Сильвия Лайм - Сын кровавой луны

Он увидел ее…

Глаза древнего вампира сверкнули кровью, и некромантка поняла, что не успевает. Анджей неуловимо быстро поднял кисть для удара, и на концах его длинных пальцев выросли острые лезвия ногтей.

Одним движением он должен был попросту оторвать ей голову…

И сейчас ей было, как никогда прежде, страшно.

В последний момент, когда рука древнего мелькнула в воздухе, напоминая лезвие, некромантка зажмурилась. Не хотелось видеть собственную смерть.

Однако ничего не произошло, и, когда она открыла глаза, фигуру Анджея вдруг заслонила другая. Высокая и широкоплечая, в кожаной куртке, какие носили все охотники…

Это был Ландер. И он закрыл некромантку, приняв удар вампира на себя.

Мелания не успела закричать. На это просто не было времени.

Она помнила, что Ландер обещал отвлечь на себя Лезвие…

Некромантка сделала последний шаг, обхватила рукоять кинжала, торчащую из спины Элиаса, и резко вытащила, стараясь не обращать внимания на то, как хлынула из раны кровь.

В тот же миг беловолосый вампир дернулся и будто скинул с себя стальные оковы. Выпрямился, а в следующую секунду нанес Анджею встречный удар.

Меланию отбросило волной магии на несколько метров вместе с раненым и бесчувственным Ландером. А на том месте, где они только что стояли, разверзлась огромная черная воронка, рядом с которой снова сошлись в схватке двое из пяти оставшихся в живых самых древних и сильнейших вампиров в мире.

Хотя один из них почему-то все еще истекал кровью.

Было очень страшно. Только останавливаться было некогда.

Мелания бросила короткий взгляд в сторону не освобожденных еще пленников, буквально ощущая, как рвется надвое сердце оттого, что не успевает помочь всем. И Элиасу, и Маркусу.

Ее Маркусу… который глядел на нее большими голубыми глазами матери…

Они были так похожи между собой — мама и брат. И только у Мелании радужки чернели жидким обсидианом, словно она и не родственница им вовсе. Впрочем, остальные фамильные черты Сенделов в девушке угадывались не меньше, чем в других членах семьи, так что переживать за родство не приходилось.

Но сейчас Мелания вдруг ощутила себя совсем чужой для них. Чужой для всех. Ведь разве можно называть себя хорошей сестрой, если после года разлуки не спешишь вызволить собственного брата из клетки?

Разве можно называть себя хорошим другом, если не спешишь помочь человеку, который спасал тебя уже не раз?

Она нарочно отвернулась, чтобы не видеть, что с Ландером, чье тело лежало всего в нескольких шагах от нее.

У нее не было на это времени. Не было.

Некромантка оглядела зал в поисках вампирши, которая снова могла все испортить. Мелания верила, что Элиас справится с Анджеем, если ему никто не будет мешать. Потому что если не верить даже в это, то можно было сразу сдаваться и копать себе могилу. А в Элиаса она готова была верить всегда.

Пепел все еще сыпался с потолка, но так как Мелания была хозяйкой этого заклятия, то ей прекрасно удавалось видеть сквозь завесу. И в том месте, где тело Огненной Боли врезалось в стену, оставив глубокую вмятину и сеть паукообразных трещин, оказалось пусто.

Вампирша очнулась и исчезла!

Меланию начала настигать паника. Кажется, наркотический дым полностью испарился из воздуха под действием буйствующей вокруг Тьмы и больше не помогал успокоиться. Некромантка в ужасе озиралась по сторонам в поисках рыжей убийцы, но никого не находила. К счастью, рядом с Элиасом и Анджеем ее тоже не было, но это был еще не повод радоваться.

Вскочив на ноги, Мелания сделала единственное, что ей пришло в голову в этот момент: кинулась к Фирелю, прижавшемуся к одной из треснутых колонн.

Мужчина выглядел… страшно. Красивое лицо исказилось: глаза под сдвинутыми бровями горели кровью, мягкая линия губ искривилась, на бледной коже откуда-то появились морщины.

Чувствуя, как спина покрывается липким потом, Мелания схватила его за руку и выпалила:

— Где Амадея?!

Сердце бешено билось. Ведь Фирелю ничто не мешало просто убить ее. Наверняка его прозвище неспроста переводилось как «Серебряный Страх».

— Не искушай меня, девочка, — ответил он, опустив голову и взглянув на нее сверху вниз. В кроваво-алых глазах колыхалось что-то черное и пугающее.

— Пожалуйста, — громко сглотнув ком в горле, ответила Мелания, глядя в эти глаза, от которых ей становилось все страшнее. — Помоги…

— Я не вмешиваюсь в бой, — ответил он настолько холодно и ядовито, что по спине некромантки прокатилась ледяная дрожь. — И за это уже стоит сказать мне спасибо. Элиас…

Он вдруг перевел взгляд на черную каверну, у которой дрались двое древних. Почти вся та чудовищная магия, которую они использовали, будто нарочно втягивалась в центр этой огромной ямы, делая ее все глубже и скапливаясь на дне странным, пугающе темным озером. Некромантка никогда не видела такого: чтобы Тьма была столь концентрированной, что превращалась в жидкость.

Судя по всему, это была общепринятая у вампиров предосторожность — чтобы не разрушить все вокруг. Вряд ли даже самому Анджею хотелось, чтобы его замок рассыпался как карточный домик, погребая под собой всех присутствующих и его в том числе. Но даже остаточных всполохов Тьмы хватало, чтобы стены дрожали и трескались, от колонн откалывались куски, а Меланию то и дело отшвыривало ударными волнами.

— Элиас погибнет, если ты не поможешь, — выпалила некромантка и сжала руку Фиреля с такой силой, что у человека наверняка остались бы синяки. Но древний вампир этого даже не заметил. Он снова перевел мрачный взгляд на девушку и ответил:

— По-твоему, я хочу, чтобы погиб кто угодно, только не Элиас?

Мелания застыла, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.

— Я не влюбленная девочка, — продолжил он. — И смерть любого древнего для меня… неприятна. Они для меня ближе, чем братья. А Амадея — больше, чем сестра… Если у тебя есть родственники, — добавил он задумчиво и вдруг опустил взгляд, — ты можешь понять.

Слова застряли у некромантки в горле.

Да, она могла понять.

— Только со своими близкими ты прожила сколько? Двадцать лет? Или тридцать? — приподнял бровь он. А затем закончил: — А я со своими — пять сотен лет.

Мелании вдруг стало ужасно горько. Потому что теперь ей казалось, что она и впрямь не имеет права его о чем-то просить.

Она опустила голову, и по ее щекам скатились две крупные слезы. Девушка быстро смахнула их и проморгалась, не позволяя им снова появиться. А затем посмотрела на вампира и твердо проговорила, назвав его по имени так, словно имела на это право. Словно они были старыми знакомыми:

— Иногда приходится выбирать даже между близкими, Фирель. — А затем, лихорадочно вздохнув, добавила, не зная, сработает ли то, что она собиралась сказать: — Подумай сам, в каком мире ты хочешь жить. В том, где ты каждый день будешь ощущать чужую боль и страх, зная, что это в том числе и твоя вина. Или в том, где люди будут улыбаться тебе, зная, что ты не причинишь им зла.