Елена Ромова - Синдром отличницы (СИ)

Черт побери. Я смотрю на осколки бокала. Теперь в комплекте не будет хватать одного.

— Да, я вас помню.

Надо еще постараться, чтобы забыть имя председателя совета ММА, а так же фамилию Сайверс, которая преследует меня, словно проклятие.

— Хочу поздравить вас, госпожа Лессон.

Вашими же стараниями…

— Благодарю. Одобрение, полагаю, проходило через совет.

— Мы были впечатлены.

Я молчу. Собственно, мне нечего сказать этому человеку, кроме как: «Какого черта вы мне звоните?»

— Госпожа Лессон, у меня к вам дельное предложение.

Мне бы не хотелось никаких предложений от этого семейства. Но говорю я другое:

— Чем могу помочь?

— Я бы хотел, чтобы вы занялись еще одним проектом. Лично для меня.

— Простите, господин Сайверс…

— Вы не дослушали, — перебивает он жестче, — ваши исследования я могу прекратить в любой момент, вы же понимаете?

Я стискиваю зубы. Однако я уже не так импульсивна, как раньше — терплю.

— Я понимаю.

— Хорошо, госпожа Лессон. Я получаю много информации о ходе ваших экспериментов. И я думаю, вы слишком перспективный и многообещающий ученый, чтобы продолжать работу при университете. Я готов предложить вам масштабные проекты в моем центре. В Вейсмунде.

— Я переступила этот этап, господин Сайверс.

— Лессон, я буду откровенен. Я богатый человек, но я болен. Вы слышали о лейкозе? Полагаю, да. Так вот, никакие деньги не могут вернуть мне здоровье. А я не хочу умирать…

Так вот над каким проектом работает Такер. Гаред говорил, что один из членов ММА финансирует его из собственных средств.

— … Я уверен в вашем успехе. Вы очень похожи на мать. Я знал ее, — снова заговорил Файмс, — она была упорной и целеустремленной…

— Вы знали мою мать, — вся эта история меня мало волнует, но последние слова Сайверса меня заинтересовали, — откуда вы ее знали?

— Она была выдающимся хирургом…

Звонок с Вейсмунда… тот самый звонок. Может ли быть, что перед своей смертью моя мать говорила с Файмсом? Но зачем… кто он ей?

Я уже не слушаю. Мои пальцы сжимаются вокруг трубки — я вдруг все понимаю. Понимаю, почему мать Питта так боялась его связи со мной, понимаю, почему Питт, влюбленный в меня до одури, так резко остыл…

— Господи, — шепчу я в трубку. — Вы что, мой отец?

Конечно, я не уверена в том, что говорю. Это просто догадка, но она так потрясает, что я спрашиваю вслух.

Что-то щелкает — это связь, многие миллионы световых лет, отделяющие нас. Файмс не сразу находит, что сказать.

— Давайте не будем ворошить прошлое.

Этот ответ не был исчерпывающим, поэтому я спрашиваю:

— Вы с моей матерью были близки?

— Послушайте, госпожа Лессон, это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что я уже вам сказал.

Я настолько ошарашена и мне так мерзко, что я вешаю трубку, затем отключаю телефон ко всем чертям.

Прошлое не всегда остается в прошлом. Забавный каламбур, правда?

Файмс Сайверс умел держать интригу. После нашего разговора, он не позвонил ни разу, но что-то подсказывало мне — этот человек хранит молчание не напрасно.

— Госпожа Лессон, вы готовы?

Я вскинула отсутствующий взгляд. В конференц-зале уже собрались гости — до меня доносится приглушенный говор.

— Да, конечно, — нервно одергиваю жакет.

Мне вспомнилось выступление Такера, когда я приехала на собеседование в «Шерли». Этот человек был настолько уверен в себе, что плевать он хотел на окружающих. Смогла бы я быть такой? Абстрагироваться от всего, что причиняет мне боль? Быть собой настолько, чтобы не стесняться этого?

Я сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем выйти за трибуну.

Несколько секунд мой взгляд искал среди присутствующих доктора Такера. Да, я надеялась, что он приедет. И костюм, который я надела, тоже для него. Но этот мужчина верно следует своему слову — мы больше не встретимся, никогда.

Файмса тоже нет. Впрочем, он настолько влиятелен, что может приказать мне явиться в Вейсмунд, чтобы устроить презентацию лично для него. Возможности председателя совета ММА были почти безграничными, посему Файмс мог дотянуться до меня даже здесь, в Элентропе.

Я излагаю материал четко и предельно ясно. Чувствую себя неуютно, потому что собравшиеся настроены скептически. Им не верится, что я добьюсь регенерации человеческого тела на клеточном уровне, как допустим у саламандры. Вам оттяпают руку, а она отрастет? Да, не смешите меня!

Впрочем, мне нет дела, насколько я убедительна. За моими словами кроется труд самоотверженного и немного чокнутого ученого. А это гораздо важнее слов.

Мою речь разбавляют «эм…» и «э…», что забавляет профессоров и докторов наук, вынужденных слушать юную женщину. Но от этого факты, которые я привожу, не теряют значимость.

Под конец выступления я даже расслабляюсь, а когда спускаюсь в зал, мои коллеги из университета аплодируют.

— Поедешь в Девон? — Каселл ловко лавирует среди гостей, чтобы не отстать от меня.

Вот уже полгода, с той самой встречи в аэропорту, этот человек оказывает мне знаки внимания. Ненавязчиво, очень тактично и почти с благоговением. Каселл хороший парень, но… не для меня.

— Лимма, расслабься хоть на секунду, — улыбается он. — Если тебе не понравится, я сразу отвезу тебя домой.

За те полгода, что я работаю в Элентропе, было всего два важных приема в гостиничном комплексе «Девон». Там, в неформальной обстановке можно было обсудить вопросы прошедшей конференции. Впрочем, ехали туда не только за этим. Бокал вина, легкая музыка и сплетни — все это превращало занудного ученого в обычного человека. Хотя бы на один вечер.

— Так что, Лимма? — мы выходим в холл, Каселл помогает мне надеть пальто.

Отчего-то мне хочется согласиться. Эйфория от собственного выступления слегка пьянит.

— Только ненадолго, — говорю и вижу, как на губах мужчины расцветает улыбка.

Коктейльное платье я с собой не брала, но не было ничего проще, чем вытащить из пучка шпильки и подкрасить губы. Эти нехитрые приготовления отлично работали на образ сексуальной ситайки, чего в иных ситуациях я старалась избегать.

Разумеется, я была готова к тому, что меня будут сравнивать с матерью, что будут задавать неудобные вопросы, возможно, язвить. Скорее всего, я захочу поскорее убраться оттуда.

Однако кода я вошла в банкетный зал, все мои страхи отступили. Живая музыка, тихий рокот голосов, звон бокалов и сладковатый запах игристого вина — все это мне нравилось. Возможно тем, что в отличие от того банкета в «Шерли», этот был в мою честь.

В зале уже сформировались кучки по интересам, которые мило жужжали. Дискутировать пришлось и мне. Сначала было неловко, как если бы мне пришлось изъясняться на малознакомом языке, но скоро это сменилось увлеченностью, даже страстностью. Меня слушали! Это приятно, черт возьми!