Вероника Мелан - Пообещай

– Что Вы будете делать, если Вам снова приснится нечто подобное?

– Ничего.

– Ничего?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Перевернусь на другой бок и буду дальше спать.

– Может, позвоните нам? Расскажете?

– Хотите, чтобы я на Вас работал?

Темные глаза-буравчики приклеились к нему прочнее клещей.

– Вы позвоните?

– Нет.

– Почему?

– Потому что жить мне осталось три недели.

Снег по улицам летел колкий, будто металлический.

В будке «Цветы» влажно пахло сырой листвой.

– Кому выбираете в подарок? Жене, маме? Просто любимой женщине?

– Просто, – отозвался Дарин. – Богине.

Продавщица – молодая, почти еще девчонка – с накрашенными темной помадой пухлыми губами зыркнула на него с затаенной завистью. Будто пыталась приладить себя на роль этой самой «богини» и понять, нравится ли ей? Достаточно ли Дар хорош?

Наверное, она сочла, что достаточно, потому что улыбнулась вдруг кокетливо, обнажив ровные, но крупные, как у лошади, зубы:

– Ну, поначалу мы все «Богини». А потом…

На нее посмотрели пустым взглядом. Не на нее даже, на ее татуированные брови – отчетливые, как у клоуна.

Это ее «потом» зависло в воздухе – диалог не сложился. Парень в дутой куртке отвернулся, стал угрюмо перебирать цветы: розы, каллы, лилии, – и крупным шрифтом на его лице пропечаталось «не то».

– Что-то эксклюзивное хотите? – обиженная продавщица, решившая уже не помогать, все же поддалась любопытству – «может, готов много заплатить?»

– Не эксклюзивное. Просто живое.

– Живое? В смысле, в горшочке?

– Да, с корнями. Которое еще растет.

Заворачивая ему мелкую, но уже цветущую двумя белыми цветами бегонию, продавщица разочарованно поджимала губы.

(Secret Garden – Searching For The Past)

Они должны уехать. Обязаны. Все потому, что он не хочет провести свои последние дни вот так – без возможности выйти на улицу и спокойно погулять, не щурясь, не кутаясь в шарфы и шапки.

Мысль о том, что дома его ждет Эмия, грела Дара, как новое солнце в давным-давно пустой и заброшенной галактике. Женщина, не знающая обид, женщина без упреков. Ни разу не проснувшаяся в дурном настроении, не сказавшая: «Ты ведешь себя так, будто не любишь».

А он любил. Как жену. И, если бы был выбор, он уже стоял бы перед Эмией на коленях, просил ее себе в постоянные спутницы жизни – просил, как взрослый, готовый к обязательствам, готовый постоянно меняться к лучшему мужчина.

Будь моей… Будь…

Для них обязательно звучал бы орган. Как тот, который они однажды слышали в деревушке, в Лаво – гулкий, зычный и спокойный, будто кит, на чьей спине мир.

По газете, в которую ему завернули подарок, с шорохом съезжал снег; месили грязь колеса отъезжающих автобусов. Сбившиеся в кучу пассажиры под стеклянной крышей остановки напоминали ему укрывшихся от непогоды пернатых, обычно недружных, но тут вынужденных коротать минуты вместе.

– А мне местечко найдется? – подковыляла к «пернатым» бабушка. Люди нехотя зашевелились – местечко нашлось.

В тесноте, да не в обиде.

«А он ни разу не спросил, идет ли в Астрее снег…»

Дарин не стал дожидаться автобуса, продолжил шагать вдоль проспекта – ему не так далеко.

Из здания «КБ» его отпустили после того, как он подписал бумагу: «Обязуюсь сообщить, если…» – если снова увидит вещий сон. Точнее, не так: «Обязуюсь сообщить, если, увидев вещий сон, решусь предпринять какие-либо действия …»

Если увидит – не беда. Если предотвратит беду и не сообщит «товарищам», его посадят.

Только плевать он хотел на их угрозы, вездесущую власть, каменные лица и силуэт камеры-одиночки на горизонте.

Дар хотел домой, к Эмии. И чтобы цветок не замерз.

(Abel Korzeniowski – Queen Mab)

Она была уверена, что скользнула взглядом по этому слову, но скользнула рассеянно, без внимания – по названию населенного пункта.

Эмия лежала на диване с закрытыми глазами, и файл на экране компьютера виделся ей довольно отчетливо. Но лишь та его часть, на которой она сфокусировалась: возраст, имена, фамилии, национальность. Почему-то населенный пункт родителей Дара ее не особенно заинтересовал… Как жаль.

Она снова и снова вспоминала тот вечер в Астрее до последней минуты, до секунды – пыталась переиграть реальность так, будто «она посмотрела», а не пропустила, пыталась заставить память выудить из недр то, чего там, наверное, не было. Но невозможное возможно, главное – не увериться в том, что она – человек.

Глухо гудел из-за закрытого окна проспект; шуршал по металлическому подоконнику снег – иногда колотил по нему напористо, как дождь. Отвлекала боль в пальце – Эмия порезала его о край крышки банки с тушенкой, часть которой отковыряла столовым ножом.

Палец был замотан найденным в комоде платком; теперь она лежала на диване, морщилась и сосредотачивалась, как тот, кому очень-очень нужно решить сложную задачу, даже если в формуле не хватает «определенных» неопределенных.

«Населенный пункт: К…»

Размыто.

Заново.

«Мать: Войт Карина Романовна, отец: Войт Тадеуш Леслав Войт, населенный пункт: К…»

Нужное слово размазывалось, будто с него постоянно соскальзывал фокус; Эмия раздражалась. Но раз за разом снова ныряла в прошлое – к компьютерному столу, на который Павл поставил охлажденный нектариновый сок, а она сказала: «Унеси».

А если Дарин больше не вернется? Что, если его запрут? Эти мысли зудели, как злые пчелы; Эмия пугливо от них отмахивалась.

Заново.

«Мать: Войт Карина Романовна, отец… Населенный пункт: Ка…»

Нет, не Ка.

А что, если Дарин не вернется?

Эмии хотелось сжаться на кровати в комок и зажмуриться. Но нельзя – он ведь вернется. И вдруг она встретит его словами: «Знаешь, а я вспомнила!»

Итак, вечер в ее доме в Астрее, Павл, принесший ей нектариновый сок… «Мать: Войт Карина Романовна, отец: Тадеуш Леслав Войт, населенный пункт…»

Ка…вдановка? Кривдановка? Калтановка?

Ка… Ка… Ка…

Когда прозвенел дверной звонок, Эмия напряженно терла ноющие виски.

– Ты вернулся! Как хорошо! Я ждала и очень боялась, знаешь… я научилась бояться.

– Что с пальцем?

Дар отнял теплые руки, ощупывающие его лицо и вгляделся в платок, запачканный кровью.

– А, ерунда, порезалась… Не сильно – царапина.

Но он уже разматывал «бинт» и, пока не убедился, что действительно царапина и что рана больше не кровит, не замотал обратно.

– Ты дома, как хорошо.

Она действительно волновалась, переживала и маялась – он видел.

– Ну, вот, теперь ты точно, как жена.

Сказал. И осекся. Отвел глаза в сторону, потом вспомнил про цветок.

– Тебе.

– Мне? – она обрадовалась, как ребенок. – Спасибо.

Когда бегонию только внесли в дом, развернули и определили на подоконник, она была обмякшая и наполовину безжизненная – все-таки замерзла. Дар видел, как Эмия трогала увядшие листья, гладила белые лепестки, что-то шептала.