Ульяна Соболева - Пока смерть не обручит нас [СИ]

Сколько раз я кончал себе в ладонь, кончал на простыни, кончал на тела своих любовниц с мыслями о ней. Бессчётное количество раз.

И уже этой ночью я узнаю, что значит испытать оргазм с ней. По-настоящему. Внутри ее тела. Возьму ее… О, дьявол, как же я этого хотел. Пусть насильно, пусть видя ее ненависть и презрение. На все плевать. Я дошел до той точки невозврата, когда это не имело никакого значения. Хотя никогда в своей жизни не брал женщину силой. С ней я ощущал себя диким зверем, сорвавшимся с цепи.

Каждая эмоция страшнее другой, ядовитей, острее. Надо у Питера зелье взять, чтоб не понесла она от меня… Чтоб надолго. Чтоб моя до бесконечности.

– Задумался?

Да, каждый раз, когда мысли уносились к ней, я забывал, где нахожусь. И сейчас забыл.

– Когда-нибудь они узнают кто она и устроят апокалипсис.

– Не узнают, если никто болтать не станет.

– Думаешь, никто не заметит цвет ее глаз? Не заметит змею на ее руке?

– Она научится управлять этим. Ее отец говорил…

– Ты себя слышишь? Ты находишь кучу причин, находишь оправдания. Да что угодно. Эта женщина сводит тебя с ума. Люди будут недовольны казнью. Придумай другое наказание.

– Меня должно это волновать?

– Должно. Сейчас не время для мятежей и всплеска ненависти. Карл и так бесится из-за Блэра. Ты собираешься делиться с Его Величеством?

– С чего бы? Это моя добыча. Я победил, и Блэр – мой трофей.

– А я слышал, Антуан пообещал Карлу часть прибыли с рудников.

– А мне какое дело? Я не Антуан. И я победил. Я же не претендовал на Варсар, который захватил король в прошлом году. Хотя Варсар граничит с моими землями с Юга, и пятьдесят лет назад Варсаровцы отхватили кусок гор со стороны реки, гор, принадлежащих Адору.

Гортран осмотрелся по сторонам и снова посмотрел на меня.

– Такие речи чреваты.

– Чем?

– Даже у листьев есть уши. Донесут Карлу, что ты говорил и…

– И что? Ты считаешь, я боюсь его?

– А должен бы. Карл не так добр, как тебе кажется.

– Карл принял меня, вернул мне власть и земли.

– Пока ты был его союзником и не брал то, что он считал своим.

Я резко повернулся к Гортрану, и тот от неожиданности отпрянул назад. Мне всегда льстило, что несмотря на тесную дружбу даже в его глазах иногда читался страх. С тех пор, как я вернулся из лепрозория, меня многие боялись. Считалось, что оттуда выходят только мертвые… но я был живее всех живых. А люди всегда боятся того, что не понимают.

– И что ты предлагаешь, мой умный советник?

– Уничтожить ведьму, отдать Блэр Карлу или поделить его пополам. Найти себе другую оллу и жить припеваючи.

– Запомни, Гортран, запомни раз и навсегда. Я. Никому. Ничего. Своего. Не. Отдам. ОНА МОЯ! БЛЭР МОЙ! И если надо будет, я заставлю Карла это признать.

– Угу… Если у тебя останется преданный тебе народ, согласный заставить Карла это признать. Такими казнями ты добьешься только ненависти. Не пойму только одного – неужели она стоит того, чтоб за нее умирали люди?

Стоит! Да! Черт возьми, для меня стоит. И будут умирать. Каждый, кто посмеет на нее посягнуть, угрожать или обидеть ее. Пока я не решил иначе и не отдал подобного приказа.

– Люди умирали и за меньшую провинность. Эти крестьяне сожгли мои конюшни. И их ожидает смерть… Но я пощажу мать ребенка. Так уж и быть.

– И совершишь ошибку.

– Я сказал! Так тому и быть! И не смей мне перечить! Знай свое место, Гортран!

– Раньше мое место было не у твоих ног, а рядом с тобой. Но с тех пор, как эта сучка Блэр появилась здесь…

Я схватил его за шиворот и впечатал в каменную стену. Глаза Гортрана вспыхнули, и я увидел, как там на дне зрачков отразился страх. Вот так мне нравится больше. Чтоб не зарывались.

– У меня нет друзей, Гортран. На самом деле и никогда не было. Я подпустил тебя достаточно близко, не заставляй меня пожалеть об этом.

– Я всего лишь не льщу тебе и говорю правду в глаза.

– Именно поэтому ты все еще жив.

Когда я проводил его глазами и звук его шагов стих на лестнице, я щелкнул пальцами, и из-за занавеси показался силуэт слуги.

– Приведи мою оллу. Скажи Чарльзу, пусть ей наденут мешок на голову и скажут, что сегодня она идет на казнь.

***

– Нееет, это ошибка. Он не мог вам этого приказать. Это ложь!

Я вырывалась из цепких лап стражников, пока Чарльз не замахнулся, и я не сжалась в комок, закрывая лицо. Первый инстинкт. Не знаю, почему люди так устроены и закрывают именно лицо, не сердце, не живот. Как будто если их убьют, само лицо будет иметь значение. Какие идиотские мысли. Меня тащат снова на площадь, а я думаю о такой ерунде.

– Наденьте ей мешок на голову.

Это прозвучало ужаснее, чем само известие о казни.

– Зачем? Чего я не должна видеть? Кому и что я могу рассказать? Вы все здесь сумасшедшие!

Мне натянули на голову мешок, и от мерзкого запаха гнили и ужаса захотелось громко вопить, но я понимала насколько это бесполезно. Никто меня не освободит. Все эти фанатики слишком преданы своему лорду, и я для них всего лишь его очередная забава. И сейчас, когда они считают, что он уже достаточно наигрался, меня может ударить любой из его плебеев.

Быстро перебирая ногами, но не доставая до пола, я почувствовала, как меня буквально вынесли из здания. Все тело обдало прохладным воздухом, к вечеру жара спала, и начал дуть северный ветер. При мысли о севере грудь сжала тоска. Как будто я скучала по тому, чего вовсе не знала. По Блэру. Перед глазами пронеслись заснеженные деревни и замок со шпилями на вершине утеса. Наверное, это мое богатое воображение.

Меня оставили стоять на улице. Придерживая под руки и не снимая с головы мешка. Я слышала вопли толпы, слышала крики несчастных, которых вначале пороли, а потом повесили на площади, но громче всех голосила мать мальчика, которого кто-то убил… и это была точно не я. Но от слов этой женщины волосы становились дыбом и замирало сердце:

– Как же так? В чем повинен мой муж и брат! Кааак! Я сына потеряла! Ведьма его убила! Ведьмаааааа! Она в конюшне была. Космы рыжеватые, дьяволица, тело порочное, лицо ангельское. Не бывает красоты такой у людей! Тварь она. Из тьмы пришла к нам! Она с сына моего душу выпила. Все мы видели. Дух его себе забрала, и больше он не очнулся! Люди добрые! Что ж это делается! Как так? Не надо меня щадить! На виселицу хочу! К ним хочууууу!

Мне хотелось закрыть уши руками. Но я не могла, мне их выкрутили за спину и так и держали меня, чтоб слышала, чтоб понимала, что происходит. А потом опять подхватили под руки и потащили. Я упиралась. Кричала, пыталась вырваться, но все бесполезно, и когда меня снова втащили в помещение, я от страха тряслась, как в лихорадке. Наверное, тянут в пыточную, чтоб перед смертью пытать. Мое воспаленное воображение рисовало самые разные картинки, одна страшнее другой, но меньше всего я ожидала оказаться в комнате полуголого герцога. С меня сдёрнули мешок и нагнули в вынужденном реверансе, толкнули на пол так, чтоб распласталась униженная у его ног.