Анастасия Туманова - Дети Йеманжи

– Браво, браво, – не меняясь в лице, повторила мать. Глаза её светились ледяным, мертвенным блеском, напомнив Эве об аджогунах. – У тебя отличная память, Эвинья. Кажется, именно это я и говорила. Неужто после этого Жанаина переосмыслила свою жизнь? И наконец-то сняла розовые очки? Боюсь поверить… Впрочем, лучше поздно, чем никогда.

Эва встала. Потянулась, передёрнула плечами. Подошла к окну, за которым был виден порт. Глядя на белоснежный американский лайнер, входящий в акваторию, сказала:

– Ведь это ты рассказала ей о том, что Обалу изуродовал Ошун. И что Ошосси снова связался с наркотиками. И о том, что деньги на это дал ему Марэ. Тебе хотелось добить сестру, не так ли?

Это уже был чистой воды блеф, но по молчанию матери Эва поняла, что не ошиблась. И, не оборачиваясь, продолжала:

– Ты подрезала Жанаине последнюю жилу. Она не могла вынести столько боли сразу. Это было уже невыносимо.

– Перестань говорить языком из сериалов! – скривилась мать. – Я сказала ей только правду – и ничего, кроме правды! А что ещё я должна была говорить, если Жанаина впервые за пятнадцать лет позвонила родной сестре? Вся в слезах, рыдая и захлёбываясь, как последняя истеричка? Я, знаешь ли, не сливной бачок для чужих соплей! И мне вовсе не хотелось тратить своё время на её вопли и причитания! Да ещё среди ночи, когда я банально хочу спать! И имею на это право! В конце концов, Жанаина сама этого хотела! И получила по заслугам! И даже не смогла выдержать удар! Заперлась, закрылась, оставьте меня все, кидания, бросания… тьфу, мерзость какая! И всё сразу пошло наперекос!

– Аджогуны начали появляться из-за этого?

– Аджогуны получили свободу, потому что Эшу не мог больше справляться с ними! – Мать, казалось, взяла себя в руки и снова сделалась иронически спокойной. – И не может до сих пор. И заметь – вся эта тупоголовая банда до сих пор не спросила его – почему? Йеманжа никогда не отвечала за запертые двери! Она никогда не сдерживала аджогунов и прочую нечисть! Это – епархия Эшу! Почему Огун не способен это сообразить? Не вышибли же ему в фавелах Рио последние мозги?!

– Я… не понимаю, что ты хочешь сказать, – пробормотала Эва. Теперь ей на самом деле стало страшно.

Мать вздохнула. Тщательно загасила сигарету в стеклянной пепельнице. Подняла на Эву тёмные, холодные глаза.

– Подумай, моя Эвинья. У тебя хватит ума всё понять. И постарайся прекратить это… не нужное тебе знакомство. Ты, я думаю, уже сама видишь, чего стоит всё это отребье. Они ничего не смогут тебе дать. Ничего полезного от этого общения ты не получишь. Боюсь, только потеряешь. Кажется, Шанго уже пытался оказывать тебе знаки внимания? Хотя, может быть, тебе понравилось?.. Что ж, вполне можешь стать его четвёртой женой: кастинг продолжается… Однако, времени у меня больше нет. Поступай как знаешь: ты взрослая. Но прежде, умоляю тебя, сложи, наконец, два и два. И спроси у этого поганца Эшу, почему он не может спать уже третью ночь.

– У Эшу? Но…

Мать встала, оправила юбку, взяла со стола пачку сигарет, айфон и зажигалку. И, не оглядываясь, ушла за белую, гладкую дверь.

– …а теперь ещё и дождь этот! Невесть когда кончится! Приведите вы малышку в чувство, пусть разберётся! Марэ, может, ты попробуешь? Твоя аше подойдёт!

– Не надо. Это просто сон. Она сейчас очнётся.

Эва открыла глаза. Над ней были деревянные балки бабушкиной веранды. Она лежала в гамаке, прикрытая чёрной курткой Огуна, закрывающей её от плеч до пяток. Пахло сыростью. В саду шелестел дождь. Блёклое серое небо. Поникшие листья питангейр. Каруру не пела.

Первым Эва увидела Обалу. Брат сидел рядом в своём кресле, смотрел ей в лицо большими печальными глазами. В руках Обалу была дымящаяся кружка.

– Ты пришла в себя, малышка? Выпей.

Выбираться из-под куртки было холодно. Стуча зубами, Эва кое-как уселась в гамаке, взяла в ладони горячую кружку и, обжигаясь, принялась пить.

Это оказался не кофе, а незнакомый, густо-зелёный травяной настой с горьким запахом – впрочем, довольно приятный на вкус. Допив до конца, Эва почувствовала, что озноб отпускает её. И тут в памяти разом вздёрнулось всё. И кружка, выскользнув из её рук, покатилась по деревянному, влажному полу веранды.

– Обалу, а где все наши? Эшу, Огун, Ошосси? Шанго? Все живы?!

– Разумеется, малышка, – усмехнулся Обалу. – Все живы, и все здесь.

– Но почему тогда… – Эва осеклась. Взглянула на серую стену дождя, на грустное лицо брата. Шёпотом спросила:

– У нас ничего не вышло? Да? Аджогуны вернулись?

Обалу неопределённо пожал плечами, отвернулся. Вконец встревоженная Эва принялась выбираться из гамака.

Они все были здесь. Огун, Эшу и Ошосси расположились за столом. Марэ сидел на полу рядом с Ошун, одетой в новое, ярко-лимонное платье, но заплаканной. Йанса устроилась у дальней стены. Перед ней на старой футболке лежал разобранный автомат, и мулатка молча, сосредоточенно протирала масляной тряпкой каждую его деталь. Косички падали ей на лицо. Йанса не убирала их. Даже Оба была сейчас не на кухне, а здесь: стояла в дверях, вытирая руки неизменным полотенцем. Недоставало только Шанго. Никто не разговаривал, и Эва, переводя взгляд с одного хмурого лица на другое, не решалась задать вопрос.

Огун взглянул на неё через стол. Отвернулся. Медленно выговорил, глядя на стену дождя:

– Не пугайся так, малышка. Проблема пока решена – но это ненадолго.

– Но почему? – шёпотом спросла Эва. Ей и в голову не приходило, что после битвы, на которую возлагались такие надежды, может ещё что-то пойти не так. – Ведь мы сражались… И они… аджогуны… ушли!

– Они уходят и возвращаются, – устало пояснила Йанса, с лязгом опуская на тряпку жирный от масла приклад. – Беда в том, что они отступили в океан. Никто из нас не может добить их там. Никто, кроме Йеманжи. А Йеманжа так и не пришла.

– Она не спустилась на макумбу. Она не явилась на битву, – хрипло сказал Огун. – Она не хочет видеть никого из нас. И… И я не знаю, что теперь делать.

Над верандой повисло тяжёлое молчание – которое внезапно разорвал звук заведённого двигателя. Огун резко поднял голову:

– Это ещё что такое? У него здесь машина? Откуда она взялась?

– Я подогнал, – отозвался Эшу. Старший брат медленно повернулся к нему, и некоторое время можно было гадать: ожидает Эшу страшная насильственная смерть, или всё же пронесёт. Но Огун, так ничего и не сказав, высунулся с веранды прямо под дождь и заорал, спугнув стайку птиц с мангового дерева:

– Шанго!!!

– Бесполезно, – пробормотала Йанса, со щелчком загоняя затвор автомата на место. – Он сейчас свалит.

Огун решительно начал выбираться из-за стола. Он уже протянул руку за ключами от своего джипа, которые вместе с узким ключом от «тойоты» Йанса лежали в керамической миске с отбитым краем… но в это время шум двигателя стих. Через минуту на веранду поднялся совершенно мокрый Шанго. Эва увидела, что за ремень его джинсов заткнут пистолет, которого она раньше не видела. Ручейки воды сбегали по лицу Шанго. Красная футболка с белым зигзагом молнии на груди облепила плечи и торс. Эва невольно подумала: сколько же времени Шанго пробыл в саду под дождём?