Ирина Н.Левина - Остров «Иллюзия»

И что такого я у вас просила?! Ни есть, ни пить. Только, чтобы вы не оставляли меня, только, чтобы я знала, что вы есть, что мне есть кого любить. Вот мой настоящий голод. Вот пища, без которой я умру! Подавитесь Вы своими фруктами, подавитесь Вы своей рыбой и жареными поросятами. Выжила я как-то и без этого. И выберусь я отсюда сама. Мёртвый он… Хорошо устроился!! АЙ!!

Камни посыпались, Саша закричала, потом всё стихло.

Он несколько раз окликнул, но она не отозвалась. Аша лёг на живот и аккуратно начал спускаться по наклонной плоскости.

Вдруг ноги совершенно перестали чувствовать опору и по каменной горке, сдирая кожу на коленях и животе, Аша понесся вниз.

Он бесконечно катился вниз. Сначала отчаянно цепляясь пальцами, ногтями за осыпающийся грунт, сопротивлялся земному притяжению. Потом понял, что сопротивляться бесполезно, эта горка сама ведёт его, швыряя то влево, то вправо. Он испугался, не дорога ли это к смерти. «Вот и всё, Господи? Нет, Господи, нет… Не оставь, Боже. Не оставь меня и её. И её не забирай, Господи. Глупую, наивную, честную». Тут скорость скольжения стала снижаться, и он остановился.

«Испугался, затараторил. Значит, есть, что терять? Что же это за сокровище?»

В абсолютной темноте Аша встал.

«Алекс, Вы здесь?» Никто не ответил. Опираясь руками о невидимые стены, ощупывая ногою грунт, Аша начал движение. «Чертова Алекс, – шёл и думал он. – Всё из-за тебя. Если бы не ты! О, если бы не ты! Лежал бы я сейчас спокойно на дне океана, ели бы меня рыбы. Но нет, надо было увидеть твой костер и спуститься со скалы! Куда я иду? И куда ты подевалась?»

Все здесь было черно, и только её зеленый сарафан плыл перед глазами и освещал путь. «Выведешь меня, сумасшедшая? Ты здесь все ходы знаешь? Ты хитрая. Поэтому я тебе не верю. Только выведи меня из этой духоты, и я с тобой окончательно разберусь». Дышать становилось всё трудней. «Вдох-выдох… Господи, куда я забрался, безумец? Боже, если ты только есть! Укажи мне верный путь. Дай путь. Дай шанс, и я больше не предам Тебя! Поговори со мной! Я услышу Тебя. Скажи мне, что Ты хочешь, и я дам Тебе. Только что взять с меня: афиши? прах Голи? Какие ещё драгоценности у меня есть? Моя жизнь? Тебе просто нужна моя жизнь? А почему Ты не забрал её с той, без которой эта жизнь потеряла смысл?! А теперь такая, бессмысленная, Тебе нужна? Дай знак, и я пойму, какой жертвы Ты хочешь от меня. » Нога ступила в воду. Ещё несколько шагов, и он оказался в холодной воде по грудь.

«Так, дальше – глубже. Черт! Она не умеет плавать… Алекс! Алекс! Эта чертова Алекс! Эта чертова жизнь!» Аша заколотил руками по стене. «Да свершится воля Твоя, Отец мой…» Он лёг на воду и поплыл. Он сам не понимал: плывет ли он или просто барахтается в черной воде.

«Что я? Где я? Где она? Неужели лежит на дне этой черной пропасти? Неужели Ты её выбрал в жертву? Нет. Она не имеет для меня никакой ценности . Жертвы не выйдет. Честное слово. Не бери её, Господи. Не надо! Не надо! Пожалуйста, не её. Меня. Я уже давно готов. Возьми меня…»

Дышать стало легче, а впереди вдруг, как из ни откуда, возник свет, в котором качался зеленый лист, и беззвучно пролетала стрекоза. Он понял, что находится в той пещере, где они с Алекс видели сны наяву, и куда он приходил потом один и писал факелом на стенах почему-то тогда пришедшие ему на ум любимые слова Голи «создав, сумей отпустить».

Он вышел из пещеры и увидел, как она бежит вдоль ручья по черно-белому лесу, перепрыгивая через корни и камни. «Жива, жива…»

– Алекс! Саша!

Она вздрогнула плечами, всплеснула руками и, не оборачиваясь, побежала дальше.

ГЛАВА 4

костёр

«Сколько ни экономь, все равно всему приходит конец»,– подумала Саша, аккуратно сжимая в кулаке хрупкий грифель, оставшийся от карандаша. «Что я напишу сегодня? «Его нет уже третий день. Сегодня сама лазила за фруктами. Не смогла очистить. Ела с кожурой».

С охапкой хвороста подмышкой Саша шла на запах жареного мяса, который вызывал слюну и будил воспоминания из прежней жизни: о «шашлыках на природе». «Какие ароматные галлюцинации», – подумала она.

Перед глазами всплыл, проступив сквозь тьму островной ночи, её маленький сад на даче: справа три яблони, слева вишня и слива, в спину дохнуло тепло кирпичных стен дачного домика, впереди сарай с вечно открытой дверью, а в дальнем правом углу – мангал с горящими углями. «Что же я остановилась? Сейчас угли прогорят». Саша пошла к мангалу. Вдруг в ореол света из темноты вошла мужская фигура. Саша снова остановилась. Сад исчез, а шашлычный дух стал просто запахом жареного мяса. «Да,– подумала Саша,– могла ли я себе представить…»

Аша хозяйничал возле костра: то поправлял угли, то поворачивал шипящие от жара окорочка несчастного олененка.

«Как ты мне надоел со своей показухой. Знаю, сейчас все начнет играть в твоих руках. И соли из плошки ты возьмёшь столько сколько надо, ни больше, ни меньше. Я всегда что-нибудь пересолю. Но ты – нет. Эта твоя чертова выдержка и чутье. Я видела недавно, как ты стоял за деревом и подсматривал за мной, когда я купалась. Сначала я хотела подразнить тебя, сделать несколько красивых движений руками, как делал Девеш Мирчандани в своих танцах. Но передумала. Во-первых, не умеешь – не берись, а во-вторых… зачем? шанти, шанти».

Но сегодня не было привычного театра: ни полёта тонких пальцев, ни артистичных поз и жестов.

– Проходи, не стесняйся, – произнес он тихо.

– Я люблю, когда Вас нет рядом. Это выглядит загадочно. – Сказала она и присела к очагу.

Вечер был влажный и душный. Мясо медленно жарилось на углях. Кое-где на нем уже появилась коричнево-черная горелая корка, а где-то оно ещё розовело, капало и шипело, когда поворачивалось к жару. Угли то алели, то покрывались мертвенным белёсым пеплом, и Аше приходилось раздувать в них жизнь, помахивая мятым клочком пестрой бумажки. Получалось плохо.

– Прихожу – костер почти погас. Ни хвороста, ничего в Вашем хозяйстве нет. Еле разжёг. Бумага глянцевая, плохо горит. Но газета – это другое дело…

Саша сначала не поняла, о чем он говорит, а потом увидела, что из костра на неё смотрят и улыбаются глаза «Молодого, красивого, гордого», а рядом догорает кусок индонезийской газеты. Саша вскричала:

– Мои стихи! Кто Вам дал право?! Дикарь.

Она хотела его ударить так сильно, что не смогла в себе собрать такую силу и только вяло шлепнула его по спине.

– Это жертвенный костёр и агнец на нем.

– Вы пожертвовали тем, что Вам не принадлежит.

Аша продолжал ковыряться палкой в пепле.

– Для кого ты это пишешь? Кто это будет читать? Нет читателя – нет текста. Нет зрителя – нет актёра.

– Там были мои стихи. Там я.

– А рядом я, – Аша ткнул палкой в нос «Молодого и гордого».