Оливия Штерн - Страж её сердца [litres]

Казалось, ничего не происходит. Алька разочарованно вздохнула, посмотрела в широкую спину Эльдора, потом на свои руки и едва не взвизгнула. Предплечья сделались темными от мелких мягких перышек, а пальцы оставались все теми же, человеческими.

«Еще. Надо еще пытаться».

Она напряглась, снова пытаясь вернуться в то состояние, зажмурилась, стиснула зубы. Позвоночник прострелила боль, что-то хрустнуло меж лопаток, неприятно, но вполне терпимо. Алька чувствовала себя так, словно ее человеческая оболочка рвалась подобно бумаге, выпуская на свет… что именно? Тяжелые крылья, которые уже в следующее мгновение начали тянуть ее назад, перевешивая. Она инстинктивно сложила их, перья защекотали лодыжки, плечи словно диковинный плащ укрыл. Потом искривились ноги, ступни распухли, треснули, и совершенно бескровно покрылись кудрявыми перьями, а из каждого пальца вытянулось по кривому когтю. До рук преображение дошло в последнюю очередь. Алька с тоской наблюдала, как вместо розовых ноготков вылезли черные изогнутые когти. Она посмотрела на свое тело и поняла, что можно даже не прикрываться: грудь была надежно спрятана за пышным перьевым воротником. Ну и то, что ниже пояса, тоже все заросло пушистыми перьями.

Внезапно ей захотелось разреветься. Ну почему, почему все это с ней? Она ведь искренне хотела замуж, хотела семью. А теперь вот…

«Курица недоделанная».

– Крагх, почти что боевая трансформация, – прокомментировал Эльдор.

Оказывается, он уже повернулся. Алька со страхом посмотрела ему в лицо – пожалуй, более всего боялась, что он будет смотреть на нее с ужасом и отвращением, как и подобает смотреть на чудовище. Но лицо Эльдора казалось высеченным из мрамора. Если ему и было противно, виду он не подал.

– Ну вот… – Алька вздохнула и развела руками. Крылья распахнулись, раскрылись за спиной, и, покосившись на них, она вдруг поняла: они очень, ну просто о-очень большие.

Эльдор шагнул к ней, усмехнулся.

– Синяя птичка. Должно быть, при свете дня это красиво, если не брать в расчет абсолютно чуждую природу и враждебность крагхов.

– Простите. – Она просто не знала, что сказать.

– Прекрати постоянно извиняться.

Эльдор указал на башню:

– Взлететь сможешь?

– Д-да.

Алька почти забыла, как это – летать. Да и опыта было всего ничего, так, один раз. Но она решительно стиснула зубы, распахнула крылья, сделала несколько взмахов, разминая их. Она даже не понимала, как это у нее получается управлять этими громоздкими крыльями. Тело идеально слушалось. Только подумала о том, что надо полностью раскрыть крыло… Даже не подумала, скорее почувствовала – и вот оно, во всей красе.

– Ну… Я, пожалуй, попробую. – Голос звучал хрипло и жалко.

– Пробуй. – Ей казалось, что Эльдор посмеивается, на нее глядя. Хотя что здесь смешного?

Взмах, еще взмах.

А потом, подчиняясь совершенно необъяснимому чувству, Алька изо всех сил оттолкнулась от мостовой и при этом подпрыгнула так высоко, как никогда не прыгают люди. И уже там, зависнув на миг в воздухе, что есть сил замолотила крыльями.

И поняла, что поднимается, что уже достигла середины крон деревьев, что наверху – небо, а приор Эльдор остался стоять на земле.

Может быть, вот так долететь до Пелены – и туда? Там ведь такие, как она. Они не причинят зла…

И тут же вспомнила про ошейник. Эльдор не даст ей сбежать, никогда.

А печать снял.

И уже только за это можно было остаться и делать все, что он прикажет.

Деревья остались внизу, и больше Алька старалась туда не смотреть, потому что начинала кружиться голова, а рот наполнялся кислой слюной. Летелось очень легко. И даже промелькнула мысль, что люди так ненавидят крагхов, потому что сами не умеют летать, как птицы. Потом Алька решила поменьше думать, а просто делать то, о чем попросили. Она просто летела вверх, и вверх, и вверх и совершенно не чувствовала холода. А огни в окнах башни медленно приближались, и где-то внутри царапнул страх. Что, если ее заметят? А что, если артефакт в той башне окажется каким-нибудь агрессивным?

Но обратного пути не было.

Алька уже могла видеть даже то, что светилось в окнах: туда как будто отовсюду тянулись золотистые паутинки, тонкие, совершенно невесомые. А у окон они сливались в жгуты, переплетались, превращались в сеть и исчезали внутри. Наверняка это была магия, и Алька изо всех сил старалась облетать их, не задевать крыльями. А потом она осторожно, очень осторожно, затаив дыхание, заглянула в одно из стрельчатых окон.

Приор Эльдор говорил о сложном артефакте, который похож на яйцо.

Наверное, именно к нему должны были тянуться все эти энергетические нити.

Внезапно Алька почувствовала подступающую дурноту. Внутри башни была круглая небольшая комната с чем-то вроде каменного алтаря посередине. Золотистое сияние сливалось туда, спеленывая то, что лежало поверх камня. И светилось так ярко, что невозможно было толком рассмотреть, что же там такое.

Алька сглотнула, пытаясь унять дрожь во всем теле. Ее начинало изрядно трясти по совершенно необъяснимой причине, но она все же решила подлететь с другой стороны, заглянуть в другое окно, куда тянулось меньше нитей.

«Может быть, там рассмотрю».

Облетев башню, она заглянула и в другое окно – и тут словно раскаленным прутом пронзили тело. Алька невольно вскрикнула, в глазах потемнело. И с каким-то отстраненным спокойствием поняла, что падает и что сейчас все закончится.

«Нет, нет!»

Затрепыхалась, пытаясь работать крыльями.

Но в позвоночнике по-прежнему ворочался раскаленный прут, и каждое движение причиняло такую боль, что даже кричать было невозможно. Только сдавленно хрипеть, едва удерживаясь на зыбкой границе бытия.

Еще несколько секунд падения.

Потом она кое-как замедлилась, а еще спустя мгновение с треском врезалась в дерево. Перед глазами запрыгали искры, острая боль пронзила руку, и все погасло.

Падая, она закричала. Но рот оказался плотно зажат мозолистой ладонью. Вокруг была темнота – но уже не холодная, осенняя, а уютная темнота, едва подсвеченная лайтером откуда-то сбоку.

Алька с трудом сообразила, что уже не падает, а потом…

– Ш-ш-ш-ш, тихо, гостей перепугаешь.

Она кивнула, давая понять, что все сознает, и Эльдор тут же ее отпустил, отстранился.

Алька поморгала, борясь с головокружением, приподнялась на локте – и тут же, ойкнув, рухнула обратно. Она, оказывается, совершенно голая лежала на кровати приора, а сверху он старательно, по самое горло, укрыл ее тонким шерстяным одеялом.

«Стыд-то какой», – отчаянно думала она, не зная, куда девать глаза, и понимая, что уши сделались не то что красными, а наверное, уподобились раскаленному железу.