Вероника Мелан - Пообещай

От невеселых мыслей Дара отвлек грузный, пахнущий табаком дядька, протиснувшийся к своему купе так напористо, что Дар почувствовал себя облапанным за задницу.

– Извините.

С шорохом откатилась в сторону дверь. После захлопнулась, отскочив от косяка по инерции – ее изнутри поддернули назад.

Дарин остался в проходе один. Минуту или две созерцал сквозь тусклое окно немую ночь – не глядя, считал призраки проносящихся мимо столбов, – затем направился в холодный тамбур курить.

Вернулся в купе осторожно, как вор, – тихий и вежливый. Постарался не разбудить соседей, но никто все равно не спал: Эмия, сидя на нижней полке, читала книгу; на верхней напротив слушала плеер попутчица в футболке и шортах – девчонка с недовольным и обиженным лицом.

Какое-то время она возилась и демонстративно пыхтела, затем выудила из ушей наушники, как сливную пробку из ванной, потянув за шнур, и свесила волосы вниз.

– Ваня, закажи мне чаю уже…

Кудрявый и чернявый Ваня, которому куда больше подошло бы совсем другое имя – например, Исаак, – раздраженно вздохнул. Куда идти, когда почти полночь, где искать проводницу? А его подруге все равно, чего попросить, лишь бы «докажи, что ради меня готов…».

«Исаак» покинул купе, ссутулившись, как конь под тяжелой поклажей. Вернулся минут десять спустя, поставил на стол два стакана чая в подстаканниках. Судя по всему, теплых – не горячих, – прилично разбавленных или уже успевших остыть.

– А сахар где? – тут же поинтересовались с упреком.

Ваня демонстративно вдел в уши беруши и достал из-под подушки планшет.

Девчонка на верхней полке окончательно надулась и отвернулась к стене; остался качаться в стаканах нетронутый жидкий чай.

Дар сидел на нижней полке и слепо смотрел на собственные ладони – его почему-то тошнило от предвкушения встречи с родителями. Пусть встречи «издалека». А если все-таки две могилки?

Эмия почувствовала его смятение, отложила книгу, взяла за руку, опустила голову на его плечо. Дар притянул ее к себе и прикрыл веки.

Утром рано – еще почти не рассвело – они брели прочь от маленькой станции, на которой поезд не простоял и двух минут, по пустой проселочной дороге. С вечера, не переставая, лил дождь, и дорога из сухой трамбованной колеи превратилась в сплошную реку из густой грязи и жижи. Ботинки скользили – они давно потеряли и сухость, и пристойный внешний вид – их бы следовало сменить на резиновые сапоги, вот только магазинчиков по пути, как назло, не попадалось.

– Слушай, вот представь, что я попал к вам на Небо, – балагурил, чтобы скрыть нервозность, мокрый по колено Дар, – куда бы ты меня в первую очередь взяла?

Эмия задумалась. Длинная куртка с капюшоном на ней давно потемнела от влаги; с обрамляющих лицо волос стекала вода – сверху моросило без жадности. Снег по обочинам стаял; кое-где уже пробивалась зелень. Почва благоухала.

– Я бы показала тебе главные часы на башне – очень красивые. А после Парящие Бассейны…

– Парящие бассейны? Прямо в воздухе?

– Да. Они уникальные – температура воды регулируется прикосновением пальца.

– Здорово.

Он нес спортивную сумку в руке; она свою катила по лужам. Вечность назад забились колеса и вертящаяся ось – сумка ехала лишь потому, что ее упорно тянули за ручку. Оба старались не задумываться о том, что увидят впереди; смотрели на спустившееся почти до земли небо и иногда под ноги, чтобы не лицом в грязь – в прямом смысле.

– А дом бы свой показала?

– Конечно, – Эмия тактично умолчала про Павла. Последнему было бы сложно объяснить, что в Астрее делает настоящий живой человек. И хорошо, что для отключения роботов давным-давно придумали кодовое слово, вместо труднодостижимых кнопок. Наверняка, приведи она Дара домой, ей пришлось бы это самое слово произнести. И Павл обиделся бы на годы, если не на века… – Показала бы и дом, и работу.

– И с Калеей бы познакомила?

– Вы уже знакомы.

Эмия улыбалась. Так странно было думать про Астрей и Дара одновременно. Странно, но забавно – все равно, что представлять себя внутри компьютерной игры.

– Наверное, окажись я наверху, меня бы приняли в ряды… дворников.

– У нас нет дворников.

– Все делают роботы?

– Нет, просто всегда чисто. Не знаю, почему – мести не нужно.

– Скучаешь?

На нее взглянули хитро и тепло. Со скрытой грустинкой – мол, нет, конечно, я так не думаю. Но вдруг?

– Я не скучаю. Мне здесь лучше – здесь есть ты.

Под подошвами хлюпало; а у них одна на двоих согревающая нить под названием любовь.

– Все хотел спросить – а сезоны-то у вас меняются? Ну, зима бывает, снег?

– Зимы не бывает.

Дар напряженно улыбнулся, качнул головой:

– Снега нет, весны нет, грязи нет. Скучно ведь?

– Скучно.

Они добрели до проржавевшего указателя «Колчановка. 1 км».

Дарин возле него остановился, бросил сумку на взгорок и трясущимися руками прикурил.

(Stephan Moccio – Manolete)

Дед, кажется, жил здесь с основания «Колчановки». Рубаха насквозь сырая, с длинных седых волос текла вода, а ему хоть бы хны – копал себе землю, как заведенный. И это едва рассвело.

Эмия приблизилась к чужому забору, взялась за него руками, крикнула:

– Дедушка!

Тот вздрогнул, но головы не повернул – подумал, послышалось.

– Де-е-едушка!

– Ась?

И замерла черная от влажной почвы лопата; дед повернулся, сощурил подслеповатые глаза.

– Здравствуйте, дедушка! Мы спросить хотели: Вы знаете, где дом Карины Войт? Подскажете нам?

– Кого? – спросили надтреснутым, лишенным былой мощи голосом.

– Карины Войт. Карины.

– А-а-а… Сын, что ль, пожаловал?

Куривший поодаль Дар попытался выпрямиться и принять вежливый благодушный вид – вышло не очень, – но старик уже перевел взгляд обратно на Эмию.

– Долго ехал-то… Чего так долго?

Эмия растерялась.

– Деда, а дом-то где?

– Дом-то? Вот он… – и большая маслатая рука махнула на строение аккурат после дедова забора.

«Соседи?»

– Только опоздал он, милочка… Она ждала его, ждала. Месяц, как схоронили.

Эмия резко отпустила ограждение, будто то обожгло ей руки; Дар выронил из пальцев в грязь недавно прикуренную сигарету.

– Схоронили на общем кладбище, за рощей. Только памятник не ставили – не на что. Найдете, ежели захочете. Надпись есть. А в доме открыто, заходите – сына она ждала…

(Evanescence – Hello)

Дар, кажется, умер снова. Он когда-то уже умирал – когда забирали от матери чужие руки, когда мелькали перед глазами ряды окон и чужие лица. Когда понял, что ждать некого и незачем.

Старый одноэтажный дом зарос бурьяном. Сад давно не знал ни внимания, ни заботы – видать, хозяйка то ли была стара, то ли болела.