Тара Фюллер - Проводник

Его взгляд прошелся по мне, в нем читалось такое отчаяние, которое я никогда не видела прежде.

— Ты говорила, что Кэш выпивает сегодня вечером?

Я кивнула. Финн вскочил и направился к окну.

— Если Кэш придет к твоему окну, впусти его.

Я едва могла видеть затухающее мерцание его очертания в лунном свете.

— Что ты собираешься делать?

Он зажмурился и покачал головой.

— Просто впусти его. — С этими словами он распался через стену и в темноту, оставляя меня с болью и в одиночестве.

Финн

Я не думал. Я просто двигался. Продолжал двигаться, пока я не опустился в туманные мысли Кэша, который сидел на своем диване и бренчал мягкую мелодию на гитаре. Если бы я думал об этом, то вспомнил бы то, что сказал Скауту той ночью на горе, какое отвратительное оправдание для человека, которым я стал, и я решил сделать это. Я сказал себе, что у меня не было времени, чтобы обдумать это, но когда головокружение охватило меня от ощущения новой крови по венам, не думать было невозможно.

Видя, как Эмма рассыпается на куски, слыша, как она плачет, потому что нам этого было не достаточно, уничтожило то, что оставалось от моей уже и так разрушенной души. Я думал о взгляде в ее глазах, рвении ее поцелуев, о том, как ее руки, казалось, отчаянно жаждали прикоснуться к каждой части меня… я не мог чувствовать ничего из этого. Ни жара ее кожи против моей, ни вкуса ее поцелуя. Становясь материальным, рискуя всем, чтобы быть с ней… этого нигде и близко не было достаточно, чтобы заполнить зияющие дыры в моей груди, которые открывались, когда я шел к ней в комнату сегодня вечером. Я надеялся, что у меня было достаточно времени, чтобы, по крайней мере, привести туда Кэша, прежде чем Бальтазар пошлет Истона, чтобы утянуть меня в ад. Даже если мысли о том, что я буду в теле ее лучшего друга, взволнуют ее, я не хотел оставлять ее одну.

И если меня отправят в ад, все в порядке. По крайней мере, Истон и Аная присмотрят за Эммой после этого. Аная наверняка присмотрит. Истон, наверное, сначала разозлится, но Аная никогда не позволит невинному, как Эмма, умереть. Особенно не зная того, что она значила для меня.

Я поставил гитару на пол и встал, спотыкаясь, когда решил использовать мои новые ноги. Я чувствовал, как будто был сделан из резины, гибкой и шатающейся во всех местах, которые должны были поддерживать мой вес. Дезориентированный, я покачал головой. Вещи начали сосредотачиваться, но когда я определил пустые банки пива на журнальном столике, я выяснил первопричину большей части своей проблемы.

— Куда ты идешь? Там чертовски холодно, — нечленораздельно произнес белокурый паренек с глубокого кресла в углу комнаты. Я остановился у двери и оглянулся на него, по некоторым причинам удивленный, что он фактически мог видеть меня.

— Я иду к Эмме. — Мой рот вдруг закрылся, когда я понял, что это был звук голоса Кэша вместо моего. Черт побери, это было странно. И если бы я думал об этом немного больше, то я не смог бы довести дело до конца.

— Чувак! А что с твоими глазами? — Паренек приподнялся и прищурился на меня. — Они зеленые. Будто сумасшедше зеленые, парень.

Не желая открывать эту кучу проблем, я вывалился наружу. На сей раз ночью было устрашающе тихо. Никаких сверчков, никакого шипения шин, скользящих по ледяным улицам. Просто звук ботинок Кэша, хрустящих по недавно укатанному снегу, который лежал от его дома до дома Эммы. Когда я завернул за угол, я увидел ее. Ее окно было открыто, и лицо было там, она вглядывалась в темноту, ища меня.

Я остановился и посмотрел на нее, мне едва хватало света от высыпавшего снега. Ее лицо пылало, щеки и нос были розовыми от холода. Ее светлые волосы казались почти белыми в лунном свете, а ее голубые глаза достаточно сверкали, чтобы прорубить всю ночь и вплоть до моего сердца. Я заполнил легкие ледяным воздухом и шагнул вперед, в свет.

— Можно мне войти? — спросил я незнакомым голосом.

Она кивнула и отодвинулась в сторону, осторожно наблюдая за мной, когда я неуклюже влез через окно, затем закрыл его.

— Кэш? — спросила она шепотом.

Я тряхнул головой. Я не хотел говорить. Я не мог заставить себя услышать, как мои слова выходят, покрытые его голосом.

Эмма изучила мои глаза и откинулась назад на кровать, ее глаза были широко распахнуты от шока.

— Финн?

Я кивнул и сделал шаг вперед.

— Боже мой… Финн, что ты сделал? Кэш… он…?

Я встал на колени перед ней.

— Он будет в порядке. — Я, с другой стороны, очень скоро не буду. Бальтазар теперь должен был знать. У меня была, может быть, минута или две, прежде чем они протащат меня через ворота ада.

— Почему? — Ее голос сломался, и слеза скатилась по бледной щеке прежде, чем приземлиться на ключицу.

— Я хочу чувствовать тебя также, как ты чувствуешь меня. Быть с тобой без каких-либо ограничений, даже если это всего на один раз, — прошептал я. Мои пальцы дергались, желая коснуться ее.

Я не мог заставить себя закончить. Вместо этого я наклонился к ней, я был достаточно близко, чтобы чувствовать, как ее дыхание доходит до моих губ. Связь вспыхнула между нами, притягивая меня ближе.

— Но ты — не ты, — прошептала она.

— Посмотри мне в глаза, Эмма. — Я поместил ладони по обе стороны от ее лица, и был шокировал ощущение ее кожи, жаром… я закрыл глаза, и дыхание с дрожью вышло из меня. Я распахнул глаза, нуждаясь в ее понимании, прежде чем они явятся за мной. — Это — я. Финн.

Она кивнула. Ее голубые глаза смотрели в мои.

— Ты — Финн.

— Пожалуйста, скажи, что все нормально, — сказал я, срочность топила меня.

Она кивнула, и я не мог больше сдерживаться. У меня не было времени. Я поцеловал ее, и пространство тонкое между нашими губами было вытеснено из существования. Ее рот немедленно открылся, впуская меня, и я провел руками по ее бедрам к краю хлопчатобумажных шорт. На вкус она была как шоколад, мята и сама жизнь. Ее гладкая кожа чувствовалась подобно шелку. Я нуждался в большем. Во всей ней. Я едва мог дышать через желание, которое росло во мне. Я не хотел напрасно тратить время дыханием.

Мое сердце колотилось так громко, что я всерьез думал, что она могла услышать его. Это было странное ощущение после отсутствия сердцебиения в течение семидесяти лет. Я наклонился к ней, и мое бедро ударилось об ее травмированную ногу. Эмма ахнула против моих губ.

— Проклятие. Прости. — Мягко, я сдвинул ее дальше на кровати. Я хотел этого, но я знал, сколько боли ей пришлось вынести. Мои ладони прижались к матрасу по обе стороны от ее головы, когда я склонился над ней и коснулся ее нижней губы. Я хотел целовать ее снова, но не знал, как сделать это, не теряя контроль.

— Не останавливайся, — прошептала она, и ее слова разрушили тонкую стену самообладания, которую я построил.