Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

«Все меняется, глупая ты девчонка. Такова природа мира. Ничего не остается прежним».

«Только я», – думает Адди, но ответ Эстель сух как хворост: «Даже ты».

Ей не хватает советов Эстель, пусть и воображаемых. За долгие годы голос старухи в памяти Адди стал хрупким, изношенным, размазанным, как все ее смертные воспоминания.

Но здесь он вернулся.

Солнце клонится к закату, когда Адди встает и направляется к окраине деревни и опушке леса, к тому месту, что старуха звала домом. Время не пощадило и его. Лес поглотил разросшийся сад, дикая природа одолела хижину, разрушила до основания, среди останков торчат макушки юной поросли. Дерево сгнило, камни рассыпались, крыша и вовсе исчезла, а прочее медленно пожирают сорняки и виноград.

В следующий визит Адди от строения не останется и следа, все проглотит чаща. Но пока скелет, что неспешно тонет во мху, еще на месте.

Уже на подходе к полуразрушенному домишке Адди замечает тень движения и понимает: хижина не совсем заброшена. Она думает, что это кролик или, может быть, молодой олень, а находит мальчика, который играет среди руин, карабкается по остаткам каменных стен и хлещет сорняки прутом, притащенным из леса.

Мальчик ей знаком: это старший из сыновей, тот, что гонялся за собакой по двору. Ему примерно девять или десять. Он достаточно взрослый и смотрит на нее подозрительно, держа свой прут наподобие меча.

– Кто ты? – возмущенно спрашивает мальчишка.

На сей раз Адди не хочет притворяться призраком.

– Ведьма!

Она не знает, почему так ответила. Может, просто ради развлечения. Или потому, что правду говорить нельзя, а раз так – можно болтать что хочешь. Или потому, что так сказала бы на ее месте Эстель.

Лицо мальчика омрачает тень.

– Ведьм не существует, – возражает он, но в голосе нет уверенности, и когда Адди подходит ближе, мальчик пятится, наступая ботинками на хрусткие, высушенные солнцем ветки.

– Ты играешь на моих костях, – предупреждает Адди. – Спускайся-ка, пока не свалился.

От удивления мальчишка спотыкается, едва не поскользнувшись на островке мха.

– Впрочем, если решишь остаться, – продолжает Адди, – там и для тебя местечко найдется.

Он в ужасе спускается и уносит ноги. Адди наблюдает, как мальчик бежит, и в ушах ее отдается каркающий смех Эстель.

Она не жалеет, что напугала ребенка, – вряд ли он запомнит. И все же завтра мальчик придет сюда снова, а Адди спрячется на краю леса, чтобы посмотреть, как он попробует вскарабкаться на обломки хижины. Парнишка предпримет попытку, но в глазах появится тревога, ребенок отступит и убежит прочь. Вспомнит ли он в тот момент о ведьмах и зарытых костях, если эта идея проросла у него в голове?

Но сегодня Адди одна и думает лишь об Эстель.

Она ведет рукой по полуразрушенной стене и гадает, не остаться ли здесь. Стать ведьмой в лесной чаще, плодом чужого воображения. Представляет, как отстраивает заново дом старухи, даже опускается на колени и укладывает горкой несколько небольших камней. Но уже на четвертом те рассыпаются и падают в сорную траву в точно таком же порядке, в каком она их оттуда подняла.

Чернилами не написать.

Рану не нанести.

Дом не построить.

Адди вздыхает. Из леса, щебеча, вылетает стайка птиц. Адди поворачивается к деревьям. Солнце еще не зашло, до заката примерно час, но она глядит в чащу, и ей чудится, что мрак смотрит оттуда в ответ.

Она пробирается между наполовину вросшими в землю камнями и ступает под сень деревьев.

Ее пробирает дрожь.

Это как шагнуть сквозь завесу.

Адди бредет между деревьями. Когда-то она боялась заблудиться, теперь каждый шаг запечатлен в ее памяти. Адди не собьется с пути, даже если сама захочет.

В глубине чащи воздух прохладнее, под куполом леса ночь ближе. Теперь ей понятно, почему в тот день она потеряла счет времени. Почему граница между тьмой и закатом оказалась столь размытой. Она все думает – стала бы взывать к богам, если б знала, который час? Стала бы молиться, зная, кто ответит?

Адди не отвечает на эти вопросы.

Ответы ни к чему.

Адди не знает, долго ли он крался за ней в тиши. Только слышит, как за спиной трещит ветка.

– Какое странное паломничество…

Адди улыбается про себя.

– Неужели?

Поворачивается и видит: Люк стоит, прислонившись спиной к дереву.

Они встречаются не впервые с памятной ночи, когда он забрал душу Бетховена. Но Адди до сих пор не забыла ту сцену. А еще она помнит, что он специально все это ей показал. Чтобы она взглянула на него и познала силу его власти. Но это было глупо. Все равно что сбросить карты, когда на кону самые высокие ставки.

«Я вижу тебя, – думает она, когда Люк отходит от дерева. – Я видела твое истинное обличье. Больше ты меня не напугаешь».

Он ступает в бледный круг света.

– Что привело тебя сюда?

– Можешь считать, что ностальгия, – пожимает плечами Адди.

– Я зову это слабостью, – задирает подбородок Люк. – Ты ходишь кругами, когда можно проложить новый путь.

– Как я могу проложить путь, когда не могу соорудить даже горку камней? Освободи меня – и увидишь, на что я способна, – хмурится Адди.

Люк со вздохом растворяется в темноте и возникает у нее за спиной, обдувая своим дыханием ее волосы.

– Аделин, Аделин… – упрекает он, но Адди знает, что, если повернется, его там не окажется.

Потому она стоит на месте, не отводя глаз от чащи, и даже не отшатывается, когда он касается ее и обнимает за плечи.

От Люка пахнет дубом, листьями и напитанным дождем полем.

– Разве ты не устала? – спрашивает мрак.

И тут она вздрагивает. Адди ждала колкостей, но к вопросу, да еще заданному почти нежно, оказалась не готова.

Прошло сто сорок лет. Целый век и еще почти половину она прожила будто эхо, будто призрак.

Конечно Адди устала.

– Разве ты не хочешь отдохнуть, дорогая?

Слова осенней паутинкой скользят по ее коже.

– Я бы похоронил тебя здесь, рядом с Эстель. Вырастил бы над твоей могилой дерево…

Адди закрывает глаза.

Да, она устала. Возможно, годы не сделали хрупкими ее кости, не ослабили тело, но усталость поселилась в душе как гниль. Случаются дни, когда Адди страшится прожить еще год, еще десяток лет, еще век. Случаются бессонные ночи, когда она мечтает умереть.

Но утром Адди просыпается и видит розовое или оранжевое рассветное небо, просвечивающее сквозь облака, или слышит плач одинокой скрипки, музыку и вспоминает, что в мире существует красота.

И ей не хочется ничего упустить – абсолютно ничего.

Адди поворачивается в его объятиях и смотрит Люку в глаза. Она не знает, в чем дело. В наступающей ли ночи или в самой чаще, но Люк выглядит иначе. Вот уже несколько лет он появляется в кружевах и бархате, одетый по последней моде. А еще представал перед ней в образе черной дыры, необузданной и жестокой. Но сейчас Люк совершенно другой.