Лорен Де Стефано - Лихорадка

Я поворачиваюсь, чтобы проследить за направлением его взгляда. Мэдди бежит от нас к небольшому голубому домику, на котором крупными белыми буквами написано: «ДИРЕКЦИЯ СВАЛКИ».

— Погоди! — Я бросаюсь за ней, и, как это ни странно, Габриель от меня не отстает. Сумка хлопает у его бока, словно сломанное крыло. — Мэдди! Стой! Мы не знаем, что там!

Но она меня не слушает. Несмотря на хромоту, передвигается она неожиданно быстро. Девочка бросается к углу домика, а потом, к моему изумлению, останавливается и ждет нас. Я наконец догоняю ее и уже собираюсь гневно спросить, что на нее нашло, когда Габриель хватает меня за руку.

— Смотри! — произносит он.

Лицо у Мэдди светлеет. На грунтовой площадке вхолостую гоняет мотор большой грузовик с широко открытой задней дверью.

— Кажется, она нашла нам транспорт, — поясняет Габриель.

Я медлю. В ушах гулко отдаются удары сердца. Даже отсюда я ощущаю металлический запах грузовика, вспоминаю пульсирующую темноту фургона Сборщиков, и это воспоминание тисками сжимает мне череп. Щупальца безумия ползут, захлестывая руки и ноги.

— Мы… — У меня срывается голос. — Мы не знаем, куда он едет. Он может увезти нас в противоположном направлении.

— А есть способ узнать? — спрашивает Габриель.

Новый шанс принес ему надежду, и это заставило его щеки чуть порозоветь. Я давлю свой страх. С моей стороны было бы ужасно эгоистично лишать его… лишать всех нас такой прекрасной возможности.

— Код стоянки, — говорю я. — Мой брат долго работал на доставке. После рейса грузовики всегда возвращались на свою стоянку. Там сзади должен быть код стоянки, который начинается с сокращенного обозначения штата.

Габриель отходит от меня. Я наблюдаю за его приближением к грузовику, словно за замедленной съемкой в фильме.

— Вот этот?

— С чего он начинается? — спрашиваю я.

— «ПА»… Пенсильвания? Это далеко от Нью-Йорка? — откликается он.

— Это совсем близко от нас! — отвечаю я, стараясь, чтобы в моем голосе прозвучала радость, которой я не испытываю.

Я предпочла бы идти пешком, лишь бы не влезать снова в темный кузов машины. А вот Мэдди залезает в эту бездну безо всяких колебаний.

На боку грузовика изображен смеющийся цыпленок, вокруг которого по кругу бегут слова: «ЗАКУСКИ И ГАЗИРОВКА ОТ КЭЛЛИ».

Габриель забирается в кузов следом за Мэдди и протягивает руку, чтобы помочь мне. Он не замечает, как глубоко я вздыхаю, собираясь с силами.

Мы прячемся за ящиками с чипсами и крендельками. Шофер захлопывает двери, а затем грузовик дергается и начинает движение.

В замкнутом пространстве тьма особенная. Она темнее той, которая возникает под опущенными веками, темнее ночной. Мои глаза широко открыты. Я пытаюсь адаптироваться, разглядеть какие-нибудь силуэты, хоть что-то. Но все, что я вижу, — это скорчившиеся девушки, захваченные Сборщиками. Я все время жду крика.

Спустя некоторое время Мэдди засыпает. Я слышу ее легкое дыхание, многократно усиленное металлическими стенками фургона.

Габриель молчит, но я хотя бы ощущаю рядом с собой его присутствие. Его голова время от времени стукается о стенку грузовика.

Он что-то шепчет мне, но я не могу разобрать, что именно. Или, может, мне это только чудится. Может, я сплю? Я вдруг перестаю отличать кошмарный сон от реальности.

— Рейн? — произносит Габриель.

— Что?

Мой голос звучит напряженнее, чем хотелось бы.

— Я спросил, сколько, по-твоему, ехать до Пенсильвании?

— А какая разница? Мы ведь все равно не можем следить за временем! — отвечаю я. И тут же, испугавшись, что нарычала на него, стараюсь спросить как можно мягче: — Как ты себя чувствуешь?

Он меняет позу.

— Ты дрожишь, — говорит он.

— Нет, со мной все в порядке.

— Нет, — возражает он, — дрожишь. Мне казалось, это грузовик вибрирует, а это ты.

Я подтягиваю колени к груди и закрываю глаза, надеясь увидеть коричневато-красный свет за веками. От этой темноты никуда не деться. Она как тиски, сжимающие мой мозг.

Габриель возится рядом, наконец его рука касается моей головы. Он запускает пальцы в волосы, и я позволяю себе привалиться к нему. Ощущаю кожей капли пота на его лице и понимаю, что это начало ломки. Он оказался в своем аду, я — в своем.

— Мне следовало понять, — шепчет он. — Этот грузовик… ты вспомнила фургон Сборщиков, да?

Я не отвечаю. Его ладонь скользит по моим волосам, гладит лоб, спускается к подбородку, а потом возвращается обратно. В детстве я любила водить в темноте фонариком и наблюдать за горячими потоками света, и сейчас я воображаю, что рука Габриеля — это фонарик. Я представляю себе потоки света, следующие за его пальцами.

А потом неожиданно для себя говорю:

— В тот день, когда меня забрали, я знала, что не умру. — Я делаю паузу, подыскивая нужные слова. — Я не знала, что со мной будет. Не ждала ничего хорошего. Но у меня не было чувства, что я погибну.

— Как ты могла это знать? — спрашивает Габриель.

— Наверное, никак. Разве можно знать что-то совершенно точно?

Я поворачиваю голову и ощущаю под щекой его ключицу. На одежде Габриеля задержался запах странного домика Аннабель и жар от ее камина. Я вижу перед собой аккуратные стопки карт из колоды таро. Императрица. Император. Мир.

— Я никогда не верила, что умру, — добавляю я. — Брат говорил, что я просто не могу с этим смириться.

— Кажется, твой брат совсем не такой, как ты, — говорит Габриель.

— Он и правда не такой, — соглашаюсь я. — Он умнее меня. Он может улаживать дела и решать проблемы.

— Ты тоже можешь улаживать дела и решать проблемы, — возражает Габриель. — Не принижай себя. Я никого умнее тебя никогда в жизни не встречал.

Я тихо смеюсь:

— Ты встречал очень мало людей.

— Это точно.

Чувствую его ухмылку. Он опускает голову, его губы касаются моего лба: они обветренные и теплые, и мое тело просыпается. Габриель возвращается ко мне!

На секунду начинает казаться, что слова гадалки — не безумные бредни. Начинает казаться, что все наладится.

Я просыпаюсь и четко ощущаю, что секунду назад находилась в уютном, надежном месте. Там было светло. Но когда открываю глаза… я в грузовике, тут все так же темно, рядом кто-то двигается. И дрожит.

Я вдруг понимаю, что это Габриель. Начинаю вести руками вдоль его тела; ладони касаются лица, оно холодное и потное.

— Ты не спишь? — спрашивает он.

Голос у него скрипучий, почти нечеловеческий.

— Да, — отвечаю я, выпрямляясь и вслепую приглаживая ему волосы.

Откуда-то из глубины кузова доносится шорох пакетов и хруст чипсов. Но сейчас меня меньше всего волнует, что Мэдди решила перекусить найденными в грузовике товарами.

— У тебя ломка, — говорю я.