Венди Хиггинс - Сладкая опасность

— Отец наверняка вами гордится.

— Ужасно!

— Слушай, у меня к тебе странный вопрос. Что это за выражение — «упакованная сучка»?

Марна фыркнула.

— Так может обзываться только полный придурок. Или кто-то, кто очень разозлен.

Тут уж фыркнула я, потому что Марна назвала придурком Кая.

Мы помолчали.

— Пожалуйста, — зашептала я, не скрывая своего отчаяния. — Расскажи мне что-нибудь о нем. Мы с ним виделись вечером, и хотя он вел себя очень грубо, я знаю, что всё ещё небезразлична ему. Точно знаю. Пожалуйста.

— Хорошо! — Ее яростный шепот оборвал мои бесцеремонные уговоры, и в трубке настала гробовая тишина. На несколько секунд мне показалось, что Марна разорвала связь. — Так и быть, расскажу тебе одну вещь, которую знаю от него самого. На прошлой неделе он мне сознался, что у них в студии есть одна женщина, которая всё время набивается на разговор с ним, а он эти попытки игнорирует. Знаешь почему? Потому что это хорошенькая миниатюрная блондинка, к тому же ее зовут Анной. Очевидно, она напоминает ему о тебе.

Ее слова царапали меня изнутри.

— А что он еще говорил?

— Ничего. Больше я из него ни слова не вытянула, правда. Он и об этом-то мне рассказал только потому, что я к нему привязалась во время вечеринки, когда он был под кайфом.

— Под кайфом?

Мое сердце пустилось вскачь. Что он делал? Что-то курил? Нюхал? А мне-то что до этого, почему я дрожу всем телом? В последнее время у меня усилилась тяга к наркотикам. Вечеринок с наркотиками мне по большей части удавалось избегать, потому что демоны, к счастью, считали моей специальностью алкоголь, но не так давно я стала видеть сны о том, чтобы сдаться, и пусть всё идет своим чередом. Забыть об осторожности, об ответственности, ни о чем не думать… вместе с Каиданом… При этой мысли у меня вырвался сдавленный стон. Марна вполголоса выругалась.

— Возьми себя в руки. Я не должна была тебе этого говорить. — Она вздохнула. — И он вовсе не всегда такой. В тот вечер рядом с ним кружил шептун, потому-то он не мог сказать «нет», когда ему предложили наркотик.

Упоминание о демоне-шептуне отрезвило меня.

— Как ты думаешь, что с ним происходит? — спросила я Марну. — Он не хочет со мной говорить.

— Я думаю, у него шарики за ролики заскочили. Ты-то, понятно, хочешь верить, что он испытывает к тебе те же чувства, что и ты к нему, но что, если это не так? Я его очень люблю, и всё-таки он чудной. На него не угодишь. Я говорю это тебе для твоего же блага… — До чего же больно было слышать ее сочувственные интонации! — Отпусти его, дорогая. Если уж он что вбил себе в голову, то его не собьешь. Считай, что он для тебя потерян.

Потерян . Хриплый вздох застрял у меня в горле.

— Мне пора, — сказала Марна. — Вот-вот проснется Джинджер.

— Береги себя, — прошептала я.

— А ты себя, — тоже шепотом ответила она.

Мне хотелось прорыдаться — так, чтобы подушка промокла насквозь, — но глаза оставались сухими. В итоге я сползла на пол и, опустившись на колени, рыдала в подушку без слез. Я и сама знала, что должна отпустить Кая, раз уж он меня оставил, и все же рана, которую нанесли мне слова Марны, пульсировала как свежая. У меня никогда не будет того, что я хочу. Я пыталась с этим смириться, понимая, что когда-нибудь появится нечто, более значимое, чем моя жизнь с ее тревогами. И вот — свершилось. Но мне никогда не приходило в голову, что дело моей жизни будет сопряжено с такими муками и болью потери.

Нельзя, — сказала я себе, — забывать, что не во мне здесь дело. Пусть моя жизнь — лишь крохотная точка на карте, маленькие точки тоже могут кое-что изменить. Особенно если соединятся. Я ухватилась за эту мысль, и она меня спасла.

Наутро мы с Патти сонными мухами ползали по кухне, готовясь к приходу моего отца.

— Попробуй-ка, — Патти протянула мне пластиковую ложку, которой размешивала в кувшине холодный чай.

Я сделала глоток и подняла вверх большой палец — как всегда, превосходно — и тут же сморщилась от острой головной боли.

— Может быть, — предложила Патти, — пару таблеток аспирина?

Я покачала головой. Никаких обезболивающих. Тем более что они все равно сгорают мгновенно.

Когда отец, наконец, появился, то, не здороваясь, направился прямо ко мне. На нем были потертые черные кожаные брюки; широкую грудь и плечи плотно облегала белая футболка.

— Что случилось? — спросил он своим сиплым голосом, пристально вглядываясь в мое лицо.

Его устрашающая внешность и свирепый взгляд, когда он наклонил ко мне свою бритую голову с седеющей бородкой, были хорошо мне знакомы. Я знала, что на самом деле он волнуется за меня.

— Привет! — сказала я и сделала шаг к нему, так чтобы он мог меня обнять. Так хорошо было вновь видеть его после перерыва в полгода.

— Давай присядем, — я взяла его за руку и усадила рядом с собой на кушетку. Патти расположилась напротив нас в кресле-качалке. Отец, не отрываясь, смотрел на меня.

— Вчера произошло нечто исключительное. Помнишь сестру Рут, которая умерла прежде, чем я смогла с ней увидеться? — Отец кивнул. — Так вот, ее дух по прошествии долгого времени нашел меня, чтобы передать пророчество.

У отца округлились глаза, и он выпрямился.

— Продолжай.

Я рассказала ему всё. О том, что сестра Рут была испой ангельского происхождения, и о том, с кого начался ее род. Когда я дошла до пророчества о судьбе демонов и их шансе вновь обрести небеса, взгляд отца замер в одной точке — до того глубоко он задумался. Мы с Патти тоже притихли и погрузились в размышления. Я вновь с восторгом представляла себе землю без демонов, а вслед за радостным волнением по пятам шел страх: как же мне это осуществить, не зная, что именно нужно делать?

Я сжала отцовскую ладонь.

— Ты уверена, что она сказала именно это? — произнес он хриплым шепотом. — Ручаешься за каждое слово?

— Ручаюсь.

Когда отцу, наконец, удалось вдохнуть полной грудью, по его телу прошла дрожь. Он поднес мою руку к губам, поцеловал, потом погладил и счастливо засмеялся.

— Ты и представить себе не можешь, что это для меня значит. Подумать только — снова вернуться домой… — Он приложил мою руку к своему сердцу. — Спасибо тебе, спасибо!

Я почувствовала, что благодарит он вовсе не меня, и взглянула на Патти — в ее глазах, как и в моих, стояли слезы.

Отец поднялся с кушетки и принялся расхаживать по комнате, то и дело проводя рукой по своему гладко обритому черепу. Потом еле слышно прошептал «проклятие!», улыбнулся себе под нос и сказал:

— Никак не верится, что пророчество в самом деле существует.

— Как это? — удивилась я.

— В прежние времена, задолго до того, как я стал повелителем, среди демонов ходила легенда о пророчестве: якобы придет некий исполин и всех нас уничтожит. Но никто в это не верил — все мы думали, что легенду выдумали ангелы, чтобы нас запугать. Хотя повелитель Рахав всегда, сколько я его помню, терпеть не мог испов и не желал заводить детей. Наверное, у него даже от слухов о пророчестве становилось кисло во рту.