Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

Опустив руку Адди на талию, Люк ведет ее в небольшую ложу с прекрасным видом на сцену. От волнения сердце Адди замирает, а потом ей приходит на память Флоренция.

Не обманывайся моей добротой, – сказал он, – я просто хочу сломить тебя сам.

Но когда они занимают места, в глазах Люка нет и следа злого огонька, в изгибе губ – жестокой насмешки. Только ленивое довольство кота, греющегося на солнышке.

Им приносят пару бокалов с шампанским, один из них Люк протягивает Адди.

– С годовщиной… – провозглашает он.

Свет тускнеет, и поднимается занавес, оркестр начинает играть.

Напряжение симфонии нарастает, музыка волнами захлестывает зал и разбивается о стены. Сила бури обрушивается на корабль. А потом появляется Тристан. И Изольда.

Их голоса поистине грандиозны.

Адди, конечно, и прежде ходила на спектакли, слушала симфонии и музыкальные пьесы, где звучали голоса такие чистые, что хотелось плакать. Но ничего подобного она раньше не знала.

Как они пели! Ей не доводилось видеть чувства такой необъятной широты и размаха. Отчаянную страсть в каждом движении. Беспримесную силу удовольствия и боли.

Адди хочется закупорить эти ощущения в бутылку и унести с собой сквозь тьму.

Годы спустя она услышит эту симфонию в записи и выкрутит громкость до предела, до боли, окружая себя звуком, но это будет лишь жалкое подобие происходящего сейчас на сцене.

Случайно отведя взгляд от исполнителей, она замечает, что Люк наблюдает за ней. И его глаза вновь окрасились в тот самый оттенок зелени. В нем нет скрытности или упрека, нет жестокости, лишь довольство.

Позже она поймет, что это был первый вечер, когда Люк не попросил ее сдаться и ни разу не упомянул о душе.

Но сейчас Адди думает лишь о музыке, об истории, которую та рассказывает. Сцена влечет ее к себе мелодией, пронизанной страданиями, сплетенными объятиями и взглядами любовников. Адди подается вперед, стараясь надышаться оперой, пока не начинает ныть грудь.

Оканчивается первый акт, и занавес падает. Адди вскакивает и принимается рукоплескать.

Она опускается на свое место; Люк смеется нежным шелковистым смехом.

– Тебе нравится опера.

Ей не хочется врать даже из желания ему досадить.

– Это чудесно.

– Угадаешь, кто из них мне принадлежит? – улыбается Люк.

Сначала Адди не понимает, но потом до нее доходит. Настроение сразу падает.

– Ты пришел потребовать их души? – спрашивает она и с облегчением видит, что он качает головой.

– Нет, не сегодня. Но скоро…

– Не понимаю, – удивляется Адди. – Зачем отнимать у них жизнь, когда они в самом расцвете?

– Таковы условия сделки, – многозначительно смотрит на нее Люк. – Цена им известна.

– Зачем талантливому человеку менять целую жизнь на несколько лет славы?

Улыбка Люка меркнет.

– Потому что время сурово ко всем, но еще суровее – к людям искусства. Зрение слабеет, голоса увядают, талант чахнет. – Подавшись ближе, он накручивает ее локон на палец. – Потому что счастье скоротечно, история долговечна, и под конец все хотят, чтобы их помнили.

Слова как нож, что вспарывает плоть глубоко и быстро.

Адди отбрасывает его руку и снова поворачивается к сцене. Опера продолжается.

Представление долгое и вместе с тем заканчивается слишком скоро.

Часы пролетают мгновенно. Хорошо бы остаться, уютно устроившись в кресле, и снова послушать оперу, потеряться в чужой трагедии, забыться красивыми голосами.

И все же она не может не изумляться: все, что Адди полюбила, она узнала благодаря им – благодаря ему.

Поднявшись, Люк предлагает ей руку.

Адди ее не принимает.

Они прогуливаются рядом по ночному Мюнхену. После оперы Адди все еще парит над землей, голоса певцов колоколом гудят в ней.

Но и вопрос Люка тоже не смолкает в голове.

Кто из них принадлежит мне?

Она бросает взгляд на элегантную фигуру, вышагивающую рядом в темноте.

– Какой была самая странная сделка, что тебе доводилось совершать?

Запрокинув голову, Люк погружается в размышления.

– Жанна д`Арк, – заключает он. – Отдала душу за проклятый меч, и ее нельзя было одолеть.

– Но в конце концов ее победили, – хмурится Адди.

– Однако не в бою, – лукаво ухмыляется Люк. – Не думай, что я придираюсь к словам, пойми: сила сделки – в ее формулировках. Жанна просила, чтобы бог защищал ее, пока у нее в руках меч. Но не просила способности его удержать.

Адди потрясенно качает головой.

– Я отказываюсь верить, что Жанна д`Арк заключила договор с тьмой!

Губы Люка приоткрываются, демонстрируя острые зубы.

– Хм… Возможно, я позволил ей верить, что к ней снизошло более… ангельское создание. Но сдается мне, в глубине души она знала. Величие требует жертв. Неважно, кому ты приносишь жертву, важно – во имя чего. К тому же в итоге она все же стала той, кем хотела.

– Мученицей?

– Легендой.

Адди задумчиво качает головой.

– Но как же творцы… Подумай, сколько прекрасного они могли еще принести в мир. Разве ты не скорбишь о них?

Люк мрачнеет.

Адди вспоминает, в каком настроении он был в ночь, когда они встретились в Национальной галерее, первые слова, что Люк произнес в комнате Бетховена.

Какая потеря.

– Разумеется, – отвечает Люк. – Но у великого искусства высокая цена. – Он отводит взгляд. – Уж тебе ли не знать в конце концов мы оба в каком-то смысле ему покровительствуем.

– Я совсем другая! – протестует Адди, но в словах ее почти нет яда. – Я муза, а ты – вор.

– За все нужно платить, – пожимает плечами Люк и больше не произносит ничего.

Он наконец ее покидает, и Адди остается бродить по городу, а в голове у нее продолжает звучать опера, превосходно сохранившаяся в памяти. И тогда Адди безмолвно задается вопросом – разве человеческой душой можно оплатить столь великое искусство?

4 июля 2014

Нью-Йорк

Город вспыхивает огнями.

Они собрались на крыше у Робби вместе с еще парой десятков приятелей посмотреть, как фейерверк раскрашивает небо Манхэттена в розовый, зеленый и золотой.

Адди и Генри, конечно, стоят рядом, но для объятий слишком жарко. У него запотели очки, а пиво он почти не пьет, просто прижимает банку к шее.

В воздухе проносится ветерок, даря примерно такое же облегчение, как сушильная вытяжка. Все принимаются преувеличенно ахать и охать, возможно, радуясь фейерверкам, возможно – слабому дуновению воздуха.

В центре крыши – детский бассейн, окруженный лежанками; несколько человек полощут ноги в теплой воде.

Фейерверки заканчиваются, и Адди оглядывается на Генри, но тот куда-то пропал. Весь день он пребывал в странном настроении, но Адди решила, что это из-за удушливой жары. Книжный закрыт, и большую часть дня они провалялись на диване перед вентилятором и таращились в телевизор, пока кот гонял по полу кубик льда. Невыносимая жара утихомирила даже бьющую через край энергию Генри.