Венди Хиггинс - Сладкая опасность

Отец закрыл глаза.

— Анна.

— Да?

— Как давно ты последний раз виделась с сыном Фарзуфа?

Вот это поворот!

— Я?.. Вчера вечером?

Карие глаза широко распахнулись. Я поспешила объяснить:

— Всего несколько минут, в музыкальном магазине. Фарзуфа в Атланте не было.

Отец прикрыл рот ладонью и выругался, потом спросил:

— Он тебе звонил?

— Нет. Он не хочет со мной разговаривать. Я узнала, что он будет здесь, от Джея, моего друга.

Отец кивнул. Куда он клонит?

— Ты все еще от него без ума? — Он сцепил пальцы и положил руки на стол перед собой.

— Нет, папа, не без ума . Это называется по-другому.

Отец вздохнул.

— Ровно поэтому тебе, Анна, и не стоит с ним встречаться. Он это, кажется, понимает. А ты что же?

Боясь не сдержаться, я вместо ответа лишь стиснула зубы.

— Прости меня. Я не хочу быть грубым, но у тебя так и не выработался важнейший инстинкт, который испы обычно приобретают в детстве. Ты недостаточно осмотрительна в своих отношениях с окружающими. Можешь сколько угодно на меня злиться, но защищать тебя от опасности — моя работа. Со временем твои чувства к нему ослабнут.

— Кому как не тебе, — откликнулась Патти, — знать, что так это не работает. Ты же разыскивал мать Анны не одну сотню лет.

Он откинулся на спинку стула, глядя на нее с уважением и опаской, а мне хотелось лупить кулаками воздух. Патти была права: отец действительно прочесал всю землю, чтобы найти ангела-хранителя Марианту — мою будущую мать, — которую никогда не переставал любить. Он медленно кивнул.

— Так или иначе, если его не будет в поле зрения, ты будешь меньше отвлекаться. Поэтому на данный момент никакой Калифорнии, и я не желаю больше ничего о нем слышать. Ясно?

Патти подмигнула мне.

— Ясно, — ответила я шепотом. «На данный момент» — значит, не навсегда? Слабое утешение, но я за него ухватилась.

В следующие пять недель тем летом я не получала известий от отца. Шептуны, к моей радости, появились за всё это время раза два или три. Но меня тяготила неизвестность и грызло нетерпение. Лето проходило в бездействии, а я ведь надеялась многое успеть еще до начала своего последнего учебного года.

Я сидела на балконе после пробежки, мечтая, чтобы в душном воздухе позднего утра подул хотя бы легкий ветерок.

Вышла Патти с чашкой дымящегося кофе, подала ее мне и спросила:

— Идешь сегодня на работу?

Я покачала головой.

— Завтра.

Работала я по-прежнему в кафе-мороженом.

Она подняла чашку и некоторое время пила, не отрываясь, а потом улыбнулась.

— Скажу тебе странную вещь. Мне что-то захотелось запустить руки в демоническое богатство.

Я чуть не поперхнулась очередным глотком своего кофе: Патти всегда была очень бережливой, а деньги, которые оставил нам отец, старалась вовсе не трогать. Увидев выражение моего лица, она расхохоталась.

— Давай! Это нас развлечет. Побезумствуем хоть разок!

— Меня, — ответила я, — не надо просить дважды.

Мы отлично провели время и безумно устали. На обратном пути местное радио передавало хорошую песню. Патти сделала звук погромче, а в припеве мы обе принялись подпевать во все горло, и это просто чудо, что я расслышала звонок собственного мобильника. Выключив радио, я взглянула на экран, и у меня часто забилось сердце — отец.

— Где ты? — зарычал голос в трубке.

— В машине, еду домой вместе с Патти.

— Откуда?

— Из Атланты, — пробормотала я, кусая ноготь большого пальца.

— Какого дьявола тебя туда носило?

Я заняла оборонительную позицию.

— Мы прошлись по магазинам, а что?

— По магазинам?

— Патти потратила кучу денег. Это было чудесно. — Я захихикала, а Патти толкнула меня ногой.

Отец пробурчал что-то нечленораздельное, а потом сказал:

— Ладно, поспешите. Я у вас.

Ура! Новости! Я не без самодовольства улыбнулась — в кои-то веки ему придется подождать меня, а не наоборот.

— Передай ему, — подала голос Патти, — пусть не волнуется. Будем на месте через двадцать минут.

Когда мы поднялись в квартиру, я в изумлении застыла в дверях. Отец пришел не один.

— Коп!

У меня и в мыслях не было бросаться через всю (небольшую, впрочем) комнату, чтобы обвить руками его шею, но поступила я именно так. Неужели он всегда был такой высокий? Коп тихо — так, что я этого не услышала, а только ощутила, — засмеялся, высвободился из моих объятий и застенчиво улыбнулся, отчего у него на одной щеке появилась знакомая ямочка. На середине груди виднелся черный значок ненависти.

Когда я только познакомилась с Копом, он уже казался мне очень взрослым — столько мудрости заключалось в его светло-карих глазах. Но сейчас он выглядел еще старше из-за растительности, пробивающейся на подбородке. Его черные волосы были острижены совсем коротко, а кофейного цвета кожа оставалась такой же гладкой, как всегда. Он смотрел на меня, не скрывая радости, и я тоже не переставала улыбаться. Сама по себе встреча с одним из друзей-исполинов придала мне сил.

— Ты хорошо выглядишь, Анна, — сказал Коп. Он не глотал окончания, но как-то сглаживал звуки на границе слов, и речь получалась плавной, вроде устной скорописи.

— Спасибо, Коп, — отозвалась я. — Ты тоже.

И повернулась к отцу.

— Итак? Что мы делаем? Куда отправляемся?

Он сухо хмыкнул и почесал щеку.

— Ой, извини! — Я и правда совсем забыла о вежливости и обратилась к мужчинам. — Садитесь, пожалуйста, и тогда мы сможем поговорить.

Я проскочила в кухню, чтобы помочь Патти, уже разливающей по высоким стаканам чай со льдом, а отец и Коп сели рядом за обеденный стол.

Отец достал из внутреннего кармана куртки большой крафтовый конверт. Пока мы с Патти усаживались напротив, он выложил на стол несколько фотографий изображением вниз, после чего заговорил.

— Приступ интереса к тебе, Анна, прошел, и хотя осторожность по-прежнему важна, я считаю обстановку достаточно безопасной, чтобы действовать. Не буду сообщать вам подробностей о своей агентурной сети, но она у меня есть. Несколько надежных людей и духов уже начали собирать для меня по всей земле информацию об испах. Вот первая девушка, о которой я с уверенностью могу сказать, что ее сердце не лежит к работе на отца. Возможно, она согласится нам помогать.

Я заулыбалась и тут же прикусила губу, чувствуя и радость, и тревогу. Отец перевернул одну из фотографий. На ней оказалась девушка-арабка, закутанная с ног до головы. Из-под покрывала виднелось лишь лицо — смуглое, с оливковым отливом. На следующем снимке та же девушка сидела на корточках перед упавшим ребенком с ободранной коленкой и, судя по всему, собиралась ему помочь. Но сначала — в кадр попал именно этот момент — она украдкой осматривалась по сторонам, проверяя, чтобы никто не увидел ее доброго поступка.