Дарья Кузнецова - Шешель и шельма

— Стей, ну мне же интересно, я могу пообещать сидеть тихо-тихо! — Она состроила умоляющую мордашку.

— Пообещать ты можешь что угодно, вот только выполнишь ли? — усмехнулся Стеван. — А даже если выполнишь… Это явно не тот вопрос, который я готов обсуждать в присутствии женщины, да еще глубоко беременной.

— Это шовинизм и дискриминация! — пробурчала Майя. — Вы там секретничать будете, а мне скучай и лопайся от любопытства!

— Не ворчи, родная, — вмешался князь, поцеловал жену в макушку. — Сама знаешь, если он вбил себе что-то в голову, спорить бессмысленно. Ладно, что мы стоим посреди холла? Пойдем в кабинет.

— Ну хорошо, боги с вами! — сделала над собой волевое усилие хозяйка дома. — Пойду печенье, что ли, испеку, раз у меня мужа на вечер отняли…

— Не отняли, а одолжили, — насмешливо поправил тот, еще раз поцеловал жену и жестом пригласил гостя проходить.

В кабинете у Недича было уютно. Часть большого письменного стола занимали бумаги, часть — очередная недособранная модель дирижабля, которые Май мастерил в свободное время. До знакомства с князем Шешель искренне полагал, что подобные вещи создают не люди, а если люди — то точно психи, потому что с трудом представлял, как кто-то может делать столь мелкую, нудную и кропотливую работу только для собственного удовольствия. Потом от этого мнения пришлось отказаться, потому что уж кем-кем, а психом Май Недич точно не был.

— Садись. Налить тебе чего-нибудь выпить? — предложил хозяин кабинета.

— Для храбрости? — понимающе хмыкнул Стеван. — Нет, я хочу решить одну проблему, а не попойку устраивать.

— Ладно, все, считай, интригу ты выдержал в лучших театральных традициях, рассказывай уже, что стряслось.

— Да ничего, просто… Вот скажи мне как человек благородный и справедливый. Мошенничество — это преступление?

— Это тебе и свод государственных законов скажет, — растерялся Май. — Но — да, преступление.

— Если женщина с поддельными документами знакомится с мужчиной с целью выманить у него крупную сумму денег — это ведь мошенничество?

— Мошенничество, — согласился Недич, со все большим недоумением и меньшим пониманием глядя на гостя.

Правда, высказывать просившийся на язык вопрос, кто попытался обмануть самого Шешеля, не стал и вообще подобрался. Следователь был как-то уж слишком хмур и серьезен, непривычно не настроен шутить, и Май решил ему не мешать.

— Прекрасно. А если деньги она тратила на содержание семьи? Толпы младших братьев и сестер. Причем те не нищенствовали, просто ей хотелось улучшить и облегчить им жизнь. Все равно преступление?

— Пожалуй.

— И стремиться посадить такую вот мошенницу — это нормально?

— Нормально, — покладисто кивнул Май.

— Уже хорошо, — вздохнул Шешель. И замолчал.

— Слушай, я вообще ничего не понимаю! Что стряслось-то? Мошенницы какие-то… А, погоди! Ты же свою Кокетку поймал, я и забыл! Это про нее?

— Стевич проболтался? — понимающе усмехнулся следователь. Фиолетовый маг из Зоринки дружил с князем и даже был косвенно причастен к его женитьбе, так что осведомленность Мая не удивляла. — Ну… сложно сказать. В некотором смысле, наверное, поймал. Во всяком случае, она на эту роль тянет больше других. Правда, очень ловкая оказалась, я могу доказать только подлог документов, и то в том деле, где она никакой выгоды получить не успела.

— Кхм. Ты этим расстроен? Что нельзя ее посадить?

— Да не совсем, — скривился следователь. И опять замолчал.

С десяток секунд повисела тишина, которую гость не спешил нарушать, и не выдержал уже Май. Правда, задавать наводящие вопросы не стал, а заговорил, как ему казалось, о постороннем:

— Слушай, я давно хотел спросить… А почему ты с таким маниакальным упорством за этой Кокеткой бегаешь? Как-то это на тебя не похоже. Ладно бы маньяк был какой-то кровавый, а то простая аферистка.

— Это… Ну, в некотором роде это навязчивая идея, да. Вообще там старая и слезливая история, — неприязненно поморщился Шешель.

— Она обманула тебя? — все же предположил Недич.

— Не совсем. Ай, да чтоб мне посереть! Я ж, собственно, за этим и пришел… В общем, слушай. Особое отношение к мошенницам у меня из-за отца. Он… Нет, тут так в двух словах не выйдет. В общем, мы с ним никогда особенно не ладили, но по нераспространенной причине: он всегда был тряпкой, а меня это жутко злило.

— Ты не слишком категоричен? — опешил Май.

— Я совершенно объективен, — возразил Стеван. — Пока была жива мать, именно она в семье являлась головой и силой воли. Когда она умерла, отец превратился совсем уж в размазню. Нет, он не лежал целый день в постели, бесцельно глядя в потолок, иначе я бы точно сдал его мозгоправам. Он работал, общался с друзьями, но при малейшей сложности в жизненных вопросах опускал руки, садился и ныл, как все плохо. Чтоб ты понимал, что я объективен… Когда мать умерла, мне было тринадцать, и похоронами занимался именно я, отец оказался не в состоянии. Он вообще, особенно в первое время после ее смерти, был жутко пассивным, жил словно бы по накатанным рельсам, и на какую-то полезную деятельность за пределами привычной колеи его можно было подвигнуть только очень весомыми пинками. Ты, кстати, до встречи со своей благоверной, — он кивнул на дверь, — кое в чем очень его напоминал и, между нами, тоже меня злил. Но у тебя хоть повод для этого имелся серьезный, а у него — просто характер.

— И он в итоге стал жертвой мошенницы? — предположил Недич, потому что гость опять замолчал. — Но мне казалось, преступники подобного рода никогда не идут на убийство…

— Ну как? Почти стал, — вздохнул Шешель. — Я тогда служил, потому что с детства хотел стать следователем, а без армии о такой работе не стоит и думать. То есть долго отсутствовал. Он мне позвонил и как-то так говорил… Не объясню. Но, помню, он меня своим нытьем сильно разозлил тогда, ответил я ему резко. А потом поостыл и понял, что он себя вел уж как-то слишком странно, не так, как обычно. И ощущения от разговора нехорошие остались. Я попросил опять позвонить, командиру все объяснил. Тот был мужик хороший, понимающий, разрешил в порядке исключения — все-таки отец. Только я не дозвонился, трубку никто не брал. Попросил друга заглянуть, проверить, у него ключи от квартиры были. Ну и… Не успел он, короче. Отец вскрыл себе вены. Я не поверил поначалу, что он на такое решился, думал — убили.

— А на самом деле?

— На самом деле он попался такой вот аферистке. Ну лакомый же кусок — одинокий мужчина, доверчивый, как трехлетка. Она его обработала быстро, но, видимо, не слишком хорошо подготовилась, иначе знала бы, что вся собственность записана на меня, вот именно потому, что он такой доверчивый. Так что всерьез кинуть она его не смогла, но проблема в другом: он в нее влюбился. А когда все выяснилось и она его бросила… В общем, единственный раз он решился на поступок и лучше бы не начинал, честное слово.