Елена Машенцева - Песнь о птице Алконост

–Что случилось?

Гномиха метнула в меня разгневанным взглядом, вполне способным стать причиной не то, что угольков – настоящего пожарища!

–Вы привели в дом похотливого извращенца! И упросили Повелителя оставить его жить!– досадно морщась, бросила она в темноту, метясь, впрочем, в меня.

По спине пробежал противный холодок, я ошарашено блымкала глазами.

–Ничего не понимаю, да объяснит мне кто-нибудь?! На Рашаля будто бы не похоже. Какое-то недоразумение.

– Недоразумение! –Тут же ввернула гномиха.– Это вы его правильно назвали! Колода с ушами! Дрых слюнявый! Паршивец хотел пристроиться к моему УББырчику, когда тот изволил отдыхать! Немыслимо! Мы будем жаловаться в профсоюзный комитет!

Я поперхнулась и растерянно уставилась в темноту.

–И ничего удивительного!– Настаивала ЛиККар Лаб.– Я давно наблюдаю, как негодяй посматривает на моего муженька! Скотоложец! Тьфу ты, мужеложец!

И, напоследок метнув грозным матерным предупреждением, оправила подол платья и засеменила вслед за переместившимся к покоям тролля Уббыр Гоном. Я же осталась, где стояла, ощущая себя при этом, по меньшей мере, как она там сказала? Ну да, ладно. Самым лучшим было не лезть не в свое дело и целой и невредимой вернуться восвояси. Так я и сделала. Дверь медленно качнулась от толчка бедром, но захлопнулась с неестественной силой. «Извращенец» стоял в шаге от меня, заговорчески прикладывая к губам извазюканый в знакомой пене указательный палец. На лице – толи смущение, толи ехидная гримаса.

–Попадос,– Весело доложил малец и, заметив пушистые наросты, без стеснения вытер их об мое одеяло(!).

Второй рукой он при этом придерживал слишком уж широкие штаны тролля, вольготно болтавшиеся на бедрах. Я нерешительно заморгала: уж больно красноречивый получался видок. Но образ сластолюбца, польстившегося на спорные прелести УББыр Гона, все равно не клеился к нему. Легким пинком я вынудила Рашаля отодвинуться вглубь комнаты, подальше от двери, за которой нас могли услышать, для пущей убедительности сопроводив команду несильным, но вполне показательным выкручиванием ладони.

–Тебя гномы ищут,– Мне пришлось нарочито медленно разъяснить наглецу очевидные вещи.– А найдут, спалят на капище позади замка во славу своего Сапуха Визгливого.

Из гномьих богов я знала только одного, да и то лишь благодаря благозвучному имени. Но малец не испугался.

–Ой, как страшно, ажно позвонки от ужаса в штаны ссыпались и кишки внутри узлом перевязались, – глумливо покривился он, сморкаясь в рукав, но, заметив, как нервно подергивается мой глаз, добавил тише и уважительнее.– Нет, правда испугался! Только этого на лице не видать. А так-то, – страшно. Ну, если этого мало, то я могу и лучше испугаться. Но не сейчас, – малец прислушался к гневному урчанию в своем желудке и разочарованно изрек.– Для этого посыл нужон. Малость попозжа. Всеж таки сальце у них… Вот был у нас случай один. Залез как-то к соседу нашему воришка. А сосед на его воровскую недолю окорока как раз покоптил. Он у нас в печище вообще-то знатный коптильщик был, любую тухлятину мог в приличный вид привести. Всем печищем пользовались, ежели что пропадет ненароком, коптили, да на торжище, ну то, что подальше. Так вот, воришку того бестолкового потом без труда отыскали. По запаху. Под кустом, бедолага, маялся, далеко уйти не смог…

–Ты мне зубы то не заговаривай,– скривившись, отмахнулась я.– Если расскажешь сам и без нажима, десницу не трону. Рекомендую не упорствовать во грехе.

–Конечно, конечно,– поспешил заверить малец.– Все как на духу.

–Гномиха говорит, ты к мужу её приставал,– положила я начало исповеди.

Рашаль страдальчески закатил глаза и слюняво прогундосил:

–Да чтоб у меня отсохло! И не думал даже. Просто шел мимо кладовки, услышал странные звуки. Неужто, соображаю, лихие люди в замок проникли, да в кладовой притаились. Я туда…

Я понимающе ощерилась: «В кладовке… Ага…Знакомая история.» Штаны, несколько позабытые бурно жестикулирующими руками, медленно поползли вниз. Паренек спохватился, сунулся придержать, но не уделил этому должного внимания и, распаляясь, взмахнул невидимым мечем. Глаза горят, язык заплетается. По всему, если там и были воры, то они отчаялись покинуть замок живыми. На беду мальца, кто-кто, а я то уж на этот театр не купилась: имела счастье созерцать хваленую доблесть в действии.

–А теперь начистоту, чего в кладовке забыл?

Пыл с вояки как рукой сняло.

–Ну? Вопрос понял?

–Вопрос понял,– Кисло заключил малец.– Ответ думаю.

–А ты не утруждайся. Так выкладывай. Бездумно.

–Ну, – угрюмо осклабился провинившийся,– Они там сальце копченое держат, а нам уже вторую седмицу кулеш на гусиных шейках скармливают. Собакам на заднем дворе тоже самое дают! Я и решил их немного проучить. Залез, значит, и давай припасы половинить. Все по-чести: им и нам. Да только гляжу, больно много получается, в руках не унести. Вот штаны и развязал, да веревками внизу закрепил,– Рашаль кивнул на разрезанный надвое поясок, стягивающий широкие тролльи штанины в самом низу, для пущей вместимости.– Пихаю туда, значит, да вдруг слышу стон вроде. Так от ужаса рубаха к спине и прилипла. А за ним опять: «… буб-бур-бур…». Страш…Страшно интересно мне стало. Кто это в кладовку пробрался, да так над добрыми людьми пошучивает? Ну, сама понимаешь, с таким «уловом» за ворами бегать не с руки. Вот и решил со справедливостью обождать покамесь, сало обратно вывалил. Дай, думаю, подкрадусь, да застану упыря врасплох. А тот упырь словно никуда уходить и не собирается, мирно так свое «бур-бур» на все лады выводит. Ну, нахал! Подкрался поближе и прям остолбенел. Это ж наш УББыр Гон трели на кулак наворачивает. Пораньше меня в кладовую залез, натрескался сметаны и ещё не знамо чего, расслюнявился аж от удовольствия, да так на месте преступления и сморило, чтоб его. Хотел уже вернуться к своему интересу, но тут, домовой ущипнул, вспомнил.

–Ну! – нетерпеливо подбодрила я.– Говори уж до конца.

–Я сам из Отрыжека. Печище то у нас большое, богатое, да и места больно красивые: река широкая, даже летом не пересыхает, лес есть, да полянки ягодные,– со счастливой улыбкой затянул Рашаль.– Только вот скучно. Особливо зимой, когда поля работу не принимают, да по окрестностям так просто не смотнешься: завьюжило. К излому зимы к нам обычно на праздник баечники да факиры стекаются. Времена то самые лучшие: и люд по веселью стосковался, и денежка ещё не вся за долгую зиму утекла. На прошлый праздник, значит, фокусник забрел. Мастерство показывает, залюбуешься. Словно не фокусы, а самая настоящая магия. Мне интересно стало, как это он так? Ходил за ним, заглядывал, только так ничего и не понял. Один трюк особенно хорош. Берет из колоды карту, обычную такую, ничем не приметную. Кладет на неё щепку, любую, часто у кого даже спросит. А потом карту так немного, двумя пальцами, сжимает, словно магию на неё насылает, глазами так поводит-поводит, да и скажет там что. Понятно, все для отвлечения внимания. Только я парень не дурак, уловки их ведаю. А щепочка та над картой так и взлетает. Как это он делает, в толк взять не мог. Одно только и понял: карта – не простая. Я за ним и так и этак, и со спины смотрел. Отроки бают, если так глянуть, то секрет непременно прознаешь. Никак не выходило. Пришлось это… знаешь ли… проверенным средством. Упер я её, карту ту. Фокусник так ничего и не понял, вполне довольный Отрыжек покидал. Утек я подальше, сокровище свое достал и ну глядеть. А секрет то прост: тончайшие веревочки протянуты были. Как только карту сжимаешь, они уменьшаются; и щепочка словно сама в воздухе парит. Карту эту, понятное дело, я показывать своим не решился. Зато потом, в городе, хороший доход с фокуса имел. Да только теперь она в тимировой тюряге осталась, а ход туда мне заказан.