Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

Друзья молча смотрят на него, в глазах у них все еще клубится светлый туман. Генри знает – они за него волнуются, любят его и желают только добра. Теперь желают благодаря сделке.

– Не переживайте, – говорит он, отпивая пиво. – Я не стану спешить.

– Генри…

Еще в полусне он чувствует, как Ванесса водит накрашенным ногтем по его спине. В окна струится слабый серый свет.

– М-м-м?.. – бормочет он, поворачиваясь.

Ванесса положила руку под голову, светлые волосы рассыпались по подушке. Интересно, долго ли она на него смотрела в ожидании, когда он проснется, прежде чем решилась разбудить?

– Хочу тебе кое-что сказать… – Ванесса не отводит от него затуманенного взгляда.

Это сияние, бледная дымка, что заволакивает глаза людей, начинает пугать Генри.

– Что? – ворчит он, приподнимаясь на локте. – Что случилось?

– Ничего… – улыбается Ванесса. – Просто… я тебя люблю.

Самое страшное, то, что, похоже, она действительно в это верит.

– Ничего не отвечай. Мы ведь совсем недавно вместе. Просто хотела, чтобы ты знал. – Ванесса прижимается к нему носом.

– Серьезно? То есть прошла всего неделя…

– Ну и что? Если уж ты уверен, то уверен. Я – уверена.

Тяжело сглотнув, Генри целует ее в висок.

– Пойду приму душ.

Он долго, сколько может, стоит под горячим душем. Что сказать в ответ на ее слова? Как убедить Ванессу, что это не любовь, просто одержимость? Хотя, конечно, на самом деле это не совсем так. Он заключил сделку. Генри сам так решил, именно этого он и хотел.

Ведь правда?

Генри выключает воду и оборачивает вокруг талии полотенце. Вдруг начинает тянуть дымом.

Не так, как пахнут спички, когда поджигаешь свечу, не так, как воняет гарью сожженная пища, – откуда-то несет угольно-черным смрадом вещей, для горения не предназначенных.

Генри опрометью выскакивает в коридор. Возле рабочей поверхности кухни топчется Ванесса со спичками в руках. В раковине полыхает коробка с безделушками Табиты.

– Какого черта ты творишь?

– Ты слишком держишься за прошлое, – объясняет Ванесса, зажигает следующую спичку и бросает в коробку. – Буквально цепляешься. Все это время, пока мы встречались, у тебя стояла эта коробка.

– Да мы знакомы всего неделю! – вопит он.

– Ты заслуживаешь лучшего, – не отступает она. – Заслуживаешь счастья. Нужно жить настоящим. Так надо, это исцеление, это…

Генри выбивает спички у нее из рук и отпихивает в сторону, хватаясь за кран. Вода с шипением льется в коробку, и пламя гаснет. Дым стоит столбом.

– Ванесса, – сжав зубы, цедит Генри, – уйди.

– В смысле – домой?

– В смысле вали.

– Генри, – хнычет она, цепляясь за его руку, – что я сделала не так?

Можно было просто ткнуть пальцем в тлеющие остатки коробки в раковине или сказать, что все у них закрутилось чересчур быстро, мол, глядя на него, она видит лишь того, кого хочет видеть, не самого Генри…

Но вместо этого он просто говорит:

– Дело не в тебе, а во мне.

– Нет, – стонет Ванесса. По ее щекам струятся слезы.

– Мне нужно побыть одному.

– Прости, – рыдает она, хватаясь за него, – прости, я так тебя люблю.

Она обнимает его за талию, утыкается головой в грудь, и Генри уже кажется, что придется силой отталкивать ее от себя.

– Ванесса, отпусти.

Он выпроваживает ее, и она выглядит совершенно сломленной. Точно такой же, каким был сам Генри в ту ночь, когда заключил сделку. При мысли, что она уйдет потерянной и одинокой, у Генри разбивается сердце.

– Ты мне дорога, – говорит он, обнимая ее за плечи. – На самом деле дорога.

Ванесса немного успокаивается. Как засохшее растение, которое напоили водой.

– Значит, ты не злишься?

Конечно же он злится!

– Не злюсь.

Она снова утыкается ему в грудь, и он гладит ее по макушке.

– Я тебе небезразлична.

– Да, – Генри отодвигается, – я позвоню, обещаю.

– Обещаешь… – эхом вторит Ванесса, пока он помогает ей собрать вещи.

– Обещаю, – кивает Генри и провожает ее к выходу.

Дверь захлопывается, Генри прислоняется к ней спиной. Противопожарный датчик наконец начинает заливаться сигналом тревоги.

23 октября 2013

Нью-Йорк

– Да здравствует киновечер!

Робби морской звездой плюхается на диван Генри, разбрасывая конечности. Беа закатывает глаза и толкает его:

– Ну-ка подвинься!

Генри достает из микроволновки пакет, перебрасывая его с руки на руку, чтобы не обжечься паром, а потом высыпает попкорн в миску.

– Что за кино? – спрашивает он, выворачивая с кухни.

– «Сияние»!

Генри стонет. Он не любитель ужастиков, но Робби только дай повод поорать, он воспринимает такие фильмы как своего рода перфомансы, к тому же сейчас его очередь выбирать.

– Что тебе не нравится? Скоро Хэллоуин! – защищается Робби.

– Только двадцать третье, – ворчит Генри, но Робби относится к праздникам так же, как ко дням рождения, растягивая их на недели, а иногда и на месяц.

– Вы кем пойдете? – интересуется Беа.

Генри думает, наряжаться в костюмы – все равно что смотреть мультики. В детстве ты от них без ума, потом наступает подростковый возраст – период нейтрального отношения, затем в двадцать переодевания тебя забавляют. А потом каким-то образом костюмированные вечеринки вдруг снова становятся подлинным царством ностальгии, местом, где возможны чудеса.

Робби подбоченивается, лежа на диване.

– Я – Зигги Стардаст.

Ничего удивительного – последние несколько лет он выбирал разнообразные образы Дэвида Боуи. В прошлом году был Изможденный Белый Герцог.

Беа заявляет, что будет Ужасным пиратом Робертсом из фильма «Принцесса-Невеста», и смотрит на друзей – улавливаете, мол, иронию?

Робби тянется к журнальному столику за камерой – древним Никоном, отныне выполняющим роль пресс-папье. Откинув голову, он смотрит в видоискатель на перевернутого вверх тормашками Генри.

– Ну, а ты?

Генри всегда любил Хэллоуин, не из-за возможности пугать, а потому что ему нравилось притворяться кем-то другим. Робби предлагал ему пойти в актеры – уж они-то меняют облик круглый год, но мысль прожить на сцене всю жизнь кажется Генри тошнотворной. Он уже наряжался Фредди Меркьюри, Безумным Шляпником, Такседо Маском и Джокером.

Но теперь Генри чувствует себя кем-то другим без всяких переодеваний.

– Да я уже готов, – ворчит он, показывая на свои обычные джинсы и облегающую рубашку. – Как по-вашему, кто я?

– Питер Паркер? – гадает Беа.

– Продавец книг?

– Гарри Поттер в кризисе среднего возраста?

Смеясь, Генри качает головой.

– Да ты так и не выбрал! – прищуривается Беа.

– Да, – признается Генри. – Но выберу.

Робби все еще возится с камерой. Переворачивает ее, поджимает губы, давит на спуск. Слышится глухой щелчок – внутри нет пленки.