Марина Ефиминюк - Лучшие враги [litres]

– С другой стороны, платок – не рубашка, – согласился он, стряхивая горошки, как пылинки, мерцающими пальцами.

– Люблю силу магического убеждения, – выразительно улыбнулась я и щелкнула по поменявшему цвет шелковому краешку, кокетливо торчащему из кармана его смокинга.

– Темная Истван, я тебя уже обожаю! – всхлипнул королевский портной, когда мы наконец направились к выходу. – Обещаю пожизненную скидку, только заходи почаще! В жизни от чародеев такой покладистости не видел.

«Он хочет заключить сделку?» — невообразимо обрадовалась темная сила внутри меня.

Пришлось поспешно попрощаться и зашагать на выход, очень печально стуча каблуками. Холт, как услужливый лакей, открыл дверь и тихонечко промурлыкал, когда я проходила мимо:

– Тебе не показалось, что ему следовало предложить сделку?

– Не хочу содержать темных прислужников.

Он последовал за мной, нарочито хлопнув дверью перед носом светлого чародея. Представляю, как тот взбесился.

Оставив конкурента «за бортом», холодными пальцами Холт сжал мой локоть и помог спуститься на мостовую. Налетевший ледяной ветер немедленно забрался под подол и превратил клубившийся золотой дымок в реющий хвост. Откровенное платье из тонкой струящейся материи противостоять сентябрьскому вечернему холоду было неспособно.

– Две недели прошло, а ты уже совсем светлеешь. Скоро отрастут крылья, и ты превратишься в добрую фею, – издевался лучший друг.

– Скоро у тебя отнимется язык, и ты превратишься в безмолвного ведьмака, влюбленного в свое отражение, – прошипела я, освобождаясь от его руки.

И весьма вовремя! Крайне недовольный Калеб, скрипящий зубами от раздражения, вышел следом за нами на улицу.

– Светлые на тебя плохо влияют, – не унимался Холт, с хитрецой поглядывая на моего жениха. – Беги от них!

– Дурацкие шутки на меня влияют хуже.

– Как скажешь, пресветлая Истван, – подковырнул он и так опять испортил настроение, что захотелось выполнить угрозу и огреть его заклятием онемения, чтобы в театре молча и восхищенно следил за представлением или скептически морщил нос, если оно окажется не очень эффектным.

Правда, как заграничный гость оценивал спектакль, судить было сложно – мы сидели в кромешной темноте балкона для особо важных гостей и не видели дальше собственного носа. В голове крутилась мысль, что можно было не тратить время на выбор платья, все равно даже в фойе для антуража погасили свет, и я больше замерзла, нежели покрасовалась. Обидно! Правда, внутренняя старушка ворчала лишь до тех пор, пока не началось представление. Зрелище было невероятное!

Откуда-то сверху хлынула тяжелая, густая музыка, и на сцену, напоминающую цирковой манеж, из мрака выступили актеры. Светящиеся в темноте одежды превращали живых людей в разноцветные тени: переливались золотые хвосты, светились полупрозрачные крылья, словно растущие из мужских и женских спин, в воздухе мерцали серебристые иллюзорные облака. Цвета постепенно набирали яркость, а потом, медленно угасая, прятались во мраке.

Благодаря особой магии, смеси темных и светлых заклятий, тому самому слиянию, которым козырял Калеб в поместье, невесомые, хрупкие танцорки поднимались в воздух, порхали экзотическими птицами, словно купаясь и играя в потоках несуществующего ветра. Тусклый свет от одежд озарял круглый зрительный зал, тесно обступающий маленькую сцену, и выхватывал из темноты чужие лица. Публика тоже походила на тени: возникала и растворялась в таинственной тьме.

В детстве я мечтала побывать в этом театре и завидовала, когда кузин забирали в столицу, чтобы приобщить к прекрасному. Оставалось сидеть в замке, дожидаясь возвращения сестер, и жадно подслушивать их рассказы о представлении. В реальности спектакли теней были прекраснее, чем со слов Эбби.

В драматический момент, когда прекрасный ангел «рухнул» с высоты в темноту, Калеб мягко накрыл мои сложенные на коленях руки теплой ладонью. Жест казался до невозможности романтичным, пока поверх не опустилась еще одна мужская ладонь, придавив своим весом… Когда пальцы темного и светлого чародея встретились в тесном объятии, в разные стороны полетели искры, озарившие алое платье.

Мы коллективно замерли и с непроницаемыми лицами, стараясь не коситься друг на друга, следили за танцоркой, на высоте балкона выписывающей невообразимые фигуры. Вокруг нас танцевали тени от светящейся одежды.

– Господа чародеи, я вам не мешаю? – дождавшись, когда в громкой музыке случится пауза, прошептала я. – Могу с кем-нибудь поменяться местами. Садитесь рядом и тискайтесь на здоровье.

Они синхронно отдернули руки. Внезапно Холт бесшумно поднялся. Разрезав темноту бледным светом, открылась дверь, и он убрался с балкона. Недолго думая, я попыталась подняться следом, но Калеб прошептал мне на ухо:

– До него наконец дошло, кто здесь лишний. Пусть идет.

– Хорошо, – согласилась я и в противовес собственному слову направилась за лучшим другом.

Оказалось, что он поджидал меня, прислонившись спиной к однотонной стене.

– Так и знал, что ты выйдешь, святая Истван, – улыбнулся он, – быть хорошей для всех теперь твое новое кредо.

– Ты ведешь себя как ревнивый подросток! Какая собака тебя покусала?

– Хочешь поговорить об этом? – быстро спросил он.

– О! Ты даже не представляешь насколько! – с раздражением бросила я.

– С превеликим удовольствием, милая Энни, – промурлыкал он, – только найдем местечко потише.

Он резко дернул меня за руку, заставляя влипнуть в его жилистое тело. Инстинктивно я ударила его заклятием, но под действием сильной портальной магии чары развеялись, не причинив ему никакого вреда, а нас перенесло в совершенно незнакомое место.

Мы оказались на горбатом мостике, для красоты перекинутом через черный узкий ручей в каком-то парке… или чьем-то осеннем саду. На черном бархатном небе светилась огромная луна. Вокруг царила темнота, но не такая глубокая, как в театре теней. Физиономию худшего друга можно было рассмотреть.

– Мы все еще в Сартаре? – процедила я сквозь зубы, и от дыхания в воздух вырвались облачка влажного пара.

– И даже в столице… – Он развел руками и добавил: – Кажется.

– То есть ты не знаешь, куда нас переместил гений портальной магии?

Стремительно замерзая, я заставила платье нарастить рукав, закрыть плечо и даже затянуть шею высоким воротом, а ткань – прибавить плотности. Если бы создатель смелого наряда увидел топорную переделку, схватился бы за сердце, да и тепла она особенно не прибавила.

– А тебе это место незнакомо? – уклончиво, вопросом на вопрос ответил Холт.

– Нет!

– Очень плохо.

– Что? – охнула я. – Плохо?! Просто стой на месте, я прокляну тебя и тогда успокоюсь!