Анна Замосковная - Иномирянка для министра

— Ну почему, зачем надзор за длорами сделали долгом министра внутренних дел? Да тут целый отдел нужен!

— Длора Индели мы тоже привезли. На всякий случай, — сообщил офицер.

— Хорошо, — кивнул я, обрадованный инициативой подчинённых: не придётся тратить время на ожидание допроса Брондельбунделя.

С другой стороны двора к особому отделу спешил раскрасневшийся Хобл Нерландийский, тесть только что упомянутого Брондельбунделя. До входа мы добрались одновременно, и только тогда Хобл меня заметил.

— Надеюсь, не зятя убивать спешишь? — уточнил я.

Шумно вдохнув, Хобл разжал кулаки и пригладил растрепавшиеся волосы.

— Можете идти, — сказал я офицеру.

Он кивнул и с неохотой вошёл в здание особого отдела. Я мотнул головой, приглашая Хобла отойти от места, где наш разговор могут подслушать.

Сделав над собой усилие, Хобл пошёл за мной. Едва я остановился, придвинулся ко мне и жадно прошептал:

— Я этого гада белобрысого собственными руками придушу. Я же предупреждал, я ему на чистом алверском сказал, что ещё одна девица — и я его убью.

— Именно поэтому тебе его убивать не стоит: сразу же будет понятно, чья вина. И о дочери подумай: хочешь оставить её вдовой?

— Но этот Брондельбундель, он… он…

— Пока сам не захочет остепениться, никакие угрозы его не остановят.

Выдохнув, Хобл поник, потёр лоб ладонью:

— Что мне делать-то с этим… этим… — он снова закипал.

— Припугни. И постарайся сохранить всё в тайне, чтобы твоя дочь лишний раз не огорчалась. Несмотря ни на что, жена Брондельбунделя она, и это на всю жизнь. А остальные девицы — лишь временное развлечение. Пойдём, допросишь его. Мне нужно знать, сколько времени они провели в загородном имении. Действительно ли это любовная связь или прикрытие иных дел.

Хобл пытливо на меня посмотрел:

— Что они могли прикрывать?

— Вот это мне и предстоит выяснить. По приказу императора.

— О, — многозначительно протянул Хобл и хмыкнул.

Он был честным служащим, верным подданным, но император его семье до конца не доверял, объясняя это тем, что нельзя верить длорам, дар которых — ломать волю и подчинять других людей. С такой позицией я не согласен, но во всех Нерландийских было что-то… угрожающее, словно их магическая сила всегда тебя проверяла: вдруг дашь слабину, вдруг подчинишься…

В дверях Хобл пропустил меня вперёд, мы прошли в левое крыло, отданное следователям.

Насупившаяся Сабельда и бледный, потеющий Брондельбундель ждали нас на скамейках в коридоре для посетителей. Только стоявшие по бокам полицейские наводили на мысль, что они не просители, а задержанные.

Увидев Хобла, Брондельбундель вдавился в стену.

Нам уступили два кабинета. Брондельбундель понуро вошёл за Хоблом, тот закрыл дверь и, кажется, наложил заглушающие чары. Сабельда следила за этими манипуляциями с возрастающим беспокойством, а в её обращённом ко мне взгляде появился страх.

Пропустив её в кабинет, я тоже запер дверь. Наложил защитные чары. Не предложив Сабельде сесть, обошёл её и устроился в не очень удобном, большом кресле за столом.

Вспомнил, что надо было магический контракт правды захватить. Ладно, позже заставлю подписать.

Пристально оглядел девушку: одежда в безупречном порядке, волосы убраны. Ничто не намекало на то, что её, ещё незамужнюю, забрали из дома любовника.

Я сосредоточился на платье с оборками, на мелких лиловых полосочках, потому что её лицо… она похожа на Талентину. У моей жены были не светлые, а чёрные волосы и брови, но овал лица, форма глаз, носа и губ — один в один. Словно Талентина вернулась, перекрасившись в блондинку.

— По чьему приказу вы написали письмо матери Лавентина Близенде? — в моём голосе было куда меньше твёрдости, чем хотелось бы.

Воспоминания о Талентине ослабляли, мешали работать. Я заставил себя посмотреть в это до дрожи знакомое лицо и нахмурился. Сабельда поглядывала на меня исподлобья:

— Вы расскажете Сарсанне о том, где меня обнаружили?

— Ответите на мои вопросы честно — и я оставлю вам право самостоятельно придумать объяснения.

Сабельда закусила губу. Подумав, спросила:

— О каком письме идёт речь?

— О том, в котором вы призываете Близенду немедленно вернуться в столицу, потому что её сыну угрожает опасность.

Брови Сабельды поползли вверх, рот округлился:

— Я таких писем не писала.

— А какие писали?

— Никакие. Я с Близендой давно не списывалась. Времени не было.

— Даже после того, как Лавентин объявил о разрыве помолвки?

Сабельда поджала губы, её глаза потемнели от гнева, и голос негодующе задрожал:

— Я бы не стала бегать ни за Лавентином, ни за его матерью, — сложив руки на груди, Сабельда вскинула голову. — Я за него замуж не хотела.

— Так не хотели, что пошли к нему домой и уговаривали немедленно на вас жениться?

К её щекам прилила кровь:

— Да, я к нему приходила, но не уговаривала. И матери его ничего не писала.

— И тем не менее, — вкрадчиво начал я, — мать Лавентина получила от вас письмо, из-за которого спешно покинула дом — и была похищена.

Сабельда часто заморгала. Я добавил грозных ноток:

— Вы что-нибудь об этом знаете?

Прищурившись, Сабельда внимательно меня осмотрела. Уголки её губ дрогнули:

— Да, знаю.

— И что вы знаете? — строго спросил я.

Подойдя к столу, Сабельда наклонилась, сминая подол.

— Я знаю, что мы друг другу можем быть очень полезны. — Она накрутила на палец светлую прядь и выпустила её, позволяя упасть на выпяченную в декольте грудь.

— Чем же?

Сабельда медленно обошла стол. Следя за её движением, я поворачивал голову. Но не повернулся сам. Оказавшись между столом, стеной и боком кресла, Сабельда несколько озадаченно застыла. Широкий подол сплющился в тесном пространстве между мебелью. Дёрнув его, Сабельда села и накрыла мою руку ладонью, заговорила чувственно:

— Вы ведь не нашли себе подходящую жену… — Её ладонь переместилась на моё колено, двинулась к паху.

Все пытаются меня соблазнить… это уже не смешно. То, что я одинок, не значит, что я должен бросаться на каждую женщину… или мужчину.

— А вы, значит, подходящая? — я ухватил её за запястье, останавливая непристойное движение.

Потупив взгляд, облизнув губы, Сабельда продолжила:

— Я буду идеальной женой. Исполнять все ваши прихоти, абсолютно любые. Подчиняться, — подняв на меня страстный взгляд, она наклонилась и, преодолевая упругое сопротивление сложившегося подола, потянулась ко мне. — Буду закрывать глаза на любые ваши шалости. Я многое умею и с удовольствием порадую вас.

Перехватил вторую руку, устремившуюся к моему паху, я предложил:

— Порадуйте: расскажите всё как есть.