Дарья Кузнецова - Шешель и шельма

Боги, да что же он с ней делает?! Ведь невозможно же думать о чем-то постороннем…

— А его ты тоже выбирал, полагаясь на собственный вкус? — с иронией спросила Чарген, бросив платье на спинку стула, чтобы надеть сначала тонкое кружево. Белье следователь прихватил… откровенное.

— Отчасти. Мне просто хотелось взглянуть на тебя в этом. — Шешель наблюдал за ней, сидя на краешке стола.

— И как? — прекрасно зная ответ, Чара повернулась на месте, позволяя разглядеть себя со всех сторон.

— Жду момента, когда смогу его снять, — отозвался следователь. — Одевайся уже, надо еще в изолятор подняться, получить твои вещи и оформить освобождение.

— А ты, может, еще и туфли мне принес?

— В шкафу, внизу.

— Все-таки ты замечательный! — улыбнулась Чарген, на ходу застегивая платье. С глубоким треугольным вырезом, летящей юбкой чуть выше колен, с рукавами до локтя, оно идеально сидело по фигуре и ласкало кожу мягкой шелковистой тканью, еще и холодило, что при нынешней погоде оказалось большим плюсом.

— Как недалеко у тебя «замечательный» лежит от «сволочи», — рассмеялся Стеван. — Причем в обоих направлениях.

— Это просто ты очень противоречивый, — возразила Чара, нехотя обуваясь.

С туфлями Шешель не угадал, но тут уже стоило пенять на себя, а не на него. Потому что выглядели лаковые лодочки безупречно, и невысокий каблук казался удобным, но откуда было следователю знать, что конкретно эта пара жутко натирает ей мизинцы? Выбросила бы вовремя — сейчас не мучилась!

Когда интересное зрелище закончилось, Стеван отклеился от стола и принялся наводить порядок, собирая разбросанные папки и отдельные листы. Поднял плотный конверт с надломленной владыческой печатью, остальные бумаги небрежно бросил на стол.

— Это оно? — спросила Чара, складывая казенное платье и белье в знакомую, то есть свою собственную полотняную сумку — видимо, именно в ней Шешель принес одежду.

— Да. — Не дожидаясь просьбы, следователь достал из конверта лист гербовой бумаги и протянул Чарген.

Приказ о помиловании действительно распространялся не только на аферу с документами, но и на другие преступления, совершенные до сегодняшнего числа, за исключением тяжких — тех, которые касались умышленного причинения значительного вреда здоровью и жизни людей, государственной измены и всего в таком роде. Чарген длинно вздохнула с огромным облегчением — ничего столь серьезного за ней не водилось.

Размашистая подпись владыки Ольбада, государственная печать с гербом… Солидная бумага.

— Погоди, но тут же ничего нет про условия. Просто… помиловали? И все?

— Говорю же, под мою ответственность, — поморщился Шешель. — Склонить тебя к сотрудничеству должен я.

— А если не склонюсь? — полюбопытствовала Чарген.

— Давай не будем фантазировать о совсем уж несбыточном? — усмехнулся следователь. — Ты же хочешь учиться.

— Ну я так, для общего развития. — Чара пожала плечами. — Интересно же. Но почему владыка поступил так странно? Почему нести за меня ответственность должен именно ты?

В ответ Стеван состроил недовольную гримасу, но от ответа уходить не стал:

— Он передо мной не отчитывается, но… Полагаю, ему очень не понравилось мое особое и откровенно предвзятое к тебе отношение, и он решил вот так меня встряхнуть и призвать к порядку. Или ему было любопытно, как я поступлю и дам ли ход его распоряжению.

— А ты мог не дать?

— Мог, — подтвердил Шешель. С рассеянным видом приобнял Чару, привлек ближе. — Теоретически. Он прислал его лично мне, и дата на документе не стояла. Но это все, конечно, голые догадки, я не знаю, что происходит в голове у Тихомира и тем более — его почтенной супруги. Ладно, раз ты убедилась, что помилование — правда, а не хитрый ход, направленный на усыпление твоей бдительности, может, удовлетворишь мое любопытство?

— О чем ты?

— Среди них есть твои? — спросил, хлопнув ладонью по стопке из нескольких тонких папок.

Чарген тоже стало любопытно, и она сунулась перебирать документы.

— Ну… ничего удивительного, — вздохнула, просмотрев всю стопку. — Все-таки ты хороший следователь. Пять. Сказать какие?

— Давай так, я еще немного подумаю и отберу их, а ты потом скажешь, угадал или нет, — удовлетворенно улыбнулся он. — Надо же закрыть, а то что они будут висеть мертвым грузом. Готова? Пойдем.

Выходила из кабинета Чара с некоторым внутренним напряжением, мысленно ожидая за дверью любопытных взглядов случайных свидетелей их со С-теваном «общения». Но, видимо, люди здесь не слонялись по коридорам просто так, и, если кто-то что-то слышал, он уже давно умчался по своим делам, так что Чарген окончательно успокоилась.

Идти по коридорам СК под руку с господином Сыщиком было… потрясающе. Чарген готова была танцевать и дразнить всех встречных людей в форме, которые были ей теперь совсем не страшны. Да и озадаченные взгляды Стевановых коллег, которые сам Шешель невозмутимо игнорировал, добавляли веселья.

— Почему они на нас так смотрят? — все-таки спросила Чарген, когда пара поднималась по лестнице.

— Точно не знаю, меня пока еще не расспрашивали о подробностях, — пожал плечами господин Сыщик.

— Что? О каких подробностях?..

— После нашей с тобой… беседы в изоляторе, часть которой на своем посту прекрасно слышала охрана, по СК явно пошел гулять какой-то слух. Это тесный коллектив, здесь любят делиться новостями о коллегах. А тут редкий, замечательный повод: мало того что пикантная связь следователя с подозреваемой, да еще и следователь этот — я.

— И чем именно ты такой особенный? — спросила Чарген со смесью иронии и любопытства. Особенный же, глупо с этим спорить, но интересно, что имеется в виду сейчас?

— Тем, что прежде о моей личной жизни сложно было сплетничать по причине ее отсутствия. В основном гадали, все ли у меня нормально с головой и другими органами, — усмехнулся он. — Теперь вот благодаря тебе реабилитируюсь.

— Какой ужас! — пробормотала Чара. — И тебя это совсем-совсем не задевает?

— А должно? — искренне озадачился следователь. — Ну скажут, что я выхлопотал любовнице помилование у владыки, пользуясь вхожестью к нему. В какой-то мере это так и было. Те, кто хоть немного знает Тихомира, не поверят в такую чушь, будто я мог на него повлиять. Те, кто не знает… Почему я должен о них беспокоиться?

— В какой-то мере? — уцепилась Чарген. — То есть ты правда его просил?..

— Ты хочешь что-нибудь приятное или правду? — искоса глянул Шешель.

— То есть нет? — вздохнула она.

— Правда в том, что к тому моменту я еще не понимал некоторых важных вещей, и мне просто не могло прийти в голову просить о чем-то подобном.

— Например, каких вещей? — заинтересовалась мошенница, решительно задвинув подальше легкую обиду и досаду. Ну да, ну вот такой он, что теперь делать!