Ульяна Соболева - Пока смерть не обручит нас [СИ]

Издалека послышались крики и топот лошадей. Охрана герцога наконец-то нашли нас. Они пытались поймать Азазеля, чтобы тащить его насильно, но конь вскочил на ноги и теперь никого не подпускал к себе. Одного из стражей ударил копытами в грудь, второму раздробил лицо.

– К черту этого зверя. Он мне надоел.

– Не надо!

Я бросилась к коню и выхватила веревку из рук одного из стражников.

– Я приведу его в замок. Отойдите от него. Он вас боится. Не доверяет вам.

Азазель позволил мне сесть ему на спину. Более того – он склонился передо мной, чтоб мне было удобнее это сделать, и когда я обхватила руками его шею, в толпе послышался шепот.

– Ведьма… и конь дьявольский ей покорился!

ГЛАВА 21

Барон Гортран Франклин Уэлч. Мой советник, мой брат по оружию, первый, кто признал меня, вернувшегося из лепрозория и похожего на ободранного больного пса. Первый, кто присягнул мне в верности и начал вместе со мной отстраивать Адор. Сейчас он стоял рядом со мной возле тела маленького Джека и смотрел, как лекарь накрывает простыней покойного.

– Никаких следов насильственной смерти нет. Как нет следов воспаления, отравления или других признаков инфекции.

– И что это по-вашему значит?

Спросил я. Хотя и знал ответ. Тот самый, в который верить не хотелось.

– Я не знаю, что вам сказать. Мы, люди науки, прагматичны и в высшие силы не верим. У всего есть начало и конец, есть причины для смерти, их не может не быть. Но не все подвластно медицине.

– Мать утверждает, что ее сын был совершенно здоров и что это ведьма его убила. Ведьма с зелеными глазами и со змеёй на руке.

Я бросил взгляд на Гортрана.

– Я знаю, что они утверждают.

– Все ли знаешь? Люди не скажут тебе в глаза… а мне приносят слухи. Она выпивала его дыхание, тянула в себя, и люди это видели.

– Бред! Люди видели, как она спасала ребенка. Она не выпивала его дыхание, а отдавала ему свое! Питер точно так же поступал, пытаясь вернуть к жизни полумертвых.

– Расскажи это толпе!

Гортран погладил густую соломенную бороду и устремил взгляд куда-то поверх тела ребенка.

– Я не собираюсь оправдываться перед толпой.

– Тебе придется. Они будут жаждать мести.

Я повернулся к лекарю.

– Напишешь заключение, что мальчишка был болен и умер.

Лекарь выпучил на меня свои карие глаза навыкате и стал похож еще больше на жабу, так его прозвали за глаза. Доктор Жаба.

– Чем болен?

– Плевать чем. Придумай. Так, чтоб выглядело правдоподобно. Чтоб они поверили.

– Но ведь мать и родня знают, что он не был болен и …

Я резко схватил лекаря за толстую потную шею и чуть приподнял вверх. Теперь его глаза грозили вывалиться из орбит.

– Ты – врач, ты понимаешь больше них. Я хочу, чтобы ты сказал то, что я велю, иначе у меня заболеешь ты сам, – я склонился к его уху, – предполагаешь, как легко устранить тебя без следов насильственной смерти?

Врач отрицательно задергал головой.

– Ты не хочешь этого знать. Только от мысли об этом тебе станет больно. – я сдавил жирную шею еще сильнее. – Я возьму кочергу, разогрею ее на огне так, что она станет белого цвета, поставлю тебя раком, сдеру штаны с твоей толстой задницы и всажу в твое тело эту кочергу. Она сожжет все твои внутренности, а с виду ты будешь целехонек, как огурчик. И ни один лекарь не найдет, чем ты был болен. В колдовстве я обвиню твою жену… или дочь, или их обеих. И они последуют на тот свет за тобой. Возможно, я так же прикажу сварить живьем вашего кота.

– Кота не надо, Морган. Кота-то за что? – серьезно сказал Гортран и в задумчивости покрутил в руках кочергу, перекидывая ее с одной ладони в другую. Я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, так как представлял, о чем мог думать Гортран в эту секунду.

– Ладно. Кота не трону, – снова посмотрел в выпученные глаза лекаря, – ну так как? Ты уже вспомнил, какую болезнь обнаружил у мальчишки?

– Дааа, – тот быстро закивал кудрявой седой головой, – у него было острое воспаление кишечника.

– Вот и хорошо. Пиши свое заключение.

***

Мы с Гортраном вышли на улицу, и я подставил лицо прохладному воздуху. Наконец-то она настала, эта вечерняя прохлада после полуденного зноя. У меня все еще дымилась кожа то ли от жары, то ли от того, что я все еще оставался возбужденным до предела. Барон хлопнул меня по спине:

– Они ему не поверят. Ты сегодня собрался казнить несчастную женщину, потерявшую сына и сошедшую с ума от горя.

– Ни черта подобного. Я сегодня собрался казнить толпу чокнутых безумцев, спаливших мою конюшню.

– Нет, ты собрался наказать толпу, посмевшую тронуть ЕЕ. Если бы там не было тебя, она бы сегодня сгорела вместе с конюшней.

Да. Черт его раздери, он был прав. Она бы сегодня сгорела вместе с конюшней, и при мысли об этом у меня начинало выворачивать внутренности. Посмотрел в светлые глаза Гортрана, и он не отвел взгляд, так же пронзительно глядя на меня.

– Тогда я спалил бы всю деревню и посадил на кол каждого, кто был бы причастен к смерти Элизабет.

– Элизабет… называешь ее всегда по имени… Блэр. Она чертовая Блэр, Морган. Ты понимаешь, что это безумие?

– Понимаю.

– И продолжаешь этому безумию потакать.

– Оно сильнее меня.

– Когда-нибудь эта ведьма Блэр сведет тебя в могилу.

Я мрачно усмехнулся.

– Я туда отправлюсь только вместе с ней.

Он был прав. Это безумие, и я желал проклятую Блэр сильнее всего. Сильнее власти, сильнее золота, сильнее каких-либо других благ. Мне было уже совершенно плевать на то, чья она дочь, плевать на то, что из-за нее я собирался казнить около десятка крестьян. И нет, их вина не в том, что они спалили мою конюшню, а в том, что желали ЕЙ смерти. Посягнули на мое.

И на самом деле я не знал, от чего умер пацан. Нет, я не верил во всякую ересь про ведьм, но я думал о том, что она могла допустить ошибку. Женщина слишком глупа, чтоб быть лекарем, и эта дура провоцирует их… провоцирует считать себя ведьмой. Гортран прав. Как же он прав. Я обязан был сжечь Элизабет еще там на площади. Обязан своему народу, обязан каждому младенцу, убиенному Антуаном. Обязан своей матери, сестре и брату.

А я… я просто жду собственной свадьбы и совершенно не затем, чтобы отметить это прекрасное и знаменательное событие единения двух государств. Вовсе нет. Я жажду этого дня, чтобы наконец-то взять свою оллу. Уложить ее в постель и отыметь. Грязно, жестко, извращенно предъявить на нее свои права. И все это проклятие с первого взгляда. Увидел и в эту же секунду отравился ею. Стоит только подумать о ней, и весь контроль к дьяволу. Похоть накрывает адская, сумасшедшая. Тело ее, губы, кожа, волосы. Все с ума сводит. И глаза эти дьявольские. Свое отражение в них вижу и сатанею. Ни одна из моих шлюх и любовниц не доводила меня до состояния озверевшего хищника, готового выть и стонать от вожделения.