Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

Его голос полон боли.

Возможно, именно из-за этого Адди хочется заставить его страдать еще сильнее.

Он хорошо обучил ее находить бреши в доспехах.

– В том-то и дело, Люк. Я тебя совсем не люблю.

Слова звучат мягко, спокойно, и все же в темноте они отдаются грохотом.

Шумят деревья, сгущаются тени, а глаза Люка горят таким цветом, какого Адди никогда раньше не видела. Ядовитым. И впервые за долгие столетия она боится.

– Неужели он столько для тебя значит? – спрашивает Люк твердым, как речные голыши, голосом. – Тогда иди. Проведи время со своим человеческим возлюбленным. Похорони его, поплачь по нему и посади дерево над его могилой. – Края силуэта Люка начинают размываться. – Я все еще буду здесь… Как и ты.

Он поворачивается и уходит.

Адди опускается на колени в траву.

Она сидит так, пока первые лучи солнца не пронзают небо, а потом наконец заставляет себя подняться. В тумане Адди плетется к станции метро, прокручивая в голове слова Люка.

Ты не человек, Аделин.

Думаешь, вы нашли друг друга?

Должно быть, ты считала себя такой умной.

Проведи время со своим человеческим возлюбленным.

Я все еще буду здесь.

Как и ты.

Когда она добирается до Бруклина, солнце уже всходит.

Адди останавливается купить завтрак в качестве шага навстречу, извинения за то, что отсутствовала всю ночь, и ее взгляд падает на пачку газет у газетного киоска. В верхнем углу стоит дата:

6 августа 2014.

Она покинула квартиру Генри тридцатого июля.

Проведи время с возлюбленным, сказал он!

И отобрал его, украл не одну ночь, а целую неделю. Семь дней стерты из ее жизни… и из жизни Генри.

Адди бежит.

Врывается в дом, мчится по лестнице, роется в сумочке, но ключа нет, и тогда Адди принимается в отчаянии колотить в дверь кулаками. Ее охватывает ужас – вдруг мир изменился, вдруг Люк каким-то образом переписал не только время, забрал больше – забрал все.

Но щелкает замок, распахивается дверь, а за ней стоит Генри – измученный, растрепанный, и по его глазам Адди понимает: он вообще не ждал ее возвращения. Что в один из дней, в какой-то миг решил, что она ушла.

Адди стремительно бросается к нему.

– Прости, – стонет она, имея в виду не только украденную неделю. Адди извиняется сразу за все – за сделку, за проклятие, за то, что все это – ее вина. – Прости! – снова и снова повторяет она.

Генри не кричит, не злится, не ворчит «я же говорил». Просто крепко ее обнимает.

– Хватит, – бормочет он и потом: – Пообещай мне. Останься!

Он не задает вопросов, но Адди знает, о чем Генри ее умоляет: все забыть, прекратить борьбу, оставить попытки изменить их судьбы и просто остаться с ним до конца.

Ей невыносима мысль все бросить и сдаться, просто сдаться без боя.

Но Генри сломлен, и в этом виновата она, Адди, и в конце концов она все же соглашается.

Август 2014

Нью-Йорк

Наступают самые счастливые дни в жизни Генри. Он знает, что это странно.

Но теперь Генри по-своему свободен, ведь знание дарит своеобразное утешение. Конец неизбежно приближается, и все же у Генри нет ощущения безысходности.

Он отдает себе отчет, что должен бояться.

Каждый день Генри ждет, когда нахлынет неописуемый ужас, окутает грозовое облако, неизбежная паника поселится в груди и разорвет его на части.

Но впервые за долгие месяцы, даже годы, так давно, что и не припомнить, Генри не боится. Конечно, он переживает за друзей, за книжный магазин и кота.

Но за этим легким облаком тревоги только странное спокойствие и невыразимое облегчение: он нашел Адди, успел узнать и полюбить ее, увидеть, что она рядом с ним счастлива.

Он счастлив.

Он готов.

Он не боится.

Именно это твердит себе Генри.

Он не боится.

Адди и Генри решают выбраться за город, подальше от удушливой жары. Он берет машину в аренду, и они едут на север. На полпути к Гудзону Генри вдруг вспоминает, что Адди так и не познакомилась ни с кем из Штраусов. А потом его осеняет: до Рош ха-Шана он домой не попадет, а к тому времени его уже не станет. И если не свернуть прямо здесь, шанса попрощаться не будет.

И сразу начинают сгущаться тучи, страх пробирается в грудь, ведь Генри даже не знает что сказать, не знает, выйдет ли из этого что-то хорошее.

Но поворот остается позади, уже слишком поздно, и Генри снова может дышать свободно. Адди показывает на знак «Свежие фрукты», и они съезжают с автострады, чтобы купить на рынке персики и сэндвичи, а потом еще час катят на север, к национальному парку. Солнце здесь тоже жаркое, но тень раскидистых деревьев дарит прохладу. Генри и Адди весь день блуждают по тропинкам, а когда наступает ночь, устраивают пикник на крыше машины. Внизу – дикая трава, вверху – звезды.

Звезд так много, что они рассеивают ночную мглу.

И Генри все еще счастлив.

Он все еще может дышать.

Палатку они не захватили, все равно слишком жарко, чтобы в ней спать. Они расстилают одеяло на траве и смотрят на призрачный Млечный Путь. Генри вспоминает «АРТефакт» на Хай-Лайн, экспозицию неба и то, какими близкими там казались звезды, и как они сейчас далеко.

– Если бы все вернуть, – спрашивает он, – ты бы снова заключила сделку?

И Адди отвечает «да».

Это была тяжелая и одинокая жизнь, говорит она, но и чудесная тоже. Адди пережила войны, сражалась в них, стала свидетелем революции и возрождения. Оставила свой след в тысячах произведений искусства, словно отпечаток пальца на дне невысохшей глиняной миски. Видела чудеса и сходила с ума, танцевала на снегу и до смерти замерзала на берегах Сены. Множество раз влюблялась в призрачного бога и однажды полюбила человека.

Адди устала. Невыразимо устала.

Но без сомнений она – жила.

– Не бывает только хорошего или плохого, – говорит Адди. – Жизнь намного сложнее.

И тогда посреди темной ночи Генри спрашивает, а стоило ли оно того.

Стоили ли мгновения радости месяцев горя?

Мимолетная красота – долгих лет страданий?

И тогда Адди поворачивает голову, смотрит на него и отвечает:

– Всегда.

Они засыпают под звездами, а когда просыпаются утром, жара заканчивается, их встречает прохлада, первый вестник новой осени, той, которую Генри уже не увидит.

И все же он твердит себе, что не боится.

А потом оставшиеся недели превращаются в дни.

Пора прощаться.

Однажды вечером Генри встречается с Беа и Робби в «Негоцианте». Адди сидит за барной стойкой, потягивая газировку. Дает ему время поговорить. Генри хочет, чтобы она была рядом, Адди нужна ему – безмолвный якорь во время бури. Но они оба знают, что, присоединись она к компании, Беа и Робби могли бы все забыть, а нужно, чтобы помнили.