Мария Вельская - Змеиная Академия. Щит наследника [litres]

В башне было тихо и пустынно, она не предназначалась для проживания, а те времена, когда собирался еще полный Круг, уже давно прошли. Сейчас здесь не хватало многих… Огромный зал с длинным столом и высокими креслами-тронами был пуст, как и большая часть огромных комнат, отведенных под библиотеки, хранилища артефактов, оружия, зелий, под лаборатории магов и многое другое. Только дальнее окно на северной стороне башни ярко светилось – один из Мастеров никогда не покидал места своего обитания хотя бы потому, что очень хотел жить.

Магистр Эо шэ Дарш сидел у окна, молча глядя слепыми глазами в сторону дворца и других летучих островов. Угроза была уже ясной, ощутимой, объемной.

– Несчастный глупец, одержимый собственной силой, что же они с тобой сделали, – шевельнулись сухие губы.

Тонкая рука теребила покров, не решаясь его сбросить даже наедине с собой – слишком опасно. Если хоть кто-то узнает… Даже Илшиардену не доверил он этой тайны. Он… Глухой смешок. Какой идиот придумал, что время лечит? Сердце болит так же, как и много тысяч лет назад, когда ее бога предали и заточили. О, если бы только она могла стать его последней жрицей! Но проклятые ограничения, наложенные на таких, как она, что были посвящены вечному Ничто, не давали возможности стать жрицей одной из богинь. Тогда ее имя звучало совсем по-другому, да и была молодая прорицательница древней расы вечно юной красавицей, а не изуродованным обрубком былой славы.

Почему вдруг вспомнилось это сегодня? Быть может, потому, что уже который месяц по городу идут нехорошие слухи? Давно погибший мальчик восстал, преданный тоже рвется к жизни, и Эо была последней, кто его бы в этом обвинила. Жаль немного жертв, но что делать, если на другой стороне твоя жизнь и разум? Да и начинал он древний ритуал, едва ли будучи в своем уме. А может, такое странное ощущение потому, что ходят слухи о новом Палаче?

Магистр беззвучно усмехнулась, перекатывая яблоко в пальцах. Подбросила вверх, швырнув маленький кинжал, выхваченный из волос, – рассеченное надвое яблоко упало на колени. Она не видела в полном смысле этого слова, как видят другие, но тем не менее и не была слепа, как считали.

Просто прорицатели видят иначе. За все надо платить. Тогда, многие тысячелетия назад, она этого не понимала и поступила глупо. Поверила сплетням. Отступилась. Полно, Эо, не прячься за этими двусмысленными формулировками. Ты предала. Своего возлюбленного, бога – пусть и не своего. И из-за чего? Из пустой, глупой ревности. Какими же жестокими и бездушными бывают смертные! Вой не вой, прошлого не вернешь. Она сторицей за свою глупость заплатила: смертью своего так и не рожденного сына, пытками, преследованиями, веками мучений, когда от нее прежней уже вовсе ничего не осталось. Но покоя боги и нелюдь ей не давали – слишком огромен был страх перед древним богом и всеми, кто с ним соприкасался. Это сейчас воспоминания многих поблекли, да и у змейки слишком сильные защитники, и то жизнь ее висит на волоске. Илшиарден, гордый упрямец… Иногда Эо его ненавидела за то, что он мог бы вернуть Айра Ши, но отказывался верить, предпочитая собственную независимость.

Нет, она понимала его. И не могла осуждать. Каждый заплатит за свои проступки сам. В срок. И она тоже, наверное, еще долго будет платить по счетам. Самое горькое то, что она лишена возможности чуять силу древнего, да и в видениях своих богов она видеть не может. Только доживать столько, сколько отпущено, скрываясь под мороком мужчины – впрочем, не очень-то и пришлось менять, слишком многое в ней изменилось.

Шум ветра отвлекал от тяжелых мыслей, как и барабанящие по стеклу капли первого весеннего дождя.

Право, песня выходит дрянная, да и голосок такой, что пьяниц только пугать. Искры магии вьются в воздухе в невидимом танце. В храмы ей путь заказан, не узнать, о чем шепчутся жрецы, да и последние змейцы она была в отъезде по поручению императора, лишь недавно вернувшись в столицу.

– Остались нам лишь долг и честь. – Ее голос звучал хрипло и ломко в гнетущей тишине.

Слова присяги звучали насмешкой. Многое переменится… Жаль императора, жаль Илша, сколько всего им предстоит вынести. Предательство ранит больнее всего. Эо тихо засмеялась, слыша, как в смехе звучит безумие – оно, как родную, давно обнимало за плечи, давая силы жить после всего, что было в прошлом.

Чужое присутствие было, как кинжал под ребра – слишком больно, слишком сильно, слишком остро. Ледяная ладонь ласково ухватила за шею, приподнимая в воздухе. Да, теперь она видела.

Знакомое черное пятно, жалящее своим прикосновением, еще не достигшее своего былого величия, но уже и не ослабленное.

– Айри! – Тонких бледных губ касается сумасшедшая улыбка, и она тянет руку, желая прикоснуться.

Чужая мощь обрушивается на голову, подминая под себя, врываясь в ее разум жестко и безжалостно, без малейшей подготовки, считывая, кажется, всю жизнь, начиная с момента рождения. Раньше она бы не выдержала – умерла от режущей сознание боли или стала безумной. Но разум безумцев куда гибче, а к боли ей не привыкать.

Она отдалась ей, растворилась в ней, распахнула сознание навстречу, уже сама жадно впитывая обрывки того, что ей ненароком предложили. Девочка все-таки вызвала его из небытия… И уже чуть не поплатилась за это. Айр был зол и расстроен, насколько он был способен испытывать эти чувства – все же он изрядно привязывался к своим жрицам. Эо и сама не знала, сколько это длилось. Миг – и ее резко отпустили, перехватив за талию и прижимая к чужому телу. Чужие губы обожгли холодом, он обвился вокруг, как всегда любил, прижимая руками, царапая когтями, лизнув раздвоенным языком.

– Ты сама виновата, алата. Не бросила бы меня и…

– И что? – горько. – У меня было время подумать, жизнь моя. Выбирая между некоторыми сведениями, храмовыми ценностями и своим ребенком, прости, я выбрала его.

– Это не помогло, – жестко. Да, он все еще зол и зол сильно, но она слишком хорошо знала древнего бога.

За ненавистью крылись печаль и скорбь. Дети у богов – редкость.

– Зачем ты пришел ко мне? – Эо слепо протянула руку, очерчивая резкие скулы, четкую линию губ, касаясь ладонью щеки, зарываясь пальцами в темные волосы. Как же мешала сейчас проклятая слепота, не давая увидеть его полностью, целиком, а не безликое очертание силы!

Эскайр что-то тихо прошипел себе под нос – и ее ноги вдруг оторвались от земли. Эо прижимали – бережно, сильно, не давая и шанса высвободиться. Шершавый раздвоенный язык слизал ее слезы.