Юлия Цыпленкова (Григорьева) - Тридцать дней (СИ)

— Если хочешь, я верну тебя назад, и ты снова будешь играть с Шейгом.

Вено поднял голову, заглянул в глаза своего создателю, а затем вновь прижался к нему, показывая, что одного его верный друг не оставит.

— Спасибо, — сказал Скай и снова замолчал.

В следующий раз Созидающий сошел с башни ночью. Он бродил по опустевшему замку. Нашел свое узилище, и некоторое время стоял там, вспоминая не пытки, но Игнис Сиел, вечно юную и прекрасную, приходившую к нему раз за разом, сама не понимая, что ведет ее к узнику. Истязала и заботилась. Убивала и берегла, пока ей в голову не пришла самая неожиданная и судьбоносная забава — напоить пленника своей кровью… Мотнув головой, Аквей отогнал видение их первого поцелуя. Еще в путах, еще пропитанного ненавистью, но желанного, сколько бы он тогда не твердил обратного.

А потом Скай нашел покои Вайториса, вошел в спальню и долго смотрел на кровать, вспоминая спавшую женщину, прекрасную, как сама жизнь, и такую же ужасную, как смерть в муках. Несчастную, одинокую, обманутую, жившую лишь для того, чтобы жил ее палач и мучитель…

— Ох, Ирис, — протяжно вздохнул Аквей и спешно покинул жилую часть замка, стараясь не думать, что когда-то она ходила здесь, дышала, страдала, надеялась… умирала и возрождалась, чтобы однажды снова всё вспомнить и умереть.

Так начался двадцать шестой день. Маги ушли, улетели айры, остались лишь несколько летунов, и триги решили не покидать проклятого места, пока Созидающий не решит вновь скрыть замок. Да несколько верных леоров, оставшихся от его отряда, остались ждать, чтобы вернуться назад со своим господином. Остался и Войтер. Он попросил прощения за свое обвинение уже на следующий день, однако Аквей отмахнулся. Зла на молодого водника у него не было.

А на двадцать седьмой день пришел откат. Скай ощутил его сквозь дремоту. Разлепил веки и поднялся с пола. Подошел к Кристаллу и принял на себя удар возвратной волны. Первой мыслью было позволить стихийной энергии разорвать его тело, но вновь сознание потребовало сберечь осиротевший мир, и он уступил. Промчавшись через его тело, часть волны вновь рванула в Грани, чтобы там рассеяться по Отражениям, превратившись в мирную магию, которой пользовались жители параллельных реальностей, остальное, отдав чистую силу творцу, устремилось в Истинную реальность, насыщая магические токи и возвращая стихийникам их былую мощь. Еще не такую, какой обладали их предки, но еще несколько откатов, и прежнее могущество магов должно было вернуться.

Перемены стали ощутимы сразу. Тот же Войтер, поднявшись на башню, узнать, не нужно ли чего-нибудь господину, с изумлением и восторгом показывал равнодушному Скаю, как на его ладони расцветает водный цветок. Аквей кивнул и отправил верного леора прочь. Ему эти перемены были неинтересны. До конца двадцать седьмого дня Созидающий еще перехватывал остаточные выплески отката. А когда всё закончилось, Скай в последний раз взглянул на мутную Грань, нашел Вайториса, убегавшего от жуткой твари, чьим порождение мог быть только ночной кошмар, и нашел слово для этого мира — Преисподняя. Ни злорадства, ни ликования не было. Лживый «бог» отдавал дань своими муками тем, кого заставил мучиться сам.

После этого, в начале двадцать восьмого дня, Аквей покинул Хранилище Граней, скрыв проклятое место от посторонних глаз. Он перебрался с остатками своего войска и тригами к селу, где его ждала лейда Тей. Она всё поняла сразу. Прижала ладонь к дрожавшим губам, но этим и ограничилась, не желая терзать племянника своими слезами. Перенеся всех в замок в Долину трех озер, Скай оставил старшей Тейду, как второй по праву рождения, поручил ее заботам Войтера, после передал Шейга Рварну. Триг склонил голову, молчаливо обещая сберечь дар Созидающего. Искру Аквей оставил тетушке, а Венна забрала. Он был ему дороже всех остальных. Змей последовал за создателем, вдруг забыв прежние озорство и забавы.

Двадцать девятый день прошел на острове в уединении и умиротворяющей тишине. Венн уползал, охотился и возвращался, делясь добычей со Скаем. Мужчина слабо улыбался ему, благодарил и возвращал свою часть. Амфии тоже выносили свои яства, но и от них Аквей отказался, втолкнув в себя лишь немного, чтобы не обидеть водных созданий. Он почти не покидал поляну с ирисами, вдыхая их сладковатый аромат.

Так начался и тридцатый день. Вяло дотек до своего заката, не принеся ни облегчения, ни освобождения, ни разумных мыслей. Устав от соседства амфиев, Скай потормошил Венна, и они ушли с берега. На поляну с белыми цветами Аквей не стал возвращаться, он добрался до источника, чьи хрустальные воды выбивались из-под камней, напился и уселся на траву неподалеку от звонкого ручейка. Змей свернулся в клубок рядом, прижался головой к бедру создателя и затих, не мешая мужчины придаваться тяжким думам.

Скай легко пробежался пальцами по голове Венна, закрыл глаза и… вдруг оказался на Зеленом холме. Изумленно тряхнув головой, Созидающий сошел вниз, туда, где виднелся уютный домик. На пороге стоял черноволосый мужчина и приветственно махал Аквею рукой. Скай приблизился к нему, с неожиданной жадностью вглядываясь в узнаваемые черты. Если раньше воднику казалось, что Ирис все-таки больше похожа на свою мать, то теперь он ясно видел, что дочь была точной копией отца, разница была лишь в женственной прелести ее черт. Взгляд Созидающего остановился на ярко-зеленых глазах Терраиса, обрамленных черной густотой длинных ресниц. «Совсем как у нее», — подумалось Аквею.

— Пройдемся? — предложил Терраис и повернулся к воднику спиной, не дожидаясь, когда он за ним последует. Однако через несколько шагов обернулся, иронично изломив бровь, и Скай очнулся.

Он догнал своего… тестя и пристроился рядом.

— Чудесный день, — заметил землевик и негромко рассмеялся приятным глубоким смехом: — Здесь всегда чудесный день. Дождей и зимы не бывает. Мне хотелось, чтобы Ирис всегда было приятно навещать меня.

— Ирис больше нет, — хмуро ответил Скай. — Она… умерла.

— Я знаю, — кивнул Терраис. Он коротко вздохнул и поднялся на склон холма. После уселся и похлопал ладонью собой, приглашая Аквея. — Мы всегда занимались с ней на этом самом месте.

— Не надо, — глухо попросил водник. — Больно.

— Понимаю, — ответил землевик. — Терять всегда больно. Я свою жену не уберег. Сейчас уже не болит, а первое время было совсем тяжело. Я хоть и превратил себя в эту лже-реальность, но сознание осталось. Ради сознания я и остался с дочерью. Прожил с ней все ее жизни, в последний раз дозваться было совсем непросто. Всегда был нужен какой-то толчок. Со временем она начала запоминать, что я существую, как ее память, и начала бегать от меня. Я приносил ей воспоминаниями боль, рушил мир, который создавал для малышки Вайторис, она начала бояться, хоть и не понимала этого. Я рад, что стихия подтолкнула Ирис к тебе, и она начала слияние. И рад, что Регин оказался мудр и предусмотрителен. Он создал будущее, которого у моей дочери не было. И Орканису благодарен, что он переиграл Вайтора, вынудив его оставить ей жизнь. Наш огненный друг сам загнал себя в ловушку и поплатился за это. Значит, ты решил отправить Вайтора в мир без жизни?