Анна Замосковная - Волчица лунного князя

Сердце ухает куда-то в бездну. Ладонь соскальзывает с губ, но пальцы ещё касаются их почти невесомо.

— …а я не делаю ничего… — выдыхает Ариан и отступает.

Я будто одна остаюсь в темноте. Сердце бешено стучит. Но сквозь накативший страх ощущаю, что не одна, ощущаю, как Ариан передвигается по комнате.

Щёлкает выключатель, и гостиную заливает сияние светодиодов.

— Умывайся и ложись спать. — Ариан проходит в спальню и укладывается на шкуру у моей кровати.

«Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою. А я не делаю ничего», — стучит в висках. Да он не просто ничего не делает, он делает так, чтобы я другую стаю не выбрала! Закрыв глаза, я обхватываю себя дрожащими руками. Страшно.

Ноги вязнут во мху, я иду бесконечно долго, но ни конца, ни края нет дороге, освещённой луной. Чёрные деревья тянутся пальцами-ветками. Трещит, стонет лес. А оглянусь — нет пути назад, всё непролазным буреломом затягивается, стоит ногу от земли оторвать. И я продолжаю торопливо идти вперёд, туда, куда тянет меня ночной лес да манит громадная неземная луна.

Впереди сотней глаз вспыхивают зелёные светлячки, поднимаются волной с влажного мха, окружают меня, вытягиваются лентой вдоль лесной дороги, точно сигнальные огни на взлётной полосе. И, подхватив подол расшитого шёлком сарафана, я бегу вперёд, и тёмные волосы мечутся, бьют по плечам и лицу, извиваются так неестественно, точно я сквозь воду двигаюсь… воздух и впрямь густой, как вода, и светлячки всё чаще пульсируют, приглашая следовать по дороге, а за спиной страшно трещит бурелом.

Ветки сзади дёргают подол. Трясётся земля. Луна вспыхивает ярче, обливая дорогу текучим, словно ртуть, серебром. И я бегу. Бегу следом за стайкой взмывших светляков к прорехе в стенах чёрных деревьев, к двум фигурам, что стоят там впереди, полупрозрачные от падающего на них сияния: человек и гигантский зверь. Ариан и Чомор в облике кота. И у Ариана в руках корзинка.

— Сметанка, — мурлычет Чомор.

Ртуть серебра с моей тропы заливает траву на их лужайке, тянется к ним, стоящим вполоборота ко мне, не замечающим.

— Ариан! — кричу я, но мой крик разбивается на зеркальные осколки, острыми гранями вспыхивает в свете луны и утопает в текущем по земле серебре.

Я уже почти на лужайке. Но текучее серебро наполняется жёлтым светом, разгорается золотым пламенем. Рёвом огня наполняется лес, с криком летят в небо птицы. Пламя обжигающей стеной встаёт между мной и лужайкой, между мной и Арианом, всё так же тихо беседующим с Чомором, отдающим ему корзину со сметаной. И даже сквозь пламя я вижу чёрную гниль, ползущую по пальцам Ариана, иссушающую его руку, щупальцем спрута захлёстывающую ему шею. А следом за этим тленом к нему по дорожке из серебра проносится огненная волна, накрывает.

Ужас ослепляет и оглушает. Бросаюсь в пламя, оно охватывает меня, обжигает нестерпимой болью. Чомор оборачивается. В лунном свете ярко вспыхивает зеленью вертикальный зрачок. Пламя, точно живой зверь, пожирает меня, отрывает плоть жгучими клыками.

— Берегись огня, — доносится мурлыкающий голос Чомора.

Боль испепеляет меня до самого сердца, и я выгибаюсь, жадно хватаю губами воздух, дышу, дышу, не в силах поверить, что тело ещё живо, что выжженное до пепла сердце бьётся заполошно, толкает кровь по стынущим конечностям.

Сильная рука придавливает меня к кровати.

— Тихо, тихо, — шепчет на ухо Ариан. — Это просто сон.

Мы в темноте. Нечем дышать. Вцепляюсь в руку Ариана, прижимаюсь губами к его запястью — только бы услышать биение сердца. Как вспышка: так же я прижималась к запястью брата в последние дни его жизни, когда каждый вдох мог стать последним, когда дыхание его стало почти неощутимым…

— Тамара, это просто сон, — твёрже повторяет Ариан, высвобождает руку и укутывает меня одеялом, скручивает в кокон и прижимает спиной к груди. — Спи, ещё рано вставать.

Кажется, я просто не могу уснуть после такого ужаса. До сих пор кожа горит, и слишком ярко, слишком живо в памяти, как тлен охватывает Ариана, как пламя глотает его в один присест и терзает меня.

— Чомор… — шепчу я.

— Что Чомор? — выдыхает в затылок Ариан, скользит рукой по плечу и снова прижимает.

— Он знает больше, чем говорит.

Ариан отзывается тихим сладким смехом. Шепчет, задевая губами ухо:

— Конечно, хоть и младший, но он бог, и он никогда не позволит смертным сравниться с собой хотя бы в малом. Спи…

Он дует на висок. Перед глазами вспыхивают серебряные искры, и вместо тягучей бессонницы меня накрывает тьма глубокого сна без кошмаров, без проблеска мысли, без Чомора и Ариана.

Пробуждение наступает резко, без перехода, хотя не могу сказать, что меня будит. Лежу, мерно дыша, перебирая обрывки сна, медленно осознавая себя лежащей на кровати, осязая комнату неведомым прежде чувством: не руками и не глазами, будто самой душой. Кровать, упирающиеся в пол ножки. Ровность пола и изгибы стен. И Ариана: он стоит в халате, подпирая стену, сложив руки на груди, и смотрит на меня. Вспышки сна смешиваются с его образом, страх стискивает сердце и горло ледяными острыми пальцами.

Мог ли Чомор в память о дружбе с матерью Ариана навеять этот сон, чтобы подсказать, кого я должна выбрать сама, кого могу потерять в огне? Мог он наслать сон, чтобы потом я и Велислава не одолевали его просьбами помочь?

Или это просто кошмар из моих переживаний и смутных догадок?

Душно, тяжко от этих мыслей, и я открываю глаза, сажусь на кровати.

В спальне сумрачно. В трёхпалом подсвечнике на полу нервно дрожит язычок последней свечи. Только сейчас понимаю, что пахнет воском.

Оглядываюсь на Ариана: просто стоит, смотрит. Зрачки зеленью отражают тусклый свет, на лице — грустная задумчивость.

— Я всё поняла. — Запускаю пальцы в волосы, приглаживаю растрепавшиеся пряди. — Можешь честно сватать меня всем. Исполняй свой княжеский долг.

— Спасибо.

И вроде правильно поступаю, а на сердце тяжело.

Бессильно падаю на кровать. В вогнутостях потолка вздрагивают тени.

— А что за суета с подкладыванием мяса? — Зеваю и закутываюсь одеялом до подбородка. — Ты же говорил, что лунные воины не пользуются популярностью среди остальных волчиц.

— Тут… своеобразно получается. С одной стороны, я по поведению явно не рядовой воин. Да и слухи такие ходят, что не мог лунный князь рядового воина с тобой послать. А вот родственнику тебя доверить мог. И поведение моё как раз на такой уровень тянет.

— А с другой стороны.

— С другой стороны, — Ариан вздыхает. — Дочери вожака — слишком ценные разменные монеты, чтобы их за первого встречного замуж отдавать, а так как лунный князь всегда вынужден следовать законам, то, соответственно, и настолько ценных соглядатаев в лунном селении никому не надо, достаточно простых прикормышей.