Марина Ли - Пограничье

— Что-то не так? — немедленно сориентировался Павлик и шагнул ко мне, а я впервые за долгое-долгое время не нашлась, что ответить. Ну, правда, не признаваться же сыщику в том, что у меня произошел внезапный и ничем не объяснимый сбой гормонов. Или как там это правильно называется, нам же рассказывали на уроках биологии, но кто же слушал эту ерунду? Я — нет, а вот насчет Павлика сомневаюсь.

— Слушай, Пашка, а ты в Школе отличником был? — спросила я, развернувшись к приятелю лицом. Ответом мне послужила гробовая тишина и два недоумевающих взгляда — голубой и ярко-синий.

Наконец, Афиноген издал странноватый звук, смесь кашля со стоном, и произнес:

— Э-э-э…

А Павлик моргнул и почесал кончик носа. Мне совсем неловко стало, но тут открылась дверь и нас своим присутствием почтила Аугуста Нель.

Я снова поразилась ее юности и свежести, тому, как молодо блестят ее глаза, как легок ее шаг и порывисты движения.

— Ну, здравствуй, мальчик! — воскликнула она, распахивая Павлику объятия. И тот не преминул воспользоваться приглашением, он нежно обнял женщину за талию, глядя на нее совершенно влюбленными глазами, я даже позавидовала на какой-то миг этой чужой нежности.

— Постарела? — Аугуста Нель кокетливо поправила прическу и потрепала Павлика по щеке, а тот качнул головой, поцеловал тонкую ладонь и с подкупающей искренностью в голосе произнес:

— Глазам больно от твоей красоты. Ты совсем как солнце!

В воздухе зазвенели веселые колокольчики смеха, а я запоздало вспомнила, что Аугуста Нель не просто милая бабушка Оливки, а правительница Зачарованного леса. А еще подумалось, что Павлик какой-то просто мега-бабник, честное слово. И сначала мне от этой мысли стало неприятно, и глаза не хотели смотреть на смуглые пальцы, лежащие на голубом батисте рубашки, и замечать восторженные взгляды Эро. А потом я испугалась. Ох, зарвался Павлик, совсем зарвался. Это не студентки в школе и не глупые провинциальные барышни Ивска. Это же правительница древнего эльфийского государства!

— Милый, мы пугаем твою прелестную жену! — проворковала та самая правительница и хитро на меня посмотрела, выскальзывая из нежных объятий.

— Я не…

— Она не из пугливых! — просигнализировал мне о чем-то нахальным голубым глазом и снова приложился к бархатной ручке с розовыми ноготками, ловелас.

Аугуста Нель вздохнула грустно, затем, наконец, отобрала у Павлика свою конечность и строго произнесла:

— Ну, будет! Пройдем в гостиную, там удобнее разговаривать.

Стремительно развернулась, так что пышные юбки на секунду окутали ноги Эро газовым бело-синим облаком и, цокая каблучками, прошла сквозь Афиногена к двери в противоположной стене.

Я только рот открыла от удивления, а Генка, снова уплотнившись, пожал мужественными плечами и пояснил:

— Вот так и живу. Никто меня не видит и не слышит. Такая красота пропадает зря, страшно представить…

Я с трудом сдержала нервный смешок и поспешила за Аугустой Нель, подгоняемая нервными взглядами Павлика, который мне еще ответит за то, что осмелился держать высочайшее лицо в неведении относительно своего семейного положения. И моего, между прочим, тоже.

В гостиной для нас уже накрыли чайный столик, сервировав его строго в традициях кукольного искусства крохотными, почти игрушечными, розовыми чашечками и блюдечками в белый цветочек. Павлик подцепил двумя пальцами один из этих фарфоровых шедевров и, смешно растягивая гласные, вдруг сдал меня правительнице эльфов с потрохами:

— А Сонька, между прочим, боялась, что ты нашу Оливку живьем сожрешь...

Я посмотрела на него обиженно, раздумывая, придушить его сразу, или подождать, пока мы без свидетелей останемся.

— Что происходит, Аугуста? — спросил неожиданно серьезным голосом. — Чем заболел Зачарованный лес?

Женщина протянула руку к чайничку, красовавшемуся в центре всей этой игрушечной композиции, но Павлик ловко перехватил хрупкое запястье, привлекая к себе внимание:

— Все так плохо?

— Все как обычно, мальчик. Немного политики, немного борьбы за власть. Новые веяния, старые раны...

Она расправила газовые юбки вокруг идеальных бедер, сложила на коленях холеные ручки и вдруг улыбнулась мне одними губами.

— Но все это так скучно. Так неинтересно, дети! Давайте лучше поговорим о романтическом воссоединении любящих душ.

Мы с Павликом синхронно поморщились.

— Мы не...

— Никакой романтики не было, — снова перебил меня коварный Эро. Да что ж такое-то! Дадут мне сегодня хоть слово сказать? Но Павлик мое возмущенное сопение проигнорировал и снова попытался заговорить о действительно важных вещах:

— И, мне кажется, ты напрасно не относишься к этой проблеме серьезно.

Аугуста Нель медленно подняла изящные руки и поправила идеальные завитки, аккуратно лежащие на шее.

— Малыш, мы так давно не виделись, и ты хочешь сейчас говорить о политике? — она посмотрела на Павлика, который был выше ее на две головы, взглядом несчастным и просительным, и Павлик покорно опустил голову и принялся вдохновенно врать.

О том, как настойчиво и нежно он добивался моей любви, как я упрямилась и отказывалась отвечать на его большое чувство, как он, стоя посреди центральной площади Ивска на коленях, пел мне серенады, а я проходила мимо, гордо задрав нос, как однажды ночью он выкрал меня из дома моего приемного отца и...

Боги. Что он несет? К тому моменту, когда Павлик начал рассказывать, как папа Род, вооружившись помощью родни и фамильной шпагой, преследовал нас по темным дорогам Пограничья, я наконец-то обрела утраченную было связь с реальностью и открыла рот, чтобы праведно возмутиться. И мне его тут же закрыли кусочком пироженки на кончике десертной ложки и словами:

— С ума по тебе схожу, сладкая!

В пирожное, видимо, был подмешан наркотик. Или повар перепутал рецепт и вместо чайной ложки рома случайно бахнул в тесто литр, потому что я как-то вдруг странно себя почувствовала. Как в тот день, когда Маринка Липай на практикуме у Да Ханкара неправильно рассчитала формулу и со всей дури врезала мне ударной волной по голове, у меня даже глаза в кучку съехались. Как сейчас.

На подоконнике за спиной вдохновенного вруна нарисовался Афиноген. Брови его были приподняты в удивленном восторге. И слушал он Эро так, словно тот рассказывал самую захватывающую историю в мире. Павлик перехватил мой взгляд, оглянулся, нахмурился и сбился. И как раз в эту паузу и сумела вклиниться Аугуста Нель, которая до сего момента внимала с благосклонной улыбкой на губах и мило кивала в нужных эпизодах бурного повествования.

— Ох, и горазд же ты врать, мальчик! — рассмеялась она. — А на самом деле, что произошло? Мама?