Анастасия Туманова - Жёны Шанго

Луис приподнялся на локте, не сводя взгляда с лица старой негритянки.

– Но, Долорес… То, что я видел… Демоны преисподней здесь, в доме отца… Фелипе!

– Фелипе убило молнией. Такой страшной грозы и такого ливня я и не припомню. Молния ударила прямо в парня, упаси Господь его душу… – Долорес перекрестилась ладонью. Луис машинально последовал её примеру.

– А вы, сеньор мой, упали без чувств. Слава Пресвятой деве… Только поэтому вы и остались в живых. Иначе эти безбожники из киломбуш прикончили бы и вас. Вы ведь знаете, как оно бывает…

О да, Луис знал.

– Я сказала им, что вы мертвы, и они поверили. Перед тем, как уйти, они подожгли дом, но ливень погасил огонь: сгорел только угол задней стены.

– И… никого не осталось?

– Только ваша верная Долорес, сеньор. И мальчик.

– Мальчик?..

– Зумби, сеньор. Сын Мечи. Он здесь.

– Отчего же она оставила его? – ошеломлённо спросил Луис. Старуха пожала плечами.

– Она же была сумасшедшая, сеньор. Вы сами знаете. Сумасшедшая похотливая сука, которая врала всем и всегда. Никакой ребёнок ей не был нужен… да ещё бог знает от кого она его родила! Она сбежала вместе со всеми, а про сына забыла напрочь. Да он и рад был остаться, поверьте!

– Долорес! Не смей обманывать меня! Я своими глазами видел, как этот щенок ударил ножом Фелипе! Я видел…

– Сеньор ещё не оправился от удара молнии, – убеждённо сказала Долорес. – У сеньора видения. Вы ночь напролёт страшно кричали, не приходя в себя! Я видела, что вам чудятся кошмары, и никак не могла привести вас в чувство! Вам снились дурные сны, мой сеньор! Зумби – просто мальчишка! Ему всего шесть лет! Разве он мог поранить Фелипе, упокой господь его душу? Разве Фелипе дал бы дотянуться до себя? Ведь все до единого на этой фазенде мечтали о его смерти!

Луис молчал. Слова Долорес были очень похожи на правду. Но… неужели ему в самом деле всё привиделось? Или это было какое-то колдовство?

– Меча навела на вас порчу, – словно прочтя его мысли, уверенно сказала Долорес. – Она умела это делать, проклятая ведьма… А вы ведь никогда не хотели меня слушать! Что ж, я всего лишь старая чёрная дура и…

– Долорес, замолчи, ради всего святого! Поди прочь!

– Как будет угодно сеньору.

Долорес вышла. Луис с облегчением закрыл глаза. Голова гудела, как соборный колокол. Страшно, невыносимо, словно в нём ножом вырезали дыру, саднило сердце.

Меча… Луис знал, что больше никогда в жизни не увидит её. Не увидит этих ясных, блестящих чёрных глаз с голубыми белками. Этих губ, полных и нежных, с влажным проблеском зубов между ними. Этой шоколадной кожи, гладкой, как атлас, этой груди, этих бёдер цвета какао, боже, Святая дева, Меча, Меча…

«Как ты могла, как посмела оказаться такой? – отчаянно думал он, не в силах проглотить горький ком в горле. – Что я сделал не так? Разве я хоть раз обидел тебя? Почему ты оказалась мерзкой дьявольской тварью, почему ты не отказалась от своих нечестивых идолов? Что тебе стоило остаться со мной? Ведь мы были счастливы…»

Но в затенённой комнате звенела тишина, и Луис знал – ответа ему не получить.

Скрипнула дверь. Снова вошла Долорес, и обшитый кожей ящичек, который она несла в руках, Луис узнал сразу же. И из головы мгновенно вылетели мысли о Мече.

– Господи Иисусе! Долорес! Разве они… не забрали это?!

– А разве они о нём знали? – Впервые Долорес позволила себе чуть заметную улыбку. – Взгляните сами, сеньор: всё в целости и сохранности!

Луис непослушными пальцами снял с шеи цепочку с ключом, отпер ящичек. Там, в разных отделениях, лежали аккуратно сложенные деловые бумаги, контракты, королевский патент на ведение торговли сахаром, купчие на землю, банковские документы… А также три десятка полновесных золотых мильрейсов.

– Вы восстановите фазенду, сеньор. Один неурожайный год и несколько сгоревших сараев – что это такое?.. Сахар поднимется в цене, тростник вырастет снова: в этой земле растёт всё. Через месяц приплывут корабли, и вы купите новых негров на своё золото. Через три года вы женитесь и возьмёте в дом в дом прекрасную хозяйку и немалое приданое. Да-да, так и будет. А ваша старая Долорес всегда, до самой смерти останется с вами.

При этих словах Луис почему-то почувствовал холод на спине. Он даже не сразу осмелился посмотреть на старуху-негритянку, выкормившую его когда-то своей грудью. Затем, напомнив себе, что перед ним всего-навсего чёрная рабыня, всё же поднял взгляд.

Лицо Долорес было неподвижным. Глаза из-под полуопущенных век блестели тускло и холодно. На какое-то мгновение она показалась Луису мёртвой, и ему стоило большого усилия прогнать наваждение.

– Что же делать с мальчишкой? – задумчиво сказал он – лишь для того, чтобы услышать свой собственный голос. – Мне он не нужен. Я не хочу постоянно видеть перед глазами сына Ме… проклятой ведьмы.

– Так продайте его, сеньор.

– Кто его купит, дура? – вышел из себя Луис. – Что за него дадут? Смешить всю округу, разорившись и выставляя на торги чудом уцелевшего негритёнка?! Я не намерен так позориться!

– Ну так отвезите его отцам-иезуитам в Ресифи. Они выучат его всему, что умеют сами, и вам это будет стоить ничтожных грошей. Зато потом получите верного и грамотного управляющего! О, поверьте, Зумби навсегда запомнит, кто спас его и не дал умереть с голоду, когда родная мать сбежала не оглянувшись!

В словах Долорес было здравое зерно, Луис был вынужден признать это.

– Хорошо… Пожалуй, я так и сделаю. Ступай.

– Как прикажете, сеньор. Принести вам кофе?

– Нет. Позже. Уйди.

Долорес вышла. Луис, зажмурившись, откинулся на подушку. Дьявольские барабаны гремели в его сердце. Меча, его Меча в золотистом одеянии плясала перед ним в сполохах факелов. И дон Луис Гимараеш да Силва знал: его душа будет вечно гореть в аду. Потому что никогда, ни за какие земные блага он не сможет забыть этого видения – самого прекрасного, что он знал в своей жизни.

Баия, наши дни

Дождь закончился вечером. Тучи уползли к побережью, и в ветвях питангейр завис сгусток садящегося солнца. Последние лучи золотили крышу старой фермы. Йанса, закрыв глаза, лежала в гамаке на веранде.

За стеной послышались шаги. Вошла Оба, на ходу вытирая руки полотенцем.

– Всё готово. Кофе скоро будет. Хочешь поесть?

– Нет, – не открывая глаз, отказалась Йанса. Помолчав, добавила, – Спасибо.

– Не беспокойся. Всё будет хорошо. Там Огун.

– Там Нана Буруку.

Оба лишь вздохнула. Подошла, мягко ступая босыми ногами, к перилам, взглянула в темнеющий сад. Чуть погодя сообщила:

– Кажется, кто-то уже здесь.

Йанса вскочила из гамака как подброшенная. Через сад медленно шёл Ошосси.

– Ты один? – перегнувшись через перила, встревоженно спросила Оба. – Почему? Что-то пошло не так?