Марина Суржевская - Аларания

– Но мы ведь даже не знаем, какого возраста у нас будут послушники? И размеры не знаем… – пролепетала я, но девы лишь глянули на меня огромными зелеными глазами без ресниц, и я поняла, что этот вопрос как-нибудь решится.

Так что я предпочла от них сбежать. Но не удалось – одна из мастериц перехватила меня возле двери.

– Какую одежду изготовить для Хранительницы? – высоким голосом спросила она.

Я показала рукой на свое простое темное платье.

– Такую же, пожалуйста. Цвет темно-серый или черный, и желательно, чтобы платье было с высоким горлом, – попросила я.

Дева чуть нахмурилась. Потом медленно кивнула.

А я с облегчением направилась в библиотеку, которую мы организовали в одном из пустых помещений. Новые книжные шкафы, большие, пузатые, важные и солидные, уставленные магическими книгами, манили меня, как манит лакомку изысканный десерт! А еще здесь поставили удобные кресла и стол, так что я уже знала, где буду проводить свое свободное время.

В бывших покоях Селении стало светло. Черно-красный цвет сменился на зеленый и бежевый, появилась удобная и простая мебель. Теперь здесь жила я. С легкой грустью я покидала свою синюю комнату и в то же время хотела уйти, надеясь, что на новом месте станет легче.

Глупая, так и не поняла, что от себя не сбежать.

Меня радовали происходящие в замке изменения, Риверстейн оживал, расправлял свои черные каменные крылья и уже поглядывал на округу с молодецким задором. Я чувствовала, как веселится дух старого замка, хоть и ворчит по привычке на суету.

А больше всех, похоже, радовались изменениям Ксеня и Данила.

Вообще, где бы ни появлялась эта пара, они всюду вызывали улыбки. Невозможно было не улыбнуться, видя лучившиеся счастьем голубые глаза Данилы и то, как нежно он касается руки Ксени, каждое мгновение ищет ее взглядом. И как фыркает насмешливо на его обожание моя вредная подруга, а сама тайком краснеет и за обедом старается отдать ему лучший, самый вкусный кусочек! А это, зная искреннюю любовь Ксени к еде, говорит о многом…

Я смеялась до слез, когда Данила преподнес любимой еще парочку ножей, выкованных умелыми гномами, а девушка одарила возлюбленного букетом из редких травок для его знахарского набора.

Данила нежно относил уснувшую Ксеню на кровать и заботливо укрывал покрывалом, а утром она отрабатывала на нем приемы рукопашного боя. А потом ругала, что он не увернулся, остолоп, и теперь сидит тут с синяком! А сама умоляюще тянула меня за руку и просила залечить. Только чтобы «дурень» об этом не знал…

Даже Анташар поначалу ходил за ребятами тенью, жадно вдыхая их любовь, жмурил серебряные глаза. А потом перестал. Начал закрываться, уходить от людей и подолгу сидеть в одиночестве, не желая никого видеть. Я пыталась поговорить с ним, понять, что происходит с Безликим, но он молчал, только смотрел напряженно.

И настаивать я не стала.

Все-таки шестипалые девы оказались волшебницами. Когда одна из них принесла мои новые платья, я кивнула удовлетворенно, увидев темные свертки. И лишь вечером, когда уставший от дневной суеты Риверстейн уснул, примерила.

Одно – темно-серое, с серебряной вышивкой у горла, из мягкой, но плотной ткани и с широким серебряным поясом. Второе – почти черное, отливающее синевой, гладкое, как воронье крыло. Простые. Закрытые. И волшебно красивые…

Несколько раз к нам наведывался лорд Эльвон, приносил мне подарки, одобрительно рассматривал новшества. Смотрел на меня удивительными глазами и настойчиво звал посетить его поместье в Эллоаре. Я вежливо отказывалась. Анташар при появлении эльфа всегда менял обличье и шипел сквозь зубы.

Когда я спросила, почему он так не жалует Седьмого стража, Безликий прошипел мне в лицо:

– Потому что слишком хорошо чувствую его желания.

К счастью, Кллариус не задерживался надолго.

Конечно, я была весьма самонадеянна, решив, что смогу самостоятельно открыть школу. И если бы не лорд Даррелл, боюсь, моя идея если не провалилась бы, то точно осуществилась бы весьма нескоро. Тем более что я почти ничего не знала о том, чему именно обучают в магических заведениях. Всю подготовку к процессу обучения Шайдер взял на себя. Слушая перечень предметов, которые будут у нас преподавать, я широко распахивала глаза.

– Ветряна, только не ходи с таким лицом, когда прибудут ученики, – смеялся лорд Даррелл, – а то разом подорвешь наш авторитет!

– Шайдер, какой авторитет, я сама первая усядусь в ученическую! Это же потрясающе!

– Вот что с тобой делать? – сокрушался Шайдер. – Впервые вижу такую рьяную воспитанницу!

И смотрел на меня с нежностью. А я сразу сбегала.

Как ни пытался он скрыть свои чувства, но я, к сожалению, все равно замечала их. Они проскальзывали в его взглядах, которые он не мог утаить, в трепете случайных прикосновений, в том, как менялось его дыхание, когда я стояла слишком близко. В желании постоянно быть рядом, тенью следовать за мной, дышать мною… Порой мне хотелось прогнать его, заставить уйти, найти свое счастье за пределами Риверстейна, потому что, кто, если не он, так достоин был счастья! Но я молчала. Пусть решает сам. Потому что я уже сделала один выбор за двоих, решила за обоих, как будет лучше, и теперь тихо умирала, улыбаясь.

Однажды я сорвалась.

Надела старое платье, повязала платок и пошла к воротам. Обернулась к тихо следующему за мной мужчине.

– Шайдер, не ходи за мной, – почти с угрозой произнесла я.

– Ветряна, куда ты? Ночь уже…

– В лес. Мне… надо.

– Ветряна, – умоляюще начал он.

– Не ходи, – резко сказала я и, отвернувшись, ушла.

Вышла за ворота и пошла по тропинке к лесу. Я не боялась. Я хотела остаться одна.

Ночь прятала меня от чужих глаз, укрывала. Деревья перешептывались при моем приближении, раздвигали ели колючие лапы, расчищал ветер дорожку. Лунный свет соткал кружевной ковер, постелил его мне в ноги, покрывалом укрыл плечи. Мой верный Эххо притих, чувствуя мою боль, не озорничал, а только окутывал теплом.

Я шла долго. Пока совсем не истаяли за деревьями высокие стены Риверстейна. Шла туда, где лишь дикий лесной зверь, затянутые ледком топи и нетронутый снег. Шла в чащу, куда идут умирать старые волки, а духи земли поют им песню прощания.

Там я и осталась.

Упала без сил, подтянула к груди колени. Наверное, я плакала. Может, кричала. Не знаю… Не помню. Сорвала голос.

Потом успокоилась, легла горячей щекой на колючий снег, затихла. Я устала притворяться. И улыбаться устала… Устала от людей, их навязчивого любопытства. От мужчин, что смотрят мне в глаза, прикасаются, и я вижу, как разгорается в них жажда обладания. От взгляда Ксени, жалостливого, словно у деревенской плакальщицы… От чувства вины перед Шайдером, от невозможности дать ему то, что он так хочет и ждет…