Вероника Мелан - Пообещай

А он ушел на кухню. Какое-то время с удивлением смотрел на чекрыжатые прямо в кожуре луковицы, брошенные в кастрюлю, на всыпанную прямо туда же сухую гречку, на рваный край банки с тушенкой. После наткнулся на раскрытую на странице «Греча по-купечески» кулинарную книгу, которой никогда раньше на полках единственного шкафа не встречал. Кажется. Хотя, если быть честным, он не смотрел. Книга была заляпана кровью и походила, скорее, на сатанинский талмуд после обряда, нежели на сборник рецептов.

Дарин отложил ее подальше и принялся готовить обед.

В комнату он вернулся через десять минут, когда вода в кастрюле закипела.

– Эм, а как вы едите там, наверху? Еду из воздуха делаете?

– Нет.

– Ну, я подумал, может, щелкнете пальцами, и она появляется.

Эмия улыбалась с пятнами смущения на щеках.

– У нас везде рестораны.

– А в них кто готовит?

– Я не знаю.

Пятен прибавилось.

– В общем, вручную вы не готовите.

– Нет необходимости.

– Ясно. Да ты не переживай, я согласен хоть всю жизнь.

Дар улыбнулся. А потом случайно посмотрел на бегонию и удивился: если раньше та напоминала чахлый обиженный куст, то теперь смотрелась сытым, довольным и розовощеким карапузом. С разлапистыми листьями, горделиво стоящими цветами – в общем, цвела и пахла.

– Слушай, а чего ты с ней сделала?

Эмия лишь загадочно повела плечами и промолчала.

– Ну, ладно, Бог с ней, мисс «я-сама-не-готовлю». Голодная?

– Голодная.

– Обед через двадцать минут.

И повар, повесив кухонное полотенце на плечо, скрылся в недрах коридора.

Часом позже.

– О чем ты думаешь?

– О том, что нужно попробовать еще раз.

Он сидел на корточках возле ее коленей, и она обнимала ладонями колючие щеки. Любимые теплые глаза напротив, губы, которые всегда хотелось поцеловать. Ей вдруг подумалось – а на кого бы получилась похожа их дочь?

Недосягаемо. Невозможно. Но разве самые заветные мечты не сбываются?

Дар заметил, как погрустнели глаза.

– Эй, богини ведь не грустят?

Потихоньку темнело за окном – вечера Бердинск продолжали укрывать рано.

– Грустят. Когда думают о детях…

– О каких детях?

– Которые у нас с тобой могли бы быть, – и, прежде чем Дар успел напрячься, оглушенный новой информацией, Эмия попросила: – Побудь для меня батарейкой, ладно? Я все-таки попробую увидеть название населенного пункта.

Он, все еще изумленный и потому медленный, не сразу понял смысл ее фразы.

– Что мне нужно делать?

– Ничего. Просто поделись энергией.

– Хорошо. Только мне чуть-чуть оставь.

И он по ее просьбе прилег рядом на диван, вытянулся во весь рост, покорно сжал ее ладонь.

Она вновь перед компьютером. Вокруг комната – четкая, плотная, настоящая, – будто и не было похода на Землю. Рядом Павл, который только что принес сок.

– Унеси.

– Но это твой любимый.

– Унеси, – Эмия не любила повторять. Раздражалась, когда робот не слышал с первого раза. – И не отвлекай меня больше.

Она щелкнула мышкой, вызвала файл – досье Дара, сохраненное на рабочем столе.

За окном сияют звезды; пахнет ванилью и почему-то жженой сахарной ватой. Наверное, Ремус решил преподнести ей свой сладкий сюрприз. Но она отвлеклась.

… Дарин Романович Войт… Двадцать четыре года, проживает в бывшей Стране Советов. Мать русская, отец поляк.

Ей вспомнилось слово «полочь», и реальность тут же исказилась волнами.

Нет-нет-нет – Эмия насильно вернула ее на место, – она в Астрее, она еще никогда не уходила на Землю.

Топтался за спиной Павл – не то хотел что-то спросить, не то опять предложить массаж.

– Павл?

– Да? – ответ прозвучал с готовностью.

– Принеси мне сок, дорогой.

– Но я же только что приносил?

– Манговый.

– Манговый? Сейчас, уже бегу…

Он действительно, судя по шагам, выбежал из комнаты, и Эмия тут же открыла поверх старой новую вкладку – «родители», которую просматривала мельком и лишь однажды. А теперь впилась в слова глазами, словно железными клещами.

– Мать: Войт Карина Романовна, отец: Тадеуш Леслав Войт. Населенный пункт: Колчановка…

– Колчановка! – кричала Эмия, а Дарин кашлял, тер сухие губы, а после переносицу. Батарейка далась ему нелегко, но он терпел.

– Ты уверена?

– Уверена.

«Великая Держава. Поселок Городского типа: Колчановка. Население: две тысячи восемьсот человек (данные за последний год)».

– Почти полторы тысячи километров отсюда. Неужели меня месячного так далеко везли до интерната?

– Нет, это, скорее, они уехали отсюда. Потом.

Дарин расстроился, обмяк, свесил голову. Эмии пришлось его обнять.

Уже под вечер, когда все маршруты были рассчитаны, а вещи собраны, он спросил:

– Можем сходить куда-нибудь, хочешь? Кафе, кино… Не знаю. В парке, наверное, холодно.

– Не хочу.

– А чего…

Без ответа Эмия подошла к нему, стоящему посреди комнаты, обняла за шею, прижалась щекой к теплой груди.

– Обними меня.

Он обнял крепко, но встревожено.

– Ты чего?

– Я, кажется, научилась бояться, – ей действительно почему-то было страшно. Что уходит время, что каждую минуту здесь невозможно повернуть вспять, что ни за какой результат нельзя быть уверенной. – А когда ты обнимаешь, мне спокойно.

– Глупая, – прошептали над ухом, – помнишь, чему ты учила меня, когда появилась здесь?

– Чему? Здесь так сложно помнить. Такие правила игры, что ты веришь, что не всемогущ, постепенно забываешь…

– Ты учила не бояться. Говорила – не дай страху управлять тобой. Помнишь?

– Помню.

– Теперь учись тоже.

Она робко и в то же время жадно отыскала его губы, притянула к себе сама, повалила за собой на кровать.

– Мы… никуда не пойдем… ладно?

Ей лишь бы с ним – где угодно, – но чем теснее, тем лучше.

Дар забыл, что собирался куда-то идти. Он быстро, пытаясь не прервать поцелуй, стянул с себя майку, принялся стягивать джинсы…

За окном так и летел мелкий и колкий, как металлическая стружка, снег.

Поезд трясся вторые сутки. В их каюте уже трижды сменились попутчики – сначала была пожилая дама с дочкой, затем два друга, теперь пара – он и она. Постоянно недовольные друг другом, постоянно ругающиеся.

Дар качался вместе с полом в проходе, держась рукой за холодную металлическую перекладину, на которой висела застиранная штора. За окном ночь; стеной стоял густой хвойный лес – уже зеленый, без снежных перин на ветвях. Оно и верно – углублялись на юг.

Кто отобрал у него детство, зачем? Что он увидит в Колчановке, когда приедет? Вдруг покосившийся от времени и старости дом, вдруг две просевшие могилы? Почему он не уехал из Бердинска с матерью вместе? Почему кто-то лишил его деревянных заборов и стучащихся по вечерам в окно друзей? Бесед на бревне у калитки, не всегда дружных игр на избитой рытвинами деревенской дороге. Криков соседки, в огород к которой улетел красный полосатый мяч; первой дружбы, первых ссор, поцелуя с девчонкой, живущей через пару домов от него. Он носил бы ее портфель прямо до школы, до которой, наверное, далеко…