Кэтрин Арден - Девушка в башне

— Что с ней случилось? — спросил Дмитрий. — Расскажи.

— Я любил ее, — осторожно сказал Касьян. — Она любила меня. Но пропала в день, когда я хотел забрать ее в Башню Костей, чтобы она стала моей. Больше я ее не видел, — пауза. — Она теперь мертва, — он резко добавил. — И все. Дай мне похлебки, Василий Петрович, пока эти обжоры все не съели.

Вася встала, чтобы сделать это. Но она не понимала выражение лица Касьяна. Ностальгия и нежность, когда он говорил о мертвой возлюбленной, но — на миг и в конце — там мелькнул такой гнев, что ее кровь остыла. Она пошла есть с Соловьем, решив больше не думать о Касьяне Лютовиче.

Зима все еще была тяжелой, полной черных морозов и мертвых нищих, но старый жесткий снег стало видно в день, когда Дмитрий Иванович приехал в Москву со своими двоюродными братьями: монахом Александром Пересветом и мальчиком Василием Петровичем. С ним был и Касьян с приспешниками, который, по просьбе Дмитрия, не уехал домой.

— Поехали в Москву, будешь моим гостем на Масленицу, — сказал Дмитрий. — В Москве девицы краше, чем в твоей башне из костей.

— Не сомневаюсь, — выдавил Касьян. — Хотя, думаю, вы хотите договориться об оброке, государь.

Дмитрий оскалился.

— И это, — сказал он. — Я ошибаюсь?

Касьян лишь рассмеялся.

Они проснулись снежным утром и поехали в Москву вдоль широкой Москвы — реки. Горд был белой короной на темном холме, размытый занавесом снега. Ее бледные стены пахли известью, башни словно пронзали небо. Саша каждый раз радовался виду.

Вася ехала рядом с ним со снегом на бровях. Ее улыбка была заразительной.

— Сегодня, Сашка, — сказала она, когда стало видно первые башни в серо — белом мире. — Мы увидим Ольгу сегодня, — Соловей уловил настроение всадницы, но приплясывал на ходу.

Вася свыклась с ролью Василия Петровича. Если она показывала трюки на Соловье, они радовались, если брала копье, Дмитрий смеялся над ее неуклюжестью и обещал научить. На ее вопросы отвечали. И робкое счастье появилось на ее выразительном лице. Саша сильнее ощущал из — за этого ложь, он не знал, что делать.

Дмитрий проникся ею. Он обещал ей меч, лук, хороший кафтан.

— Место при дворе, — сказал Дмитрий. — Будешь на моих советах, а подрастешь, будешь командовать людьми.

Вася кивала, краснея, а Саша скрипел зубами.

«Надеюсь, Оля поймет, что делать, — подумал он. — Потому что я не знаю».

Когда тень ворот упала на ее лицо, Вася удивленно вдохнула. Врата Москвы были из дуба и железа, поднимались в пять раз выше нее, их охраняли снизу и сверху. Большим чудом были сами стены. В мире лесов Дмитрий золотом отца, кровью его народа построил Москве стены из камня. Следы огня у основания указывали, что он не прогадал.

— Видишь? — сказал Дмитрий, указывая на один такой след. — Это три года назад приходил и устраивал осаду Ольгерд Литовский. Тяжко тогда победили.

— Они придут снова? — спросила Вася, глядя на следы огня.

Великий князь рассмеялся.

— Нет, если они мудры. Я женился на первой дочери князя Нижнего Новгорода, хоть она и противна. Ольгерд будет глупцом, если пойдем против ее отца и меня.

Врата застонали, стены города закрывали небо. Больше, чем Вася представляла по слухам. Ей захотелось убежать.

— Смелее, мальчишка, — сказал Касьян.

Вася благодарно взглянула на него и направила Соловья вперед.

Конь пошел, хоть и был недоволен. Они миновали врата — бледную арку, за которой зазвучали крики людей:

— Князь!

Зов подхватили и разнесли по узким дорогам Москвы.

— Великий князь Московский! Храни Вас Бог, Дмитрий Иванович! — и даже — Благословите нас! Воин — монах! Воин света! Брат Александр! Александр Пересвет!

Вопль разносился, его подхватывали, меняли, он окружал их, как буря. Люди бегали по улицам, толпа собралась у ворот. Дмитрий ехал достойно, хоть и потрепанный дорогой. Саша касался ладоней людей, крестил их. Слезы блестели в глазах старушки, девушка протягивала дрожащие пальцы.

За криками Вася уловила обрывки разговора.

— Смотрите на жеребца. Вы такого видели?

— Без уздечки.

— И… на его спине простой мальчик. Перышко на таком коне.

— Кто он?

— Кто же?

— Василий Храбрый, — сказал Касьян, посмеиваясь.

Люди подхватили это.

— Василий Храбрый!

Вася прищурилась, глядя на Касьяна. Он пожал плечами, скрывая улыбку в бороде. Она была рада резкому ветру, что дал ей повод укутаться в капюшон и шапку сильнее.

— Ты герой, Саша, — сказала она, когда брат поравнялся с ней.

— Я — монах, — ответил он. Его глаза горели. Туман легко шагал под ним, выгнув шею.

— У всех монахов такие имена? Александр Пересвет?

Он смутился.

— Я бы остановил их, если бы мог. Это не по — христиански.

— Как ты получил это имя?

— Суеверия, — сухо сказал он.

Вася открыла рот, чтобы выведать историю, но тут группа детей появилась под копытами Соловья. Жеребец застыл, привстав, чтобы их не раздавить.

— Осторожно! — сказала она им. — Все хорошо, — добавила она коню. — Еще минутку. Слушай меня, слушай, слушай…

Конь с трудом успокоился. Он хотя бы опустил все копыта на землю.

«Мне тут не нравится», — сказал он ей.

— Понравится, — сказала она. — Скоро. У мужа Ольги хороший овес в конюшне, и я принесу тебе печенье.

Соловей дернул ушами, не убежденный.

«Я не ощущаю запаха неба».

Вася не могла ответить. Они миновали избы, кузни, склады и магазины, что были на крайних кольцах Москвы, и теперь они прибыли в сердце города: к Вознесенскому монастырю, Архангельскому собору и дворцу князей.

Вася смотрела, ее глаза сияли от отраженного света башен. Все колокола в Москве звенели. От звука стучали ее зубы. Соловей топал и дрожал.

Она прижала ладонь к шее коня, но не могла утешить словами, не могла выразить восторг словами. И она смотрела на красоту и размах того, что сделали люди.

— Князь идет! Князь! — вопли были все громче. — Александр Пересвет!

Движения и яркие краски. Там висели ткани, там дымились большие печи среди груд грязного снега, и всюду были новые запахи: пряности и сладости, запах огней кузницы. Десять человек строили горку из снега, опускали глыбы льда для веселья. Высокие лошади и красочные сани, тепло укутанные люди пропускали отряд князя. Всадники проходили деревянные врата благородных домов, за ними раскинулись дворцы: башни и переходы, разных цветов, потемневших от дождя когда — то.

Всадники установились у самых больших ворот, и их открыли. Они въехали в просторный двор. Давка стала сильнее, пришли слуги, конюхи и приспешники. Даже некоторые бояре: толстые мужчины в цветных кафтанах и с широкими улыбками, что не затрагивали их глаза. Дмитрий приветствовал их.