Бронислава Вонсович - Плата за одиночество [litres]

– Но они оба могут быть невиновны. А настоящий преступник решил, что при двоих свидетелях слишком рискованно. Мне о них не хочется плохо думать, понимаешь?

– Не хотел бы тебя расстраивать, – заметил Рудольф, – но для ментального воздействия совсем не нужно заходить в квартиру. Пирожки облили, а воздействия не было. Кстати, давай остатки для анализа, завтра узнаем, чем их пропитали.

– Так нет остатков, – ответила я. – Они все съели.

– Как все? – потрясенно сказал Рудольф. – Там же много было.

– А они много и едят, как я успела заметить.

– Ладно, а тот, для имитации который, где? – вспомнил он.

– Так там самый кончик был, я его и… – смущенно сказала я. – А то, что от него отрывали, в канализацию спустила, чтобы, не дай Богиня, не заметили и не заподозрили чего.

– Да что ж ты так любишь все в канализацию спускать! – возмущенно сказал он. – Что мне теперь Шварц скажет?

– Что нужно было отложить один верхний для анализа.

Мой ответ Руди совсем не смутил.

– Да кто знал, что они все сожрут! – возмущенно сказал он. – Да что за день такой неудачный! Еще и Хофмайстер нагло к моей невесте начинает подкатывать, чтоб его орки в Степи закопали!

– У нас же фиктивная помолвка, – напомнила я в надежде, что сейчас он ответит – ничего подобного, он расторгать помолвку не собирается, а значит, она самая что ни на есть настоящая.

– Но он-то этого не знает, – ответил Рудольф. – Ладно, пойду я. Мне еще отчитываться о сегодняшней неудаче.

– А я?

– Не бойся, ребята там всю ночь продежурят, на всякий случай. Или, – он хитро улыбнулся, – ты намекаешь, чтобы этой ночью я лично тебя охранял? Так я всегда «за».

Его руки неожиданно оказались на моих плечах, глаза уставились со странным, вопрошающим выражением в мои, а губы, губы были так близко, что от поцелуя почти ничего не отделяло. Хотелось прижаться к нему, ощутить тепло и защиту, которых мне не хватало и которые обещали его прикосновения.

– Знаешь что, Брайнер, иди ты, куда собирался, и не возвращайся ко мне, – зло ответила я и вырвалась. – Тоже мне, охранник выискался.

Он хохотнул и убежал наверх, а я громко хлопнула дверью. Нет, верну ему браслет сразу, как все закончится. Нельзя позволять себе мечтать. Для таких девушек, как я, все это плохо заканчивается.

Ночь прошла спокойно. Казалось, что и наступивший день ничем не будет отличаться от череды таких же, но уже прошедших. Затишье утром, наплыв покупательниц ближе к обеду и опять затишье, во время которого инора Эберхардт отправила меня поесть. По дороге я пыталась найти подтверждение словам Рудольфа о моей охране, но никого не увидела. Из-за этого становилось все тревожнее, пусть я и понимала, что настоящий профессионал потому и называется профессионалом, что заметить его невозможно. Ни мне, ни преступнику, который должен быть уверен, что его планам ничего не сможет помешать. Во всяком случае, со стороны Сыска. Кто кому вчера помешал и помешал ли, так и осталось для меня неясным. Но так как никто больше не появился, то и подозрение пало на этих двоих, перемещаясь с одного на другого, но так ни на ком и не останавливаясь окончательно.

В кафе я ждала, что Рудольф ко мне подойдет. Иногда он тоже здесь обедал, но сегодня я его так и не дождалась, хотя старалась есть как можно медленнее. Тарелка опустела, а он так и не появился. Пришлось утешить себя, что он очень занят моей безопасностью, и пойти на выход. Никого и ничего подозрительного рядом со мной не было, но нервничать я не переставала. Эта неопределенность выводила меня из себя.

Когда я вернулась в магазин, там совсем не было покупателей, но зато был Петер, который что-то рассказывал иноре Эберхардт, а та выслушивала его со своей обычной благожелательной улыбкой. Насколько я поняла, речь опять шла о его неудачах в поиске работы, подходящей для столь высококвалифицированного мага, как он.

– Хочу вернуться на прежнее место, – говорил Петер, улыбаясь своей неуверенной, чуть кривоватой улыбкой. – Я же ушел тогда из-за Сабины. Она говорила, я порчу репутацию таким заработком. Но ее теперь нет, а мне там нравилось. У меня и друзья там остались, назад зовут. Плохо одному.

– Да, плохо, – вздохнула инора Эберхардт. – И я начала об этом задумываться в последнее время. И знаете что…

Тут разговор прервался, так как сработал артефакт, возвещающий о появлении посетителя. Но так как это был всего лишь Эдди, инора Эберхардт после краткого приветствия вернулась к разговору с Петером.

– Я вот что думаю, – сказала она. – Штеффи, у вас же в приюте есть девочки с Даром?

– Да, – ответила я.

Девочки с Даром у нас были, не сказать, что очень много, но приюту и их хватало для зарядки накопителей.

– Вот я и решила. Удочерю кого-нибудь из них, воспитаю и дело передам. Что скажете?

– Я думаю, что любая сирота будет счастлива такому подарку судьбы, – с трудом выдавила я из себя, пытаясь не разреветься от невольно нахлынувшей обиды. – У нас редко кого берут в семьи. Считается, что у подкидышей плохая наследственность.

Вот так, родная дочь ей не нужна, а чужую девочку она будет счастлива видеть рядом. Богиня, скорей бы все закончилось, чтобы я смогла уйти, а перед уходом высказать все, что думаю о таких лицемерных особах. Я постаралась взять себя в руки и даже улыбнулась.

– Что скажу? Дура ты, Маргарета, вот что скажу, – раздраженно выдал Эдди. – У тебя под боком собственная племянница, а ты какую-то чужую девочку удочерять собралась.

– Племянница? – удивленно сказали мы одновременно.

– Да, племянница, – недовольно сказал Эдди. – У меня сначала только подозрения были, но я анализ по волосам сделал. Так что Штефани – твоя племянница, дочь сестры, судя по всему.

Инора Эберхардт посмотрела на меня, потом на Эдди. На ее лице попеременно отражались радость и сомнения. Сомнения победили.

– Этого не может быть, – недоуменно сказала она. – Мы с Эльзой ни одного дня не жили порознь. Если бы у нее был ребенок, я бы об этом знала.

– Не может? – усмехнулся Эдди. – А может, ты знала, но… забыла, а, Маргарета?

В его словах прозвучал какой-то намек, понятный лишь им двоим. Так как инора Эберхардт вдруг застыла с расширенными глазами, уставившись в одну точку. Лицо ее побелело.

– Эдди, но если ты был уверен, что Штефани – моя племянница, почему ты не сказал мне об этом раньше? – хрипло спросила она. – Почему ты молчал?

Эдди с деланым смущением отвернулся, поизучал баночки на витринах, вздохнул.

– Почему, почему, – проворчал он. – Сначала не был уверен. А потом… Скажи, Маргарета, ты бы так же благосклонно отнеслась к браку твоей племянницы со мной, как к браку твоей продавщицы? Молчишь? Вот-вот. Так что я сначала жениться хотел, а потом поставить тебя сразу перед двумя фактами. Получила бы еще одного родственника вместе с племянницей, разве это плохо? А сейчас мне все равно ничего не светит, так что… Пролетели мы с тобой, да, Гроссер?