Как раз и пытаюсь заснуть.

Он вздохнул, смирившись с неизбежным, и наступила тишина.

Домой ехали большим караваном. Я вспоминала, как в том же составе мы с братьями и Хеном проделывали путь до академии. Как Хен подшучивал надо мной, называл мечницей… и как вдруг предложил формальный брак, узнав, что я не хочу к «рыбакам». Удивительно было сознавать, как все изменилось. Тогда и подумать не могла, что когда-нибудь наш брак станет вполне реальным. Ведь буквально через пару дней, когда мы приедем, Хен внесет выкуп, и я стану его женой по-настоящему.

От этой мысли внутри все замирало.

Я уже смирилась с мыслью, что мать снова погреет руки. Хен несколько раз объяснял, что делает это не потому, что не сумел найти предлог для отказа, а сам этого хочет. Сказал, что поставит условие, чтобы мать не могла воспользоваться этими деньгами, чтобы они были записаны на мое имя в качестве приданого. Тогда я смогу ими воспользоваться, если вдруг с ним что-нибудь случится. Я и наши дети.

Аргумент о детях стал решающим. Сама я о них до сих пор не задумывалась.

Хотя нет, было однажды, когда сказала Лидайе, что мы с Хеном теперь вместе, а она спросила, как обстоят дела с предохранением.

Вопрос ошеломил, как удар по уху. Почему-то мне и в голову не приходило побеспокоиться на сей счет. Просто решила, что раз мы женаты, то все в порядке. Но Лидайя была права: я только на первом курсе, какие дети, когда едва поступила на факультет, о котором столько мечтала? Еще ведь и желание самого Хена имеет значение: он, небось, тоже о детях не задумывается.

Насладившись моим озадаченным лицом, Лидайя дружески хлопнула меня по плечу.

— Благодари небеса, что у тебя есть я, балда!

Она полезла в свою сумку и вытащила оттуда круглый медальон величиной с ладошку. Начертила знак «иргу-ос», и крышка с тихим звоном откинулась.

Я придвинулась к подруге, упираясь плечом в плечо, и с любопытством заглянула внутрь. В медальоне оказалась несложная схема: круг с девятью созвездиями, в центре изображение двух богинь, Девы и Матери, спинами друг к другу.

— Тут, — Лидайя указала на созвездие Пчеловода, — начало твоего цикла. В этот день читаешь ритуал Венценосной Деве, просишь, чтобы защитила от нежеланных последствий. Если в тот же день, на худой конец, ночью, не успеешь — все, пиши пропало, придется ждать следующего месяца. Если успеешь, тогда следующий ритуал читаешь через три пятидневки, в ночь Богини-Матери. Ей приносишь извинения, что пока не можешь последовать ее путем. Если все сделано правильно, то каждые три дня будет загораться новое созвездие. Пока они светятся, можно ни о чем не беспокоиться.

Я вытянула шею, следя за созвездиями в медальоне, — две трети из них сияли. Невольно рассчитав начало следующего цикла Лидайи, смутилась. До этого я ни с кем не разговаривала на такие темы, разве что мать лет в четырнадцать объяснила, что в жизни женщины бывают особые дни.

— Откуда ты все знаешь?

Лидайя расхохоталась и с щелчком захлопнула медальон.

— В жизни каждой девушки однажды наступает время узнать об этом. — С намеком приподняла она брови.

Сообразив, я слегка покраснела. Какая я все же наивная. А Лидайя… она показалась мне еще взрослее и умудреннее опытом, чем раньше. Она же рассказала, где можно приобрести такой медальон. Мы еще немного посекретничали, болтая о всяком девичьем, пока разговор не перешел на Хена.