Анна Замосковная - Иномирянка для министра

Мы лежали в тёплой воде. Всё спокойнее билось сердце Раввера, и моё успокаивалось. Я старалась не думать о том, как хорошо обниматься вот так, оставив за порогом комнаты весь окружающий мир, чтобы не привыкнуть, не привязаться.

Ладонь Раввера заскользила по моей спине. Ему хватило этих кратких объятий, а мне хотелось ещё, ещё, ещё!

Приподнявшись, заглянула ему в лицо. Чёрные тени срывались с его волос, скул. Это выглядело так тревожно, что внутри всё сжалось.

— Раввер, — прошептала я. — А это нормально, что от тебя… ну как бы тьма отслаивается?

— Что? — он вскинул брови, рука застыла между моих лопаток.

Сердце ухнуло вниз от дурного предчувствия. Я осторожно пояснила:

— Я вижу, как из тебя… — оглядела снова отделившиеся струйки-язычки, — словно из тебя вытекает что-то чёрное, будто ты горишь или дымишься.

От лица Раввера отхлынула кровь, глаза расширились. Он весь оцепенел.

В тёплой воде мне резко стало холодно. Голос сел:

— Раввер, что это значит?

Ощупью отыскав мою руку, Раввер потянул её и взглянул на браслет. Нахмурился.

— Что это значит? — срывающимся от страха голосом спросила я.

— Молодец, ты освоила Взгляд смерти.

— Что?

— Эта способность называется Взглядом смерти — видеть, что жизненные силы уходят из ослабленного человека. Сильно я «горю»?

Оглядела его:

— А как понять, что считается сильным, что слабым «горением»?

— Пальцами покажи.

С десяток всполохов сорвались с Раввера. Я показала их среднюю длину — сантиметров пять-шесть. Раввер задумчиво прищурился.

— И много?

— Ну… с того момента, как ты спросил, отделилось штук пятнадцать. Это только с верхней части тела.

Раввер потёр полыхнувшую чёрным переносицу:

— Не смертельно.

— Что это значит? — настойчивее повторила я. — Ты болен? Отравлен?

— Переутомление, грозящее перейти в болезнь. Не смертельно.

— Правда? — Упершись ладонями по бокам его плеч, я приподнялась, заглядывая в обращённое к потолку лицо, но Раввер лежал с закрытыми глазами, не видя моего грозного взора. — А если болезнь будет серьёзной? Смертельной?

— Лена, я отдохну. Только чуть позже. Я не в первый раз долго не сплю и разбираюсь с критическими ситуациями.

Он был бледным-бледным, скулы заострились.

— Уверен?

Вздохнув, Раввер ответил:

— Да.

Не верилось. Пальцы одной руки я запустила ему в волосы. Раввер открыл глаза. Их чёрный цвет создавал впечатление, что у него сильно расширенны зрачки. Жутко и волнующе.

— Хотя бы полчаса, — прошептала, поглаживая его по влажным волосам. — Я боюсь за тебя. Мне будет спокойнее, если ты отдохнёшь хотя бы немного. Лучше час.

— Лена, я не могу.

— После этого ты будешь работать быстрее и компенсируешь время сна.

— Нет…

— Тебе нужен отдых, — я продолжала гладить его по волосам. — Иначе работать не сможешь.

— Я не усну, — резко ответил Раввер. Прикрыл глаза, вздыхая, и снова посмотрел на меня. Погладил по спине. — Поверь, я себя знаю: сейчас только промучаюсь кошмарами.

Ужас пробирался морозом по коже:

— Но как же ты спишь? Когда?

— Через пару дней снова можно будет использовать зелье глубокого сна. Тогда и отосплюсь.

— А до этого, что, спать не будешь? — я прижалась к нему, вглядываясь в тёмные усталые глаза.

— Даже пытаться не хочу.

Живо вспомнилось, как он вздрагивал и поминутно просыпался. Тоска сжимала сердце, навернулись слёзы:

— Прости. Прости, не хотела… напоминать о кошмарах.

Выражение его глаз стало странным. Очень медленно Раввер поднял руку из воды, провёл кончиком пальца по моей скуле, поймал выкатившуюся слезинку, и та, смешавшись с водой, капнула мне на грудь.

— Почему ты плачешь? — прошептал он.

«Тебя жалко», — я вовремя закусила губу и не сказала этого, ведь мужчины не любят, когда их жалеют. Вместо ответа сползла ниже и уткнулась Равверу в шею. Губами чувствовала быстрое, заполошное биение его сердца.

Он резко обнял меня за плечи, прижал к себе:

— Всё будет хорошо.

— А если нет? — накатывали слёзы, всхлипы рвались из груди. — Ты себя в зеркало видел? Покойников краше в гроб кладут.

— Всё равно не усну.

— Я поняла, но… — стиснув кулаки, закусив губу, я старалась сдержать слёзы. — Это нечестно.

— О мировой несправедливости мы уже говорили, — усмехнулся Раввер.

Не мировая, но это чудовищная несправедливость, что я не могу остаться с ним. Ни с кем прежде мне не хотелось остаться, никто не вызывал такого притяжения на физическом и эмоциональном уровне.

Я бы лежала и лежала на Раввере.

И уснула бы так.

И была бы рада проснуться вместе.

Но из-за чужой злой воли это невозможно.

И пора отстраниться. Пора перестать млеть от ощущения его тела сквозь мокрую ткань.

Нужно заставить себя разжать объятия и отодвинуться.

— Эоланд ждёт тебя в саду, — неохотно произнесла я. — Спит в беседке.

Раввер напрягся:

— Что?

— Он пришёл. Я создала твой образ из теней, якобы ты вернулся домой. Эоланд засел в кустах, потом улёгся в беседку.

— С этого и надо было начинать, — Раввер грубовато отстранил меня и вынырнул из воды.

На него накинулся сушильщик, с жадным чавкающим звуком заскользил по телу, заглотил волосы, обсасывая их до сухости.

В кресле появилась свежая одежда Раввера.

Я придвинулась к борту ванной:

— Что случилось? — тревога разрывала сердце. Тревога и обида, что Раввер меня оттолкнул. — Что-то ещё произошло?

— Да. Жена Эоланда убита, — натягивая штаны, бросил Раввер. — Кто это сделал — неизвестно.

— Ты подозреваешь его? — холодея, спросила я.

Раввер высвободил волосы из-под воротника и процедил:

— Я уже не знаю, кого подозревать. Все… — на миг он застыл. — Все предают.

Я смотрела на его спину, на срывавшиеся с рук и плеч чёрные всполохи, на струившийся от висков дымок. Страшная тоска сдавила грудь. И до ломоты в сжатых кулаках захотелось, чтобы Раввер хоть на мгновение расслабился и повернулся ко мне, заметил меня, понял, что я не хочу быть этими предающими всеми.

Но если Раввер это поймёт, проклятие, подкреплённое его добрыми чувствами, наверняка усилится…

***

Гнев взбодрил, помог избавиться от неуместной нежности.

Следовало сохранить эту злость — с ней легче, проще перенести близость Лены, проще будет от неё и её заботы отказаться.

Поддерживая в себе раздражение, — не сказала об Эоланде! Мешала работе! — я пытался изгнать волнительно приятное осознание, что Лена обо мне беспокоилась.

Волновалась за меня.

Тряхнув головой, стал торопливо застёгивать фрак: скорее собраться, скорее сбежать, пока не расклеился, пока не распустил сопли, как мальчишка.

Провёл ладонями по волосам, приглаживая их, и, не оглядываясь, направился к двери: