Бронислава Вонсович - Плата за одиночество [litres]

– Да, – ответил давно молчавший Петер каким-то странным, изменившимся до неузнаваемости голосом. – Тебе ничего не светит. Закрывай магазин, Эберхардт, если не хочешь потерять племянницу в тот же день, что получила.

В горло мне уткнулось что-то острое, но что – я даже увидеть не могла, так как Петер, стоявший за мной, локтем удерживал меня за шею. Инора Эберхардт охнула и прижала руку ко рту. Эдди бледнел прямо на глазах. Никогда бы не подумала, что он будет так из-за меня переживать.

– Что застыла, старая корова? – почти равнодушно сказал Петер. – Быстро закрыла и защиту выставила. Потом поговорим. Или мне эту дуру подрезать надо, чтобы ты поторопилась?

И тон его, и слова – все было совершенно не похоже на то, как он обычно говорил. Казалось, что за спиной у меня стоит совсем другой человек, чужой, незнакомый и от этого еще более страшный. Острие больно кольнуло в шею.

– Сейчас. Только не делай ничего девочке.

Инора Эберхардт бросилась к входной двери с прытью, для нее неожиданной. Наблюдать я могла, лишь скосив глаза, – захват Петера не позволял даже головой двинуть. От его рукава пахло чем-то едким, в носу невыносимо свербело, подмывая чихнуть. Чем это могло закончиться в такой ситуации, даже Богиня не знала.

– Гроссер, не дури, – попытался образумить его Эдди. – Зачем тебе это все?

Он говорил спокойным размеренным голосом, тоже непохожим на его обычную манеру с подшучиванием, и пытался достучаться до Петера, чье тяжелое дыхание билось прямо в уши. Было неимоверно страшно, хотелось зажмуриться и больше ничего не видеть, но в то же время я боялась пропустить хоть что-то. Вполне возможно, это – последнее, что вижу в жизни. Витрины, Эдди и… тетя. Теперь я знала, что она не только казалась хорошей, но и была такой. И от этой уверенности становилось немного легче, появлялась надежда, что все будет хорошо.

– Надоело, – отрывисто сказал Петер.

– Что надоело-то? – пытался развести его на разговор Эдди.

Инора Эберхардт вернулась и застыла в нескольких шагах от нас, боясь сделать лишнее движение. Руками она нервно комкала носовой платок, обычно выглядывавший из-за обшлага рукава.

– Что вы хотите, Гроссер? – спросила она. – Отпустите Штефани, и мы спокойно поговорим.

– Мы и так говорим спокойно, – ответил Петер. Голос его раздавался прямо над ухом, гулко отдаваясь внутри головы. – А отпущу я ее или нет, зависит от тебя, Эберхардт.

Манера его тоже изменилась – презрительная, вызывающая, вместо обычной уважительной и доброжелательной. Дыхание его становилось все тяжелее и тяжелее.

– Гроссер, ты соображаешь, что делаешь? – выразительно сказал Эдди, был он все так же бледен, на лбу блестели бисеринки пота, но говорил спокойно и движений лишних не делал. – Думаешь, так просто уйти сможешь?

– Смогу, – ответил Петер. – Время не тянем. Мне нужен рецепт.

– Какой рецепт? – жалобно спросила инора Эберхардт. – У меня их много.

– Косметические меня не интересуют, – выдавил Петер. – Мне нужен тот, что с ментальной составляющей.

– Я не могу его никому передавать, – инора Эберхардт почти рыдала. – Я магическую клятву дала сестре, что останется внутри семьи.

– Расскажешь племяннице, я послушаю.

– Да-да, конечно, – мелко закивала инора Эберхардт.

– Маргарета, не дури, – Эдди сделал небольшой шаг вперед. – Ты ему все выложишь, а где гарантии, что он потом ничего не сделает со Штеффи?

– Нет таких гарантий, – дыхание Петера уже свистело и клокотало. – Но если будете хорошо себя вести, я подумаю. А если нет…

Он ощутимо нажал острием на мою шею. Я почувствовала, как по ней побежала тоненькая струйка крови. Инора Эберхардт побледнела еще сильнее, хотя раньше мне казалось, что это невозможно. Сейчас от ее лица отхлынули вообще все краски, даже губы побелели, хотя мне казалось, что на них лежит слой розовой помады. Капельки пота на лбу Эдди уже собирались в ручейки.

– Инор Гроссер, не надо, прошу вас, – умоляюще сказала инора Эберхардт. – Я все сделаю, как вы скажете.

Со стороны улицы раздались громкие звуки и стук. Не только я это услышала.

– Гроссер, как выбираться будешь? – сказал Эдди и сделал еще маленький шажок в нашу сторону. – Доблестные представители Сыска уже у входа, штурмовать собираются.

– Не твое дело, – прошипел Петер. – Стой, где стоишь. Эберхардт, рецепт пиши, живо.

– Писать?

– Отдашь племяннице, она мне. Клятва не нарушена.

– Я его так не помню. Он очень сложный, многоступенчатый. Тетрадь с рецептами в моем сейфе наверху.

Голос иноры Эберхардт дрожал, но она изо всех сил старалась говорить спокойно.

– За столько лет не выучила? – Голос Петера не выражал никаких эмоций, но от этого было только страшнее. – Не верю.

– Я им почти не пользовалась, не нужен он мне был, понимаете?

– Понимаю, что сидела на бочке с деньгами и золотой достать боялась, дура, – выплюнул Петер. – Наверх, живо. Все. Хофмайстер тоже.

Он подтолкнул меня коленом, и я чуть не упала. Я не представляла, как идти, когда тебе пережимают горло, к которому еще и нож приставлен. Чуть споткнулась – и нож уже не у шеи, а в ней.

– Слышишь, Гроссер, Штефани так идти не сможет, – сказал Эдди, сразу это заметивший. – Она же не видит ничего. А если ты в нее случайно нож воткнешь, то нечем тебе будет Маргарету шантажировать.

– Хорошо, – ответил тот, отпустил мою шею, и я сразу почувствовала, насколько легче стало дышать, пусть острие ножа и продолжало царапать кожу. – Эберхардт идет первой, Хофмайстер – за ней. И быстро. Задерживаться здесь я не собираюсь.

То, что ему уже стоит поторапливаться, было давно понятно. Даже я ощущала растущее магическое напряжение вокруг магазина – вскрывали защиту, которая пока не поддавалась, но понятно, что только пока. Инора Эберхардт подобрала юбки и торопливо застучала каблуками по лестнице. За ней поднимался Эдди. Похоже, раньше ему не приходилось бывать в личных апартаментах, так как он несколько раз споткнулся, заставив руку, державшую нож у моего горла, дернуться, а меня вздрогнуть.

– Да быстрее же! – прошипел Петер.

– Гроссер, я и так чуть шею не свернул, – проворчал Эдди. – Винтовые лестницы – это же настоящие убийцы, по ним быстро ходить нельзя.

– Заткнись.

Но Эдди уже закончил подниматься и сдвинулся чуть вправо, так что я увидела открытую дверь в тетину спальню и кровать в ней, аккуратно застеленную бежевым покрывалом. В этот момент защиту магазина взломали, что отозвалось ворохом разноцветных искорок у меня перед глазами. Я покачнулась, и Эдди тут же бросился на Петера. Одной рукой он толкнул меня в сторону, при этом второй удерживал руку Петера с ножом. Я упала на пол и сильно ударилась, но это была такая мелочь по сравнению с тем, что сейчас происходило. Инора Эберхардт завизжала, а рядом со мной в схватке прокатились двое мужчин. Лицо Петера исказила гримаса ненависти, из его рта даже пена пошла, и сам он пытался достать Эдди ножом. Странным таким, черным, расписанным непонятными символами, больше похожими на насекомых, чем на буквы. Этот нож мелькал перед глазами постоянно, притягивал взгляд веющей от него жутью, и я больше ни на что не могла смотреть.