Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

Камень не распознал ошибки и на глазах у обомлевшего элле с чувством выполненного долга втянул в себя расшитый золотом бархат. Управляющий попятился к королю, не спуская с волнующегося мрамора глаз.

Стены вокруг двух элле, стоящих спина к спине, заходили ходуном.

– Даэн! – новый голос принадлежал повелителю стихий, с которым король едва не столкнулся на лестнице. Элле бежал по коридору, его медовые кудри прилипли к взмокшему лбу, отчего выражение широко распахнутых жёлтых глаз казалось ещё безумнее.

Одновременно с ним на ступенях четвертого яруса показалась Шаниэ. Услыхав шум, эльне выскочила из королевских покоев на лестницу.

Даэн втянул голову в плечи и попятился.

Тамлин вышел из оцепенения, в котором наблюдал за мальчиком как наблюдают за работой то ли гениального, то ли безумного творца. Протянул Даэну руку, но тот не двинулся с места. Белки его глаз налились кровью, брови скорбно изогнулись. Он взмахнул рукой – и лестница под ногами Шан рассыпалась, камень скрутился в спираль, заключая эльне в клетку. Клетка завертелась как юла и переместилась за спину ребенку, уплотняясь и наливаясь эбонитовым блеском. Шаниэ пискнула и потеряла сознание, прижавшись к прутьям.

Пол вокруг Тамлина и Эмриата вздыбился. Воин оттолкнул поравнявшегося с ними юношу назад в коридор – туда, где он только что стоял, упала лепнина вместе с антревольтом и оставила вмятину в мраморе. После чего крутанулся, схватил ремесленника за плечо и дёрнул на себя, спасая от острых как бритва каменных хлыстов, что взвились в воздух из-под его ног и сплелись над их головами в сеть.

Замок стонал и колебался, управляемый неокрепшим разумом. Разрушения стремительно множились. Вместе с лестницей обрушилась вся северная галерея третьего яруса; между мальчиком и королем теперь зияла пропасть. Окна и двери намертво зарастали, запечатывая переполошенных элле в ловушки своих комнат.

Тамлин схватился за каменные прутья и потянул в стороны. Из-под разрезанных ладоней обильно заструилась кровь, закапала на пол. Мрамор дрогнул и смягчился под руками хозяина как разогретый металл. Воин выбрался из клетки и не мешкая бросился к мальчику, но тот снова поднял руку.

Пол под королем вздыбился к прогнувшемуся потолку. Воин с усилием прижал мрамор ногой – тот подчинился и рухнул мертвой глыбой вниз. Тамлин выпрямился, чувствуя нарастающую злость. Внимательно оглядел Даэна в свете синепатической вспышки. И в этот раз двинулся вперед неспешно, не думая ни о чем, кроме ритма шагов.

Вокруг вздымались и опадали облака пыли, угрожающе свистели валуны, дворец стонал, скрипел и содрогался.

Тамлин продолжал идти.

Шаг, еще один, за ним еще и еще. Медленная поступь ничего не говорит об идущем, потому что у идущего нет цели в конце пути. Тело занимает новое положение в пространстве так же естественно, как живой камень, подрагивая, расстилается над пропастью надёжной тропой.

В пыльном воздухе разлился едва уловимый аромат цветка бегонии, вмерзшего в лед.

Нечто темное, что сидело в мальчике, хорошо различимое взгляду короля, вдруг перестало видеть перед собой хоть что-то, чему бы можно было противодействовать. Поэтому вынудило носителя отступать – до тех пор, пока тот не прижался к клетке с Шаниэ, раскинув руки.

Тамлин остановился на расстоянии шага, взглянул на съежившегося ребенка. Мальчик глядел на короля, стоявшего перед ним в ореоле дневного света, проникшего сквозь разгромленную крышу. Похожего на ожившую, истекающую кровью ледяную статую, пустотелую внутри и не вызывающую никаких других эмоций, кроме первобытного ужаса. Видел его насквозь

и был им.

Отчаяние билось внутри детского тела обессилевшей пичужкой. Даэнниэ вздохнул и крупно задрожал. Его глаза заволокла тьма; обитающая в этой тьме незваная гостья стала просачиваться сквозь сломленное детское сознание внутрь дворца. И внутрь разума его обитателей.

Времени оставалось мало. Катастрофически мало.

Тамлин потянулся к перевязи, коснулся рукояти кинжала, который носил с собой всегда. Плечо короля обхватили чьи-то пальцы.

– Не убивай, – прошептал Эмриат. – Это наша вина. Моя. Я должен был увидеть. Понять. Помочь…

– Нет, моя! – повелитель стихий с безумным взглядом желтых глаз и всклокоченными медовыми кудрями возник между Даэнниэ и королем. – Я следил за ним, знал обо всем, но никому не сказал. Не мог предположить… – элле схватился за голову и упал на колени. – Лучше убейте меня, но пожалейте его. Спасите его, умоляю! Он все, что у меня есть…

“Что бы ты ни сделал, воин, я обрету свободу – или заберу с собой эту жизнь", – ненавистный хриплый голос гудел под сводом черепа, заглушая слова юноши. “Мальчик зашёл слишком далеко – туда, откуда не возвращаются. Теперь он мой. Теперь всё здесь мое. Признайся, есть вещи, которые ты не в силах контролировать…"

Оба голоса звучали синхронно: торжествующий и молящий. Тамлин не слушал ни один и продолжал вглядываться в ореол, что окутывал маленького элле – плотный и непроглядный, как мрак на дне ущелья. Надеясь на крошечный просвет, который позволил бы ему увидеть истину. На один-единственный шанс.

Из кармана юноши, что стоял перед королём на коленях, вдруг выпрыгнула толстая жаба, устроилась поудобнее на осколке антревольта и утробно квакнула. Тамлин невольно перевёл взгляд на неё. Жаба встретилась глазами с королём, сглотнула, задрожала и вдруг превратилась в яблочный огрызок, видимо, посчитав такой облик наименее притязательным. После чего выпустила из надкусанной яблочной плоти две четырехпалые лапки и быстро закопалась в каменную крошку.

Даэн глубоко вздохнул. Тамлин поднял взгляд – и в очередной раз убедился в силе удивления.

Искристое сияние пытливого любопытства рассеивало ореол мрака; теперь воин отчётливо видел, что внутри мальчика мерцает голубой огонек страха, крошечный, но очень яркий. Даэн тревожился – но не за себя, а за участь того, кто стоял рядом. Тревожился так сильно, что готов был прорваться сквозь поработившую его сущность и исторгнуть ее прочь.

Страх – как точка в центре мишени – мгновенно показал воину, куда нанести удар.

Тамлин порывисто шагнул вперед. Повелитель стихий вскочил, сверкающий нестерпимо белым светом искренности и отваги, готовый если не отдать жизнь за брата, то умереть вместе с ним.

Воин только этого и ждал. Он резко крутанулся и впечатал ладонь юноше в грудь, оставляя на его рубахе след кровавой пятерни.

Эмриат за спиной громко вздохнул и подался вперед. А юноша, не смея поверить в произошедшее, взмахнул руками, тщетно ища опору там, где каждый в этом дворце привык ее находить – и полетел вниз.