Вероника Мелан - Пообещай

– Нет.

– Почему?

– Потому что это просто вещи – они не ценны сами по себе.

– А что ценно?

– Время, прожитое с радостью.

Ее сосед знал об этом не так много – на его долю радости выпало мало, и потому Дар отвернулся, стал смотреть в окно.

– Что это за место на твоей руке? Которое нарисовано?

Ей не отвечали.

– Как называется?

Эмия умела быть настырной, как ребенок, и не сдаваться, когда игнорируют. Подергала за рукав, наклонилась ближе.

– Скажи мне?

– Это в Лаво. Виноградники Эрпье.

– А это далеко?

– Нужно лететь на самолете, – буркнули ей.

– А ты когда-нибудь летал на самолете?

– Нет, – Дар помолчал, а после добавил. – Я много чего никогда не делал.

Лестница, ведущая в темный подвал, окончилась коморкой с прилавком из старой, отполированной временем и прикосновениями доски. За прилавком дежурил мужик со скучающим видом – этим утром он пришел сюда только потому, что ему предварительно позвонили, сказали, что принесут «цветмет».

– Что у вас? Давайте посмотрим…

На сережку Эмии он взирал почти три минуты, и, чем больше манипуляций и тестов над ней совершал, тем напряженнее становился лицом. Все никак не хотел выдавать вслух заключение, к которому давно пришел: это Эфиниум. Это, черт побери, настоящий Мистический Металл в таком количестве, которого он никогда в жизни раньше не видел.

Эмия пританцовывала на месте от нетерпения; Дар стоял рядом со сжатыми челюстями и крутил в руках складной нож. «Покупателю» он бросил сразу: «Состав известен, цена за грамм у конкурентов тоже. Не пытайся надуть».

Оценщик нервничал. Потому что девчонка выглядела слишком расслабленной и счастливой, потому что ее спутник, наоборот, казался ему до крайности напряженным, потому что в руках он держал ювелирную вещь, по изящности равную которой не встречал никогда. Но, главное, выполнена она была…

– Из Эфиниума, – изрек молодой парень в красной куртке.

– Да-да, я вижу…

Пожилому мужчине с жидкой шапкой из седых волос всячески хотелось солгать, но как солжешь, если посетители знают цену тому, что принесли?

– Сколько вы хотите?

Дарин подготовился. Пока ехали в трамвае, спустил последние деньги на счету телефона – полазил по сайтам, узнал расценки. Боялся, что местные дельцы обуют Эмию по полной.

– Сто пятьдесят за одну сережку.

– А есть… и вторая?

На гладкую доску лег весь комплект: серьга – копия первой, но в зеркальном отражении и брошь «Птица на цветке».

Оценщик замер в изумлении:

– Если это тоже… Эфиниум… Где вы, позвольте спросить, все это взяли?

Эмия попыталась раскрыть рот, но Дар дернул ее за пальцы.

– Вас не касается. Сто пятьдесят за каждую сережку и двести за брошь. – Это не слишком большая цена, он проверил. Но и не самая низкая.

– Пол… миллиона? – тут же давящей сделалась темнота подвала за их спинами и укоризненным выражение на лице человека по ту сторону доски. – Наличными?

– Наличными.

Дар выглядел, как вышибала, и спорить с ним не имело смысла.

– Но у меня столько нет…

Несмотря на мнимое отсутствие финансов, оценщик уже рассматривал изделия, используя лупу и ультрафиолетовый фонарик. И рассматривал так долго, что у Эмии начали неметь ноги. Текли минуты, где-то в трубах шелестела вода; над ними кто-то ходил – этажом выше располагался продуктовый магазин.

– Молодой человек, – послышался, наконец, вердикт, – не знаю, где вы все это добыли, но полмиллиона наличными… Вы же сами понимаете?

Дар молча протянул ладонь – отдавай, мол, чужое.

Оценщик побледнел. Какое-то время думал, достал из кармана мятый платок, вытер лоб. После отыскал сотовый, набрал номер, дождался ответа и непривычно жестко попросил:

– Алла, привези мне деньги из сейфа. Сейчас же.

На том конце, конечно же, спросили: «Все?!»

– Все.

Эта фраза отливала металлом.

– Полмиллиона наличными…

«Не так уж и много, – думал Дар. – Сейчас каждая вторая машина стоит дороже, а их вон сколько на дороге».

Одетая в белую норковую шубу, Алла приехала тринадцать минут спустя. Обдала посетителей густым облаком дорогих духов, не поздоровалась, протянула мимо плеча Дара полиэтиленовый пакет.

– Такая сумма… – бубнил оценщик ворчливо, но, скорее, уже по привычке. – Вот. Держите. Для вас все пересчитали. Алла, ты ведь пересчитала?

Уникальные украшения он из рук так и не выпустил.

Домой вернулись на такси. Разделись, деньги вывалили на диван: пятисотки, тысячи, пятитысячки – много купюр, целый ковер. Дар смотрел на них, ошалев, – он вдруг понял, что ощущают люди, ограбившие банк: агрессию, радость, злобу и восторг. Странный дикий и необузданный коктейль нахлынувшей вседозволенности. Они свободны… Они могут ехать, покупать, сорить деньгами…

Полмиллиона – не такая уж и большая сумма, но он никогда не видел их воочию.

– Нам этого хватит? – подпрыгивала Эмия. – Теперь хватит, чтобы путешествовать?

А он продолжал ей удивляться.

– Не жалко того, что продала?

– Нет.

И та искренность, с которой фраза была произнесена, в очередной раз огрела Дарина по голове. Он видел разных женщин: корыстных, менее корыстных, почти бескорыстных. Любящих шмотки, золото и бриллианты или относящихся к ним равнодушно. Но он еще никогда не видел таких, как Эмия, – свободных от предрассудков, умеющих совсем-совсем ни о чем не жалеть.

«Такую легко полюбить», – вдруг дернулось у него изнутри наружу что-то теплое и очень настоящее.

Дернулось.

И уперлось в ржавую цепь с висящим на ней навесным замком.

Рынок под открытым небом. Моросило.

Прятались под козырьками из капюшонов продавцы; тянули вверх неживые розовато-синие ноги подмороженные куриные туши по «180 за кг». Рядом с ними яйца по восемьдесят, горы колбас, сыры. Следом, разложенные прямо поверх клеенки, стояли сапоги, уже слишком теплые для этого сезона и потому уцененные.

На рынок они пришли за вещами для Эмии и продуктами. До больших магазинов далеко, а здесь все, пусть и дороже, но под рукой – все через три дома и за остановку.

– Почем молоко?

– Девяносто.

– За литр?

– Ну, не за бутыль же!

– Очумели уже, еще вот только было по семьдесят… – ворчала косматая старуха в зеленом пальто и поджимала морщинистые губы. Щекастая тетка-продавщица демонстративно смотрела в сторону.

«Сколько бумажек вы хотите за это молоко?»

«Столько, сколько у тебя нету. И потому ты никто – дерьмо на палочке».

«Я не дерьмо! Это ты просишь столько бумажек, сколько сама не стоишь…» – вот какой немой диалог в лицах слышался Эмии вместо настоящего.

Деньги. Они стояли бетонной стеной между людскими душами. Из-за денег в ушах возникала вата, а глаза слепли, не желая видеть чужие беды – своих много … «Я бы помог, – словно говорили отчужденные лица, – но кто бы сначала помог мне?»