Оливия Штерн - Страж её сердца [litres]

Или вот еще, когда она убирала в столовой рано утром, он появился внезапно – впрочем, как и всегда, а она заметила его только тогда, когда, пятясь с тряпкой в руках, ткнулась спиной во что-то твердое и теплое. Вот тогда стоило немалых усилий не взвизгнуть от ужаса, и деваться из столовой было некуда, разве что в окно выпрыгнуть. Но тогда случилось чудо: ниат Эльдор снизошел до разговора.

– Почему ты вечно в этих обносках? – спросил он и поджал губы, как будто сам факт беседы с двуликой выглядел оскорбительно.

Алька растерялась. В груди разливался вязкий, холодный страх. Нет, она не боялась того, что мог бы с ней сотворить ниат Эльдор как мужчина, она до дрожи в коленках боялась приора Эльдора, бывшего стража Надзора. Потому что он привык убивать таких, как она. И ни о каких других отношениях речи быть просто не могло.

– Я… – просипела она, – у меня больше ничего нет.

Он посмотрел-посмотрел на нее отрешенным взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и ушел. А Алька сползла на пол по стеночке и поняла, что старая рубашка Робина насквозь промокла от пота.

Тиберик был единственной ее отрадой. Забираясь вечером в кровать, Алька прижимала к себе спящего малыша и шептала, что теперь у них все будет хорошо. Да, спали они в одной кровати, потому что Тиб так привык и с Алькой не боялся темноты. Ей тоже не было страшно, потому что приор Эльдор вряд ли стал бы убивать ее в присутствии малыша, к которому весьма благоволил и даже несколько раз играл с ним в мяч.

Мамину вазочку Алька перенесла в отведенную им с Тибом комнату. И порой ей начинало казаться, что жизнь налаживается: кров, пища – все есть. Только ошейник вызывал тянущую, острую тоску. Алька не была здесь человеком, и приор Эльдор очень ясно дал это понять.

А дом потихоньку менялся.

Приор нанял кухарку, молодую и ладную, светловолосую. И конюха. А потом Алька видела, как приор привел великолепного вороного коня, огромного, с пышной длинной гривой. Ну как привел – приехал на нем. Альке жуть как хотелось пробраться в конюшню и посмотреть на коня поближе, но она сперва не решилась, а потом уже некогда было. Приор нанял еще двух поденщиц, чтобы окончательно привести в порядок большую гостиную, холл, несколько залов. Алька тоже целыми днями что-то чистила, драила, стирала тяжелые шторы. Она боялась, что нанятая прислуга будет относиться к ней как к зверю – опасному, но стреноженному печатью Надзора, но ничего подобного не произошло. Кухарка Эжени смотрела на Альку с жалостью и постоянно пыталась сунуть то булку, то пирожок, ссылаясь на то, что девушка не должна выглядеть как скелет, обтянутый кожей.

– У меня печать на пол-лица, – сказала ей Алька, – кому интересно мое сложение?

Но Эжени только рассмеялась и внезапно обняла, мягко прижимая к себе.

– Глупая. Для себя надо стараться. Не будешь себя любить, кто тебя полюбит?

– Да никто. Кому я нужна?

– Сколько тебе лет?

Алька сглотнула. В самом деле, сколько? Вот-вот стукнет двадцать.

– Ну вот, а выглядишь ты на пятнадцать. Я бы тебе одно из своих платьев дала, но ты из него вывалишься.

И правда, Алька бы из него вывалилась, потому что Эжени обожала сдобу и сама напоминала прекрасную сдобную булочку, причем с какой стороны ни глянь. Это очень быстро оценил конюх Эндрю, и порой Алька видела, как по вечерам парочка уединяется на конюшне.

Впрочем, ей-то что?

Ее дело выполнять поручения Марго и по возможности следить за братом.

Поденщицы, Марта и Роза, тоже относились к ней вполне терпимо. Когда работали вместе, болтали, и Алька едва ли не впервые с момента гибели родителей почувствовала себя почти счастливой.

Если бы не ошейник. И не леденящий кровь взгляд приора, когда ненароком все же с ним сталкивалась.

В очередной раз она столкнулась с приором Эльдором на лестнице, ведущей на второй этаж. Алька несла стопку выстиранного и выглаженного белья, чтобы перестелить его постель, и была уверена, что в такое-то время ниат укатил в ведомство. Но нет, ошиблась. Рот наполнился вязкой слюной, стоило наверху появиться плечистому силуэту. Алька замерла на миг, потом торопливо попятилась, опустив голову и мысленно молясь Пастырю, чтоб убраться поскорее.

Конечно, до сих пор приор ее не убил, не открутил голову, не отрубил руки-ноги, но все равно было страшно. Кожей ненависть чувствовала. Лицо его, и без того непроницаемое, при виде Альки каменело. Казалось, еще чуть-чуть – и услышит скрежет зубов.

– А ну, стоять! – рыкнул сверху приор. – Куда шла?

Сбежать не получилось. Алька замерла на предпоследней ступеньке, ладони вспотели, но она даже вытереть их не могла, потому что прижимала к себе стопку простыней.

– В вашу спальню, ниат.

Главное, не поднимать головы. Не смотреть в глаза, не злить – и все обойдется.

– Ну так иди, – прозвучал приказ. – Почему обратно поворачиваешь?

Это было нелегко – заставить себя прошагать мимо приора. Лестница была узкая, Альке пришлось прижаться спиной к перилам, чтобы, упаси Пастырь, не коснуться ткани синего стеганого халата приора. Но, проскользнув мимо, все же успела уловить слабый запах – и сама удивилась тому, что пахло от ниата Эльдора домом и уютом. Не кровью, не железом и уж, конечно, не спиртным. Дерево, старые книги, теплый воск и капелька горького шоколада. И Алька – всего лишь на мгновение – вдруг увидела себя в старом родительском кресле, укутанной в шерстяной плед с чашкой какао. Потом взгляд упал на уголок гладкой светлой кожи в вороте халата, на старый белый шрам в яремной ямке, как будто там делали надрез, а потом зашивали. Она вскинула взгляд. В сумраке приор Роутона казался совершенно бледным, глаза темнели двумя провалами в ночь и губы сурово сжаты, но…

Внезапно Алька поняла, что ненависти не было.

От удивления едва не выронила ношу и, быстро восстановив дистанцию, засеменила с бельем дальше по коридору. А перед глазами – старая комната, стеллажи с книгами и сама она кутается в мягкий плед. Недавно все это было, и нет больше. Закончилось. Теперь только ошейник, который натирает кожу, но она не решается попросить его ослабить, и работа по дому. Хорошо, что Тиберик есть. И Марго, и Робин, и другие…

Влетев в спальню приора, она, не видя ничего вокруг себя, сгрузила простыни на стул и принялась сдергивать несвежее белье с кровати. Внутри все похолодело, когда услышала тяжелые шаги, скрипнула приоткрываемая дверь. Приор Эльдор остановился на пороге и молча смотрел, как она заправляет в наволочки подушки и откладывает их в сторону.

Алька едва не расплакалась от страха и неопределенности.

Что ему нужно?

Но не оборачивалась, молча делала свое дело.

И вот уже белье застлано, ни морщинки, и надо просто собрать старое и выйти. А приор продолжает стоять в дверях и молчать.