Сара Блэкли-Картрайт - Красная шапочка

Сначала чьи-то башмаки простучали по перекладинам лестницы, потом загрохотали удары в дверь. Ну вот они и пришли, как и обещали. Пришли, чтобы перевернуть в доме все кверху дном, чтобы вытряхнуть на свет божий все семейные секреты.

«Как будто кто-то чего-то о нас еще не знает», — грустно подумала Валери.

Бум! Бум! Бум!

Стук повторился, на этот раз громче.

Валери накинула цепочку и приотворила дверь, ожидая увидеть либо капитана, либо самого отца Соломона.

Однако через щель на нее смотрела пара горящих глаз… таких же властных и пугающих, как тогда в темном переулке.

— Валери, открой…

Девушка колебалась; внутренний голос твердил, что этого делать нельзя. Питер налег на дверь, и та затрещала под его напором, но цепочка выдержала.

— Открой!

Почему он ведет себя кик дикарь?

— Зачем ты пришел? — услышала Валери собственный голос. — Тут опасно!

— Нам всем тут опасно, — прошептал Питер. — Надо бежать!

В его зрачках как будто тлели угли. Валери поняла, что перед ней вовсе не тот мальчишка, с которым она когда-то дружила, а совсем другой человек.

— Собери свои вещи! Живо! Идем со мной!

Валери вспомнила амбар, горячее дыхание Питера на своей коже. Как он целовал ее тогда… будто хотел поглотить целиком…

«Идем со мной, или я убью всех, кого ты любишь».

Но Питер этого не говорил… или говорил? Нет, то был Волк.

Однако сейчас на Валери смотрели пылающие опасные глаза. Этот взгляд рвался в дверь. Тянулся к ее сердцу. Пытался выманить наружу.

Валери шагнула назад, как отступила бы с пути бешено мчащейся телеги.

— Валери, времени совсем нет!

Всего лишь два дня назад Валери доверяла ему и готова была не задумываясь пойти с ним хоть на край света. Но за эти два дня была убита ее сестра, подверглось опустошению ее село, получила тяжелые раны ее мать.

Два дня назад пришел Питер. А потом появился Волк…

— Валери, поторопись!

Валери тряхнула головой, приводя мысли в порядок. Нельзя молчать, надо сказать хоть что-нибудь!

— Я не могу. Мама ранена.

— Ну почему я не убил тварь, когда был такой шанс? — прорычал Питер и отступил от двери, чтобы швырнуть вниз, на улицу, камень, — швырнуть так яростно, словно в этом камне прятались все его беды.

И как только его рука отпустила дверную ручку, Валери быстро захлопнула дверь. И задвинула засов.

По ту сторону прозвучал голос Питера:

— Что ты делаешь?!

— У меня нет выбора. Прости.

Она прислонилась к двери, ожидая, пока малость успокоится сердце. Сомнения царапали ее ум, как несомые ветром холодные и жесткие песчинки. Правильно ли она поступила? Или же отказалась от человека, которого любит больше всего на свете, просто из страха?

Когда Валери услышала удаляющиеся шаги Питера, она бросилась к окну и прижалась лицом к стеклу в свинцовом переплете. И вдруг заметила Что-то, торчащее из заднего кармана штанов!

Нож!

Питер тогда украл где-то нож. Нам было по семь лет, и мы поймали в капкан кролика. Мы с другом мрачно переглянулись, и я никогда не забуду его взгляда. Нас обоих охватило дикое возбуждение, словно мы были волчатами, готовыми впервые в жизни загрызть жертву…

Из горла кролика брызнула кровь… Красный ручеек на снежно-белой шкурке был слишком слабым, не смертельным… Я воткнула нож недостаточно глубоко. Может, мне не хотелось убивать или, наоборот, я желала продлить его мучения? Я никогда не пыталась ответить на этот вопрос.

И кто из нас подтолкнул другого к убийству — Питер или я?

Волк знал, что я уже убивала.

Волк. Питер.

Но разве такое может быть?

Ее страхи находили подтверждение. И все же…

В дымоходе взвыл ветер, и Валери, отвлекшись от своих мыслей, увидела, как бабушка склоняется над стонущей Сьюзет, меняя повязку. Неверный свет исказил тень пожилой женщины, и на стене затанцевал уродливый до жути силуэт. Валери шагнула вперед — и обмерла, увидев ужасные следы когтей на лице матери… А потом посмотрела на ногти бабушки. Почему она никогда не замечала, какие эти ногти длинные… и как они похожи на когти?

Рука Валери сама собой потянулась к лежавшему на тумбочке ножу с рукояткой из лосиного рога. В следующую секунду нож скрылся в рукаве Валери.

Что-то впилось в ее ногу, и у Валери едва не разорвалось сердце. Но это были всего лишь пальцы ее несчастной матери, вспомнившей то мгновение, когда Волк распорол ее лицо острыми как бритвы когтями.

— Не оставляй меня одну… — дрожащим голосом пролепетала Сьюзет.

Сезар уже почти стер кровь с ее лица влажной тряпицей, и девушка теперь отчетливо видела багровые полосы, делавшие щеки матери похожими на морские раковины. Ее хрупкая и нежная красота погибла. Остаток своего века Сьюзет проживет уродом.

Еще доля дюйма, и она лишилась бы глаза. Волк не задел его случайно или намеренно?

Бедная женщина обеими руками поднесла ко рту снотворный чай. Бабушка помогала ей удержать кружку, и Сьюзет сделала глоток. «Странно, — подумала, наблюдая, Валери, — почему мне не приходило в голову, что по сути бабушкин сонный чай — это легкий яд? Яд, делающий человека беспомощным».

Веки Сьюзет дрогнули, потом опустились.

— Отдохни, милая, — произнесла бабушка таким голосом, словно напевала колыбельную.

Она махнула рукой, веля Валери отойти от кровати.

Никто не занимался домашними делами после смерти Люси, и в большой миске осталось гнить с полдюжины слив. Пустые кружки и грязные тарелки громоздились в раковине.

Бабушка дала Валери краюху, а потом принялась за уборку. Хлеб был только что из печи, но девушка даже не почувствовала вкуса. Все же она съела хлеб до последней крошки. Кусала, жевала, глотала…

— Что-то с тобой не так, милая. Что случилось? Не хочешь рассказать?

«Почему она спрашивает? Зачем пытается расколоть внучку, словно неподатливый грецкий орех? Ведь она и так знает все мои секреты!»

Валери всмотрелась в бабушку. В ее глаза. Темно-карие. Горящие. Требующие ответа.

— Волк. Он со мной говорил.

На лице бабушки отразилось недоверие.

— И ты понимала?

Она прислонилась к кухонному столу, и ее рука искала что-то за спиной, тайком…

— Так же легко, как понимаю тебя. — Валери услышала в собственном голосе дерзость, вызов…

Пальцы бабушки наконец нащупали то, что искали, — ножницы.

А пальцы Валери сжали в рукаве костяную рукоятку ножа.

Они стояли лицом к лицу, а вокруг висело тяжелое, удушающее молчание.

— Кому ты успела рассказать? — Лицо бабушки кривилось, рот как будто съехал на сторону.

— Никому, кроме Роксаны. А она будет молчать. Она даже со мной не станет об этом говорить.

— Значит, он решил не убивать тебя…